Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

XVIII

Миссию в Танжер Вильгельм предпринял против своей воли. Это была идея Гольштейна, которую подхватил Бюлов. Они хотели любым путем избавиться от настроенного крайне антигермански французского министра иностранных дел Теофила Делькассе, который был главным действующим лицом при создании Антанты. Сейчас главной задачей министра была аннексия Марокко. На Вильгельмштрассе был разработан хитроумный план, целью которого стало подбросить песочку в механизм формирующегося англо-французского союза. Неожиданная высадка кайзера в Танжере в ходе его обычного средиземноморского круиза была частью этого плана.

Осуществление плана сразу столкнулось с трудностями. «Гогенцоллерн» стоял на ремонте в сухом доке. Баллин предоставил в распоряжение кайзера лайнер «Гамбург», который был явно великоват для сорока двух пассажиров, среди которых были Варнбюлер, Шиман и адмирал Холльман. Лайнер вышел в море 23 марта. По выражению одного из комментаторов, «политическая цель путешествия была окутана тайной».

Вильгельма обуревали сильнейшие сомнения насчет того, стоит ли ему высаживаться на берег. Прежде всего его, как обычно, нервировали анархисты. 28 марта он телеграфировал Бюлову, чтобы он прежде всего послал в Танжер Татенбаха — посла в Лиссабоне, дабы тот разведал обстановку: «Только вчера там чуть не убили какого-то англичанина». 29-го он прямо заявил Бюлову, что он не сможет передвигаться по Танжеру пешком, ехать на осле — ниже его королевского достоинства, а «сесть верхом на берберского коня, не объезженного моим конюхом, — крайне опасно из-за состояния моей левой руки».

Между тем в Танжере консул Рихард фон Кюльман сбился с ног, готовя все к визиту кайзера. В консульстве было шаром покати, даже мебель отправили на склад. Стены спешно завесили коврами. Ресурсы других иностранных представительств были спешно мобилизованы для того, чтобы собрать на стол только закуски и напитки. Появился британский секретный агент, предложивший свои услуги по обеспечению безопасности внука его усопшей королевы. Между тем 31 марта, в день прибытия кайзера и сопровождающих его лиц, разыгрался шторм. Несмотря на большие волны, Кюльман отправился на «Гамбург», стоявший на рейде, для доклада кайзеру. Пока он добрался до палубы лайнера, его парадная форма промокла до нитки. Вильгельм, естественно, не обнаружил никакой склонности высаживаться на берег; сунув в ладонь консула орден Красного орла, он подумал, что этим дело и кончится. Не тут-то было — Кюльман захватил с собой телеграмму от Бюлова, в которой говорилось, что уже распространен пресс-релиз о пребывании кайзера в Танжере. Вильгельм закусил губу. Дипломат вежливо произнес: «Ваше Величество не должно забывать, что вся Африка смотрит на Вас». Вильгельм решился: «Будем высаживаться».

Кайзер был в военной форме со шпагой. С огромным трудом он спустился по трапу и спрыгнул на плотик, доставивший его на берег. Лицо у него, по свидетельству очевидцев, было «мертвенно-бледным, осунувшимся, как будто он провел бессонную ночь». Всем окружающим стало ясно, что он больше всего боится опозориться. Когда кайзера буквально на руках втащили на пирс, он дрожал как в лихорадке. На берегу огромная толпа арабов приветственно размахивала флагами, но среди встречающих, как доложил кайзеру человек, отвечающий за его безопасность, скрывалась группа испанских анархистов. По-видимому, опасность была преувеличена. Согласно докладу французского дипломата, аккредитованного в Танжере, местных арабов охватило большое возбуждение, когда они услышали, что к ним прибывает «однорукий Лоэнгрин» (выражение посла), и они «старались перещеголять друг друга в украшении городских улиц, устройстве триумфальных арок и подготовке огромных букетов цветов».

Увидев лошадь, на которой ему предстояло прошествовать по городу, Вильгельм вновь побледнел. Огромных усилий ему стоило кое-как взгромоздиться в седло. Под громкие звуки военного оркестра процессия тронулась в путь, сопровождаемая громкими криками, завываниями и стрельбой в воздух. Бомб в него не бросали, но один из букетов угодил ему в лицо. Скакун, как и предполагали, повел себя нервно, пугался флагов и зевак, «вид которых не возбуждал большого доверия» у кайзера. (Особое впечатление на бедное животное произвела группа горцев, исполнявших свой воинственный танец, — конь едва не сбросил седока.) Вильгельм задним числом считал чудом, что добрался до дворца султана. Кайзер провел на суше не больше двух часов. Мюллер отметил, что в переговорах был достигнут вполне удовлетворительный результат, миссия окончилась успешно. И действительно, звезда Делькассе после этого закатилась.

