Именно этими мотивами объясняются, по его мнению, усиленное строительство крепостных сооружений во Франции, появление британских дредноутов и сосредоточение российских войск в приграничных округах.

20 июня Баллин доложил Вильгельму о своих неформальных беседах с партнером Эдуарда VII по бриджу сэром Эрнестом Касселем. Баллин решил провести «хирургическую операцию» и надрезать нарыв, который назрел в отношениях между Германией и Англией. Сделать это не удалось, хотя Баллин оценивал ситуацию довольно оптимистично. Кассель, по сути, повторил доводы своего монарха о том, что быстрое увеличение германского военно-морского флота создает угрозу позиции Англии как морской державы. Англичане, по мнению Баллина, чувствуют себя примерно так же, как французы после унижения в Фашоде, но они могут пойти на соглашение о регулировании гонки морских вооружений. Бюлов беседовал с Баллином и 15 июня в письме кайзеру рекомендовал ему соблюдать умеренность. В письме содержались следующие примечательные строки: «Мы не можем иметь одновременно и самую большую армию, и самый большой флот. Мы не можем позволить себе втянуться в соревнование по постройке дредноутов с Англией, которая находится в более здоровом финансовом положении. Неравенство в количестве линейных кораблей между нами и Англией, по-видимому, сохранится на нынешнем уровне на достаточно продолжительный период времени». Германия в самом деле ощущала трудности в финансировании морской программы. Рейхстаг держал флот на коротком поводке. Зимой кораблям пришлось остаться у причала из-за нехватки угля.

Обе стороны ощущали потребность в разрядке. Король Эдуард, направляясь в Австрию, сделал остановку в Германии — специально для того, чтобы встретиться с племянником. Премьер Ллойд-Джордж под предлогом обсуждения вопроса о социальных реформах прибыл в Берлин, сопровождаемый журналистом Гарольдом Спендером. Принимал гостя Бетман-Гольвег, который устроил для него торжественный обед в ресторане «Адлон». Бетман пригласил присоединиться к компании другого английского корреспондента — Дж. Л. Бэшфорда (он постоянно жил в Берлине и оказывал определенные услуги германским властям). 11 августа кайзер принял посла Великобритании сэра Фрэнка Ласкелля, завершавшего свою миссию в Берлине. Отношения у них были достаточно доверительными (по крайней мере таково было мнение Вильгельма), и Вильгельм позволил вольные высказывания, в частности он заметил, что британцы просто-напросто «свихнулись». Кайзер жаловался послу на то, что в Англии предали забвению его речь, произнесенную в Гильдхолле, и что английский флот в три раза превышает германский и напоминает «тигра, приготовившегося к прыжку». Встреча с королем Эдуардом, состоявшаяся в Вильгельмсхоэ, принесла Вильгельму новые переживания. Прибывший вместе с «дядюшкой Берти» постоянный статс-секретарь Форин офиса сэр Чарльз Хардиндж попытался «надавить» на кайзера, чтобы вынудить того отказаться от планов строительства флота — это единственный способ избежать роста «серьезной обеспокоенности» в Англии, говорил он. Кайзер позже так передал Бюлову содержание своей беседы с Хардинджем: повторил собеседнику то, что говорил всегда — флот строится для защиты германской торговли. Тот задал вопрос: «Если для защиты торговли, то почему весь флот сконцентрирован в Киле, Вильгельмсхафене и не покидает Северного моря?» Ответ кайзера не был лишен убедительности: потому что Германия не имеет ни достаточного количества колоний, ни угольных станций, у нее нет своего Гибралтара или своей Мальты. Хардиндж сказал, что если бы германский флот бороздил океанские просторы, в Англии были бы спокойнее. Вильгельм указал, что он уже отправлял свой флот в дальнее плавание, причем как раз в то время, когда английский флот проводил маневры, кстати, в Северном море: «Разве это не доказывает мое миролюбие и мое доверие к Англии?»

