Кронпринц между тем полностью подпал под влияние Эларда фон Янушау, правоэкстремистского фрондера, депутата рейхстага и крупного померанского помещика. Принц Вильгельм решил, что франко-германское соглашение от 4 ноября — национальный позор. Не получив необходимого разрешения, он прибыл в Берлин и явился на заседание рейхстага. Сидя на имперском троне, он аплодировал ораторам оппозиции и сохранял позу холодного безразличия во время выступлений канцлера и членов правительства. Его поведение вызвало ропот недовольства среди как левых, так и правых депутатов. Кайзер решил взять под защиту оскорбленного канцлера и пригласил его с супругой на ужин 9 ноября, на котором должен был присутствовать и виновник скандала. «Симплициссимус» откликнулся на последовавшую сцену карикатурой. Подпись к ней гласила: «Ну, иди, иди сюда, сынок! Дай ручку дяде канцлеру».
Кронпринц пообещал в будущем вести себя как подобает и был отослан обратно в Данциг. Заговорщик из него никакой, как, впрочем, и его отец. У Кидерлен-Вехтера состоялось свидание с его французским коллегой; в результате, по его выражению, нарыв стал еще болезненнее. Кронпринц, кстати, расстроился, узнав, что, погорячившись в Германии, он сделался непопулярным в Британии. Вилли Два превратился в мишень для многочисленных острот английской прессы за его стремление подражать покойному королю Эдуарду. Вилли Маленький заверил лорда Глэнвилля, что не имеет ничего против Британии, лишь считает, что Германия получила недостаточную компенсацию за французские приобретения в Марокко.
В конце года кайзера ждала новая неприятность: в неподписанной статье «Вестминстер газетт» утверждалось, что Германия стремится к экспансии в Европе. «Невероятная чушь! — отозвался Вильгельм, почему-то по-английски. — Разве двадцать три года моего правления не достаточное доказательство, что никто здесь не питает таких безумных мечтаний?» Германия ставит не на ту лошадь: «Последние семь лет Англия делает все, чтобы прийти именно к такому выводу». Вину за безудержную тевтонофобию на острове Вильгельм возложил на главу британского министерства иностранных дел: «Пока Грей останется на своем посту, подлинное политическое урегулирование недостижимо».
Тирпиц в своих амбициозных планах опирался на «Флотский союз», пангерманцев и магнатов тяжелой индустрии. Разумеется, и генералы сухопутной армии не собирались сидеть смирно и смотреть, как огромные деньги идут адмиралам; они требовали увеличения своей доли. Атмосфера в Германии становилась все более воинственной. В январе 1912 года близкий к Вильгельму газетный коммерциенрат барон Бюксенштейн основал «Армейский союз» — по образцу «Флотского».
С британской стороны последовала попытка заинтересовать Германию предложением новых колоний, естественно, не за счет своих владений. Вильгельм на эту удочку не клюнул. Характерны в этом отношении строки, написанные им 8 января 1912 года: «У нас достаточно колоний! А если понадобится какая новая, то я ее куплю или возьму и без Англии». По мнению Вильгельма, если пойти на поводу англичан, Германия окажется втянутой в грязные колониальные войны: «Бойтесь данайцев, дары приносящих». Великобритания должна «признать политический авторитет и равноправие Германии» — в этом все дело. Бросать Германии объедки — это ни к чему хорошему не приведет; а кроме того, «без мощного флота большие колониальные владения все равно не удержать».
Месяцем раньше кайзер провел совещание с командованием военно-морского флота. Политика канцлера по отношению к Англии подверглась резким нападкам. Вильгельм объявил о своем намерении разрубить гордиев узел: «Я должен сам стать Бисмарком». Тирпицу он обещал, что тот будет иметь столько военных кораблей, сколько ему потребуется, и обрушился на нерешительного Бетман-Гольвега. Тот со своей стороны решил тоже поиграть в Бисмарка: в «Норддейче цейтунг» появилась инспирированная им статья, где содержалось требование увеличить ассигнования на сухопутную армию. Рейхстаг в результате вполне мог перераспределить статьи военного бюджета, ущемив интересы флота. Вильгельм был в ярости: «Канцлер меня предал!»
