В мае 1884 года, в разгар семейной ссоры из-за истории с Баттенбергом, Вильгельм совершил свой первый визит в Россию — на торжества по случаю совершеннолетия наследника, царевича Николая. Перед отъездом он получил своеобразное поучение от Бисмарка: «В России приличный человек — это тот, кто ходит враспояску; коль скоро заправят рубашки в брюки да повесят свои медали — мерзавец на мерзавце». [5]Вооруженный столь дельными инструкциями, 15 мая 1884 года принц отправился в путь, его сопровождала небольшая свита — Либенау, майор Гебхард фон Крозигк, капитан фон Бюлов, и генерал граф фон Вальдерзее.
Надо думать, на Вильгельма должное впечатление произвела встреча на границе — эскадрон молодцеватых драгун, которым командовал бригадный генерал немецкого происхождения граф Ламбсдорф. Там к свите Вильгельма присоединились посол, генерал фон Швайниц, Герберт Бисмарк, бывший тогда секретарем посольства в Санкт-Петербурге, и генерал фон Вердер, офицер связи при российском Генштабе. По прибытии в столицу — в 8 часов утра 17 мая — их встречали сам царь и великие князья, одетые в мундиры прусской армии.
В то же утро Вильгельм возложил венок на могиле Александра II в Петропавловской крепости. Его внимание привлек отреставрированный голландский домик Петра Великого, в то время как Вальдерзее больше заинтересовался камерами, которые были набиты политическими заключенными. Затем предстояла церемония вручения четырнадцатилетнему Николаю ордена Черного орла. Вильгельм очень беспокоился, подобающе ли он одет (вечная проблема Гогенцоллернов) — ему присвоили звание полковника Выборгского полка, а соответствующего мундира не заказали. Принц был утомлен принятыми при царском дворе обычаями, сопровождавшими любые торжественные события, — колокольным перезвоном, салютом из 301 орудия… Много лет спустя, в Доорне, Вильгельм вспоминал: «Роскошь царского дворца не поддавалась описанию. Какой контраст с праздником моего совершеннолетия — в рыцарском зале серого замка Шлютер, где все было так скромно, так экономно. Единственное, что мне напомнило о Берлине, — это мундиры некоторых русских гвардейцев — те же воротнички, кирасы, шлемы с орлами — как у нас в Потсдаме».
Александр III имел репутацию грубияна, Вильгельм, однако, обнаружил в нем «необычайную теплоту и дружелюбие». Вальдерзее со своей стороны отметил, что и Вильгельм произвел хорошее впечатление на российского самодержца. Царь заметил гостю, что не вполне удовлетворен форматом Тройственного союза и для него предпочтительнее был бы пакт, прямо направленный против анархии и демократии — жертвой этих зол пал его отец. По мнению Вальдерзее, Вильгельм проявил себя способным дипломатом. Он не упускал случая показать, что прибыл сюда не ради развлечений, обнаружил хорошее понимание обсуждавшихся проблем и, что самое главное, по мнению генерала, умело скрывал свои собственные взгляды на них.
Принц совершенно определенно высказался по поводу истории с Баттенбергом:
«Я заверяю Ваше Величество, что Германскую империю никоим образом не интересует судьба болгарского принца и его страны, и соответствующие проблемы не должны омрачить те сердечные отношения, которые существуют между моим императором и двором Вашего Величества. Разумеется, не может быть и речи о замышляемом брачном союзе».
Царь выразил благодарность за это заверение. По замечанию российского министра иностранных дел Николая Гирса, Вильгельм проявил себя отличным рупором Бисмарка: все, что он говорил, министр уже слышал раньше от немецкого канцлера.
Вильгельм осмотрел местные достопримечательности: Эрмитаж и другие музеи, побывал в Кронштадте. 22 мая Вильгельм отправился в Москву. На вокзале их провожали сам царь (в прусском мундире) и великие князья, был выставлен почетный караул из солдат «его собственного» Выборгского полка. В Москве немецкие визитеры были гостями князя Долгорукого, который показал им Кремль — гробницу Ивана Грозного, реликвии совместных кампаний русской и прусской армий в период антинаполеоновских войн. 25 мая состоялся прощальный банкет. Вильгельму хватило бы нескольких рюмок и холодной закуски [6], но русские хозяева не удовлетворились, пока не поглотили еще двенадцать блюд, на что ушло два часа. Во время трапезы слух присутствующих услаждали цыгане. В полночь Вильгельм со свитой отправились в обратную дорогу; их поезд прибыл в Берлин 28 мая. Вальдерзее суммировал свои впечатления от поездки следующим образом: Вильгельм «вполне способен справиться с задачей удержания немецких позиций, а возможно, и сумеет их расширить». Молодой принц приобрел репутацию эксперта по германо-российским отношениям.
