Она из тех, кого "ждут, в семи домах ждут". И это не случайно. По мысли писателя, в героине живет особая любовь к своему занятию, которая превращает удачливую сваху, мастерицу приватных дел, в артистическую, творческую натуру. Но даже искренняя увлеченность делом не мешает Домне Платоновне в условиях "петербургских обстоятельств" быть изворотливохитроумной, корыстной, а главное, откровенно-циничной. Особенно выразителен в этом отношении ее комментарий по поводу состояния "Лекадинки", глубоко переживающей свое первое свидание с богатым сожителем: "Холеной неженке первый снежок труден". Вполне очевидно, что власть "страшной силы петербургских обстоятельств" вызывает коренное изменение внутреннего мира лесковской героини. В беседах с автором Домна Платоновна неоднократно упоминает о свойственных ей простоте и "добрости", но эти ее качества существенно деформировались в атмосфере "нынешнего света". Что такое "добрость" Домны Платоновны, об этом недвусмысленно свидетельствует участие свахи в судьбе оступившейся молодой женщины "Лекадинки". Она не находит лучшего и верного способа помочь несчастной, чем подыскать богатого сожителя, от которого, как считает Домна Платоновна, та сможет получить деньги, необходимые для возвращения к мужу. При этом доброжелательница абсолютно уверена в благородстве и бескорыстии собственного совета и "непроходимой глупости госпожи Лекадинки".

Несмотря на то, что автор повести из бесед с героиней вынес немало наблюдений и догадок об особенностях ее сложной и противоречивой натуры и предложил читателям попутные комментарии самобытного и незаурядного характера собеседницы, тем не менее она приберегла для него главное о себе знание под самый занавес своей жизни. То, что в конечном итоге открылось в Домне Платоновне, нивелировало представление о всемерной уласти "петербургских обстоятельств" над героиней и обнаружило качество, которое станет определяющим в характерах лесковских героев. Власть натуры всегда будет в них сильнее власти обстоятельств. Полюбив молодого и непутевого Валерку, Валерочку, Домна Платоновна предстала во всей мощи, силе индивидуальности человеческой природы, перекрывающей социальные нормы поведения, и вслед за Настей-песельницей, Катериной Измайловой продолжила ряд лучших художественных образов Лескова.

Ранняя проза Лескова со всей очевидностью свидетельствовала, что в русскую литературу пришел большого таланта писатель. Однако, как известно, не все было просто уже в начальные литературные годы у такого своеобразного человека, каким был Лесков.

Ситуация наивысшего напряжения, когда от молодого литератора отвернулись буквально все, была связана с его неосторожной статьей о петербургских пожарах ("Северная пчела", 30 мая 1862), в которой Лесков потребовал от градоначальника назвать настоящих "поджигателей" Апраксина и Щукина дворов, связав свое требование со слухами о том, что якобы в поджогах участвовали студенты. Передовые круги расценили лесковское выступление как провокационное. Лескова обвинили в натравливании органов власти на студентов. Обвинение это поддержал и герценовский "Колокол". Последствия случившегося оказались для Лескова крайне тяжелыми: участие в передовой русской печати стало для него невозможно.

Три месяца Лесков отбивался от сыпавшихся на него обвинений, а затем, не выдержав, бежал за границу; там он задумал роман, которым хотел расквитаться со своими обидчиками, излить накопившуюся горечь, высказаться по многим злободневным вопросам современности. Роман получился очень личностным и желчным, с массой карикатурных лиц на людей 60-х годов. Позже Лесков прямо назовет роман "Некуда" "историческим памфлетом".

Вот уже чего он никогда не умел делать, так это одолеть свой крутой нрав. В результате, сам того не предполагая, Лесков, к тому времени автор "Язвительного", "Овцебыка", "Жития одной бабы", чуть позже "Воительницы", "Леди Макбет Мценского уезда", на двадцать лет обеспечил себе непризнание в литературе, и это было, по словам Ю. Нагибина, "его трагедией, его адом".

Роман "Некуда" (1864) и последовавшие за ним "Обойденные" (1865) и "На ножах" (1870–1871) относят к разряду типично антинигилистических романов. В одном ряду с ними стоят "Взбаламученное море" А. Ф. Писемского, "Марево" В. П. Клюшникова, "Кровавый пуф" В. В. Крестовского, "Современная идиллия" В. П. Авенариуса. Современное литературоведение вслед за Л. Гроссманом [108]предлагает называть произведения этого типа "полемическими романами" (Н. Старыгина) [109]. И действительно, такое обозначение более полно отражает их содержание, поскольку, например, лесковские романы содержат в себе не просто отрицание нигилизма, но изучение и анализ этого явления в достаточной мере объективные.

В "полемических романах" Лескова отразилось в целом свойственное писателю стремление исследовать состояние русской жизни в расстановке ее общественных сил, борьбе идей, смене умонастроений, поколений, появлении новых типов людей. Что же касается непосредственного осмысления эпохи 1860-х годов, то здесь Лескова глубоко занимала проблема отношения общества к решению вопроса о путях исторического развития России, и главное, о способах ее социального обновления. Полагая единственно возможным и необходимым поступательно-эволюционное совершенствование русского общества путем реформ, писатель выразил свой скепсис по поводу революционного движения начала 1860-х годов, которое протекало, по его твердому убеждению, при отсутствии революционности в народных массах. Отсюда в лесковских романах 60-х годов на героев – участников или сторонников этого движения – ложится тень трагической обреченности. Но прежде мотив обреченности борьбы с неправым социальным миропорядком был представлен Лесковым в повести "Овцебык", написанной в Париже незадолго до романа "Некуда".

Сын сельского дьячка, Василий Богословский, "беззаботливый о себе", но готовый ради другого "снять с себя последнюю рубаху", отправляется "пропагандистом" в народ. Эта новая фигура в русском "социальном пейзаже" изображена писателем искренно и с глубоким сочувствием, так как герой-народолюбец, совершив долгий путь за своей мечтой, ничего другого, кроме разочарований и невзгод, не испытал. Будучи героем действия, он проникнут намерением творить для народа "густое дело", а не заниматься "побрехеньками", отдаться ему со всей душевной чистотой: "Душу свою клади, да так, чтобы видели, какая у тебя душа". Тем трагичнее было сознавать несвершение высоких помыслов Овцебыка, одухотворенного, по-детски открытого миру и людям: "Людие мои! что бы я не сотворил вам? Людие мои! что бы я вам не отдал?"

На примере судьбы Василия Богословского Лесков проводит мысль о ненужной, бесполезной жертвенности "народных заступников". Желание героя помочь "униженным и оскорбленным" – открыть вместе с ними сказочный Сезам – представляется автором как несбыточная утопия. Куда бы ни пришел Овцебык – в "монастырскую семью", к северянам – раскольникам, наемным рабочим – везде он сталкивается с откровенным непониманием. Так, занимаясь пропагандой среди народа, стекающегося на богомолье в одном из монастырей, Василий становится жертвой доноса его же поверенного, дьякона Луки, открывшего начальству, "коего духа" Овцебык. Лицом страдательным изображен донкихотствующий герой и в общении с рабочими-лесоповальщиками. Недалекая мужицкая аудитория воспринимает пропагандистские речи Овцебыка, сопровождаемые для большей ясности "гороховой" аргументацией, не иначе как разыгрываемую перед ними "комедию" и просит показать ее заново.