Разногласия с Бетманом становились все сильнее: тот выступал за ограничение морской программы и стремился переориентировать ее на строительство кораблей с меньшим водоизмещением, предназначенных для оборонительных целей. 9 января в Новом Дворце состоялась неформальная встреча с участием Мольтке, Зольфа, Циммермана, вездесущего Шимана и банкиров Гвиннера и Дельбрюка. Обсуждался вопрос: продолжать ли строительство флота? Или стоит принять посулы англичан? Общее мнение в отношении британских обещаний выразил Мюллер: «Старая песня». Когда встал вопрос о возможности войны с Англией, Дельбрюк напыжился и разразился высокопарными фразами, из которых можно было понять, что войны бояться не следует. Однако в конечном счете и он, и Гвиннер фактически признали, что в случае войны Германии не выйти победителем — страна не настолько богата. Присутствующие не поддержали военных и выступили за договоренность с Великобританией, по которой Германия получила бы новые колонии за счет обреченных империй Португалии, Голландии и Бельгии.
На ужине в Берлинском замке, состоявшемся на следующий день, Вильгельм отпустил несколько шпилек по адресу своего канцлера: трусоват, тени боится, от него никакой помощи, отныне он будет обговаривать все дела с Хеерингеном, Тирпицем и Юлиусом (Мольтке). Он напомнил присутствующим, что он был против «прыжка пантеры» из-за возможной реакции в Англии. Кидерлен отозвался репликой: «Да они все равно вопят. Ну повопят побольше, какая разница?»
Сопротивление со стороны Великобритании не спадало: сказывалась и непримиримая позиция франкофила Эдварда Грея. Не только Бетман-Гольвег, но и Баллин упорно пытались достичь компромисса с англичанами по вопросу о гонке морских вооружений. Выдвигались различные идеи, в частности устроить личную встречу между Тирпицем и первым лордом адмиралтейства Джекки Фишером. Возможно, встреча могла бы изменить дальнейший ход событий, но она так и не состоялась. Бюлов утверждает, что эту идею Баллина на корню зарубил Бетман-Гольвег.
VI
Торжества в Германии проводили по-прежнему пышно — за три дня до дня рождения кайзера было торжественно отмечено двухсотлетие Фридриха II. По распоряжению Вильгельма устроили костюмированное представление, а Йозеф Лауфф написал по заказу кайзера пьесу, в которой были использованы фрагменты из музыкальных произведений, сочиненных некогда покойным королем. Лауфф не стремился к соблюдению исторической достоверности. В результате главным достижением Фридриха был представлен так называемый «союз князей» — нечто придуманное Фридрихом на закате своих дней с целью ограничить австрийское влияние в германских землях. В трактовке рейнского трубадура это обрело черты развернутого плана по достижению единства Германии. Должно быть, и сам кайзер приложил руку к тексту. Иначе трудно понять, почему из уст короля — вольнодумца, друга Вольтера — в пьесе звучит нечто вовсе для него нехарактерное: «Тогда с Богом, нашим великим союзником на небесах!»
29 января к кайзеру в Берлинский замок явился Баллин. Вильгельм решил, что тот запоздало собрался поздравить его с очередным днем рождения, отмеченным еще позавчера. Каково же было его удивление (по крайней мере так утверждает сам Вильгельм), когда оказалось, что Баллина сопровождает сэр Эрнест Кассель, причем с меморандумом на имя его величества. При последовавшем обмене мнениями присутствовал и Бетман-Гольвег. Меморандум по сути воспроизводил прежнюю английскую позицию: Германия не должна наращивать свою морскую мощь, Британия, сохраняя в этом отношении превосходство, не будет создавать помех германской колониальной экспансии.
Ответ сочинял сам Вильгельм, поскольку считалось, что он владеет английским лучше, чем канцлер. Впрочем, это был продукт коллективного творчества. Кайзер описал эту сцену так:
«Я сидел за столом в комнате адъютантов, все господа сгрудились вокруг. Я зачитывал меморандум параграф за параграфом, каждый раз предлагая свой вариант ответа. Потом начиналась критика вкруговую, справа налево. Некоторые считали, что вариант слишком мягок, другие, что он, напротив, слишком крут. Предлагались иные варианты, иная последовательность фраз, разные улучшения, и все возвращалось ко мне. Канцлер, с его философским складом ума и глубокой основательностью, особенно выделялся — буквально каждое слово взвешивал. Он меня просто замучил грамматическими и стилистическими тонкостями. Через час работа была завершена. Текст еще несколько раз переходил из рук в руки, я его зачитывал не менее полдюжины раз — и вот, наконец, готово, подписано…».