Кайзер, очевидно, вздохнул с облегчением, только оказавшись в Гибралтаре на борту линейного корабля британского флота «Дрейк» (именем Дрейка в Испании до сих пор пугают детей, так что послать корабль с таким названием к испанским берегам — это было странно), где в честь него губернатор устроил торжественный прием. Британские моряки не заметили на лице Вильгельма каких-либо следов испытанных переживаний. В июне Кюльман был отозван из Танжера, где его сменил другой дипломат — Фридрих Розен; в Берлине Кюльман оказался среди гостей на бракосочетании кронпринца; Вильгельм отнесся к нему с «обычным дружелюбием». Результаты своей недавней миссии он оценивал «крайне скептически». Бюлова в Свинемюнде встретили овацией: «незапланированная остановка» кайзера в Танжере привела к повышению международного авторитета рейха. «Дядя Берти» был иного мнения, расценив случившееся как «пример самой неуклюжей дипломатической акции, о которой я когда-либо слышал» и как «вопиющую глупость».

XIX

Избранницей Вилли Два стала принцесса Цецилия, или Цилли, Мекленбург-Шверинская. Их бракосочетание состоялось 6 июня. Новобрачная была по матери русского происхождения, и, возможно, это обстоятельство побудило Вильгельма вновь обратиться к российскому самодержцу с набором добрых советов. Суть их можно свести к двум заповедям: надо стать народным монархом и не ввязываться в непопулярные военные предприятия. Буквально кайзер писал следующее:

«Разве совместимо с чувством ответственности правителя требовать от своей нации, чтобы она против своей воли посылала своих сыновей в жуткую гекатомбу войны — единственно из-за того, что так хочет он, ее властелин? Единственно ради столь дорогой ему идеи о национальной чести? После того, как народ своим поведением ясно показал, что он против продолжения этой войны? Не ляжет ли смерть и кровь тысяч бессмысленных жертв страшным пятном на личности правителя, не призовет ли его Господь Всевышний к ответу за тех, жизни и судьбы которых Творец доверил его попечению? Национальная честь — сама по себе прекрасная вещь, но только в случае, если вся нация сама преисполнена решимости отстаивать ее всеми имеющимися средствами».

В конце месяца Вильгельм провел совещание с Юлиусом Мольтке, чтобы обсудить программу на будущее. Мольтке уже считался наиболее вероятной кандидатурой на смену Шлиффену — тот, по общему мнению, был слишком стар, чтобы руководить Генеральным штабом. Сам Мольтке, впрочем, отрицал свою заинтересованность в том, чтобы стать преемником Шлиффена на его посту. Общий политический прогноз Вильгельм и Бюлов сформулировали достаточно определенно: Германия рано или поздно подвергнется нападению со стороны Британии, причем «ясно, что эту войну не удастся локализовать: она приведет к опустошительным последствиям для всей Европы». Мольтке доложил о том, как он представляет себе будущую войну: это не будет скоротечная схватка, которая завершится одной славной победой, нет, борьба будет долгой и закончится, когда у одной из сторон иссякнут все ресурсы; впрочем, и победитель будет истощен до предела.

Обычно маршрут «северной экспедиции» пролегал вдоль побережья Норвегии — Берген, Одда, Бальхольм, Мольде… Уже говорилось о том, какие развлечения позволяло себе почтеннейшее общество на борту императорской яхты. Мюллер добавляет новые краски к этой картине: у кого-то отрезали подтяжки, адмиралу Зенден-Бибрану, озабоченному ранней сединой, была вручена телеграмма с текстом: «Извините, что не смогли выполнить Вам заказ на краску для волос». Сам Вильгельм рассказывал анекдоты, имитируя диалекты разных областей Германии, лучше у него получалось с саксонским. Мюллер приводит мнение американского миллионера Армура: кайзер ведет себя «как ребенок». Любимым занятием были карты, чтение газет не возбранялось, но и не особенно поощрялось. Некоторых, особо избранных кайзер угощал мозельвейном — сам он только пригубливал. Организовали «Мозельский клуб», председателем избрали художника Гюссфельда, Мюллер получил статус «члена-корреспондента», поскольку не проявлял склонности к возлияниям.

101
{"b":"157506","o":1}