Хардиндж признал, что начинать строительство дредноутов было ошибкой с английской стороны. Вильгельм напомнил ему, что английская пресса приветствовала спуск на воду первого дредноута как «самое надежное средство, чтобы покончить с Германией». Хардиндж заметил, что подобные высказывания были еще большей ошибкой, но тут же сказал, что при существующих темпах морского строительства Германия к 1912 году будет иметь дредноутов больше, чем Великобритания. Вильгельм парировал: «Абсолютная чушь! Кто сказал Вам эту ерунду?.. Я сам адмирал английского флота и знаю его состояние лучше, чем Вы, гражданское лицо, которое в этом вопросе некомпетентно». Его собеседник ответил: «Вы должны остановиться или замедлиться» (эта фраза приведена по-английски, но трудно поверить, чтобы англичанин допускал столь неуклюжие обороты речи). Кайзер поддал жару: «Тогда мы будем драться, поскольку это для нас вопрос национальной чести и достоинства».

Хардиндж после этих слов, рассказывал кайзер, «покраснел как рак», очевидно поняв, что он зашел слишком далеко. Разговор постепенно перешел в более спокойное русло. Вильгельм, заручившись предварительным согласием «дядюшки Берти», вручил английскому дипломату орден Красного орла. Тот был польщен, обещал свято хранить награду и сказал, что ранее в их семье подобной чести удостоился его дедушка, отличившийся в битве при Линьи, где служил офицером-артиллеристом под командованием Веллингтона. Политические итоги переговоров были, по существу, негативными: Вильгельм заявил, что он против любых изменений в морской программе — даже в том случае, если бы английская сторона заявила об отсутствии намерения форсировать собственную. В письме одному берлинскому журналисту Хардиндж изложил свою точку зрения. «Германская морская программа — это тот стержень, на который нанизано все остальное. До тех пор пока этот вопрос не решен, смятение, царящее ныне в Европе, будет продолжаться».

Если верить Вильгельму, его беседы с королем проходили более спокойно, однако и их итог разочаровал кайзера. Вильгельм выдвинул тот аргумент, что флот предназначен для защиты законных интересов рейха. Дядюшка вроде бы согласился: «Совершенно верно, я понимаю, это ваше полное право; я ни на минуту не сомневаюсь, что вы против нас ничего не замышляете». При всем при том успешным визит назвать было никак нельзя. Стремление Вильгельма как-то уязвить Англию лишь возросло — к концу года он буквально упивался слухами о предстоящем нападении японцев на Индию. Характерна его пометка на полях одного из документов: «Англичане должны уяснить себе: война с Германией будет означать для них утрату Индии! И вместе с ней — своих позиций в мире». Английский король нанес визит в Вену и попытался убедить австрийского императора порвать союз с Вильгельмом. В июне следующего года Эдуард провел переговоры с российским царем и его военными советниками относительно наиболее эффективных методов сдерживания Германии. За несколько недель до этого Вильгельм с мрачной решимостью заявил офицерам гарнизона в Деберице: «Если они и впрямь собираются окружить Германию, тогда я могу дать им один ответ: давайте, действуйте, мы готовы!»

По-видимому, «они» действительно имели в виду окружение, но Вильгельм предполагал, что речь идет о простом блефе. В Германии и военные, и многие гражданские считали, что Вильгельм должен быть жестче. Профессор Шиман выдвигал идею, чтобы кайзер оставил себе только один титул — Верховного главнокомандующего, — отказавшись от всех прочих. 26 марта 1909 года состоялся разговор между гофмаршалом Цедлицем и главой военного кабинета Линкером. Цедлиц говорил, что у кайзера так расстроены нервы, что с ним трудно стало общаться. Линкер ответил: «Согласен. Мольтке не боится ни французов, ни русских, а вот кайзера боится». Между прочим, за истекшие двадцать один год его правления Германия несколько раз оказывалась на грани войны, и каждый раз именно благодаря Вильгельму она эту грань не переходила.

Кайзера донимали и проблемы внутренней политики. Он стремился стать символом единства страны, но не получалось. 31 августа 1908 года он выступил с речью в Мюнстере — городе с преимущественно католическим населением. «Так же, как я не вижу различий между новыми и старыми частями моей страны, я не провожу различия и между теми моими подданными, кои принадлежат к католической церкви, и теми, кто принадлежит к протестантской. И те и другие стоят на почве христианства, и тех и других объединяет стремление быть лояльными гражданами и законопослушными подданными», — говорил он, в частности.