За время визита «дело Баттенберга» не утратило своей остроты, и Вильгельм согласился с тезисом Бисмарка об «английском заговоре». В послании царю, датированном 25 мая, он писал:
«Могу я высказаться откровенно? Не доверяйте моему английскому дядюшке. И не беспокойтесь особенно по поводу того, что Вы слышите о моем батюшке. Вы же его знаете, он любит противоречить, к тому же он полностью в руках моей матушки, которой, в свою очередь, манипулирует английская королева, заставляя ее смотреть на все через английские очки».
19 июня он отправил еще одно письмо российскому монарху, где сообщал о ссоре с отцом: тот не стеснялся в выражениях, называя его «русофилом», невеждой в политике, вообще круглым невеждой… И далее: «Всякими средствами — приличными или нет — болгарский принц полностью подчинил себе мою матушку, а значит — и батюшку… Но эти англичане забыли обо мне…»
ГЛАВА 5
НЕ НА ЖИЗНЬ, А НА СМЕРТЬ
I
Отношения с родителями становились все хуже. Викки, опасаясь примирения отца с сыном, делала все, чтобы они встречались как можно реже. У Фрица были свои причины быть недовольным первенцем. Он не одобрял ни поведение Вильгельма, ни его политические взгляды. Кроме того, Фрица сильно задевало то, что у простых немцев Вильгельм пользовался большей популярностью, чем он сам. Весной 1885 года Гольштейн отмечал: «Мне доносят, что в народе последнее время можно услышать такие высказывания: „Из кронпринца хорошего правителя не выйдет, мы хотим принца Вильгельма, он будет вторым Фридрихом Великим“».
Вильгельм не упускал случая продемонстрировать любимому деду строевую выучку своего батальона. В сентябре 1885 года на осенних маневрах он получил такую возможность и вскоре ему присвоили звание полковника гвардейского гусарского полка. Репутация строгого ревнителя нравственных устоев обязывала, и наш герой принялся за упорядочение свободного времени унтер-офицеров: чтобы отвратить их от посещения пивных, он распорядился доставить в казармы книги высокоморального содержания и шахматы.
Потом наступил черед офицеров. По примеру своего пращура, «короля-солдата» Фридриха Вильгельма I, и с одобрения бывшего своего учителя-кальвиниста Хинцпетера принц начал кампанию против азартных игр — занятия, весьма распространенного в офицерской среде. Он решил искоренить это зло раз и навсегда, невзирая на явную непопулярность соответствующих мер. «Главным источником зла», по его мнению, был аристократический «Юнион-клуб»: именно там «множество многообещающих офицеров проигрывали все — вплоть до мундиров, теряли семьи и даже свои молодые жизни». Офицерам своего батальона Вильгельм категорически запретил посещать этот «вертеп».
Вальдерзее в своем дневнике одобрил решительный образ действий молодого принца. Публично генерал не проронил ни слова. Причина ясна: в руководстве клуба состояли настолько влиятельные персоны, что генерал-квартирмейстеру, второму лицу в Генштабе, не стоило с ними связываться. Главный патрон клуба, силезский магнат герцог фон Ратибор, попытался лично уговорить Вильгельма отменить свой приказ. Тщетно. Тогда Ратибор обратился к самому императору — это был ловкий ход: кайзер был своего рода ангелом-хранителем заведения, а теперь и формально принял на себя роль его патрона. Последовали ряд суровых внушений внуку и просьба снять запрет. Как вспоминает сам Вильгельм, «на какое-то время усилия (герцога) оказались небезуспешными — и это стало одним из самых болезненных эпизодов моей жизни». Реванш был взят позднее: став кайзером, Вильгельм распространил запрет посещать клуб на весь офицерский корпус прусской армии.
