Потом мы направились к Арсеналу. Девушки были одеты и убраны в точности так же, только все женщины, молодые и постарше, умели играть на лютне. Когда я заговорил с одной, то в ответ услышал: "Ми?" - что по-кантонски значит: "Что это?" Молва гласит: "Молодым не ходи в Гуандун - душой истаешь". Но могут ли тронуть сердце дикие наряды и варварское наречие? Один из друзей заметил: "Вот в Чаочжоу красотки разряжены и убраны, словно бы небожительницы. Можем прогуляться и к ним". Отправились в Чаочжоу. Порядок лодок здесь тот же, что и на Шамяне. Была там знаменитая управительница по имени Су-нян - "Пречистая матушка", наряженная что танцовщица с разрисованным барабанчиком. Размалеванные певички носят особый наряд: платье с длинным воротником, свободно свисающим спереди, и с застежкой на шее сзади; их распущенные волосы доходили до плеч, но над самым лбом были стрижены вровень с бровями, в дополнение ко всему на манер девочек-служанок они закручивали на макушке узел; те, что бинтовали ноги, ходили в юбках, те, что не бинтовали, носили длинные волочащиеся штанины, короткие носки и были обуты в туфли, расшитые непременным узором "бабочки среди цветов". Произношение здешних девиц я кое-как мог разобрать, но их нелепые одеяния вконец отвратили меня, так что всякая охота пропала. Сю-фын сказал мне: "На другом берегу реки против Цзинхайских ворот есть еще Янчжоуское заведение, девицы там одеты, как у нас на родине, в местности У. Пойдем, вот где непременно найдешь кого-нибудь по душе". Один из друзей добавил: "Да ведь это одно название, что Янчжоуское заведение, - тамошняя хозяйка по прозвищу вдова Шао, да при ней невестка - Старшая тетушка и правда уроженки Янчжоу, а остальные - кто родом из Цзянси и Хунани, кто из Хубэя, а то и Гуандуна или Гуанси".

Янчжоуское заведение, куда мы поехали дальше, располагалось на десяти лодках, поставленных в два ряда. Наряд девушек состоял из широких рукавов и длинных юбок, румяна и белила были положены тонко, волосы уложены, словно бы облака, а на висках - как иней, и главное - речь их была мне совершенно понятна. Вдова Шао встретила нас с величайшей приязнью. Один из моих друзей подозвал лодку, с которой торговали вином (те, что побольше, вроде джонки с надстройкой, а те, что меньше, здесь называют "плоскодонки для девиц"), и, взяв на себя роль хозяина, предложил мне выбрать певичку. Я остановил свой выбор на одной молоденькой, словно птенец феникса, у нее были маленькие слабые ножки, а фигурой и лицом она напомнила мне Юнь, мою жену. Имя ее было Си-эр. Сю-фын подозвал девушку, которую звали Цуй-гу. Остальные предпочли своих старых подружек. Мы принялись радостно и весело пить вино, пустив лодку по течению. Пробило третью стражу. Я испугался, что не смогу держаться на ногах, и пожелал вернуться домой. Оказалось, городские ворота запирают, как только сядет солнце, а я и не знал. Веселье иссякло, некоторые гости легли на кан и предались курению опиума, другие принялись обнимать певичек и весело хихикать. Слуга принес каждому по стеганому одеялу и подушке и принялся стелить постели на сдвинутых в ряд кроватях. Я потихоньку спросил у Си-эр: "А можно ли устроиться на ночлег на твоей лодке?" Она ответила: "Можно бы устроиться в ляо, да не знаю, нет ли гостей" (ляо - каюта в пристройке на верхней палубе). Я сказал: "Давай-ка, сестрица, съездим и разузнаем". Я окликнул лодочника с ялика и велел ему переправить нас на джонку вдовы Шао. Огни лодок разных заведений светились друг против друга, образуя подобие длинной освещенной галереи. В каюте гостей не оказалось. Хозяйка с улыбкой встретила меня и сказала: "Знала, что приедет дорогой гость, потому и оставила для вас каюту". Я улыбнулся: "Ах, матушка, воистину вы небожительница под лотосовым листом!" Тотчас же явился со свечой слуга и повел нас на корму. Я поднялся на несколько ступенек и очутился в комнатке, похожей на келью. У стены стояла длинная тахта, к ней были придвинуты столик и стулья. Раздвинув еще одну занавеску, я попал на крышу, она служила кровлей носовой части лодки. В каморке была кровать и широкое прямоугольное окпо, заделанное стеклом. Лампы не было, комнатка озарялась отсветом огней с лодок напротив. Одеяло, полог, туалетный столик и зеркало были наряднейшие и большого изящества. Си-эр сказала: "С террасы можно полюбоваться луной". Я поднялся на ступеньку порога, растворил окно и выполз наружу. Я стоял над кормой, с трех сторон меня ограждали низкие перильца. Светлый овал луны, безбрежные воды, бездонные небеса... по реке, подобно плывущим в беспорядке листьям, сновали лодки, с которых торгуют вином, а фонари их, как мириады звезд, выложенные на небесах, рассыпали по воде блестки. Легкие ялики, точно гребни на ткацком станке, разбегались по реке, где-то лилась песня, ей вторила свирель и струны, звуки сливались с рокотом волн, - все чувства моей души сместились. Я вспомнил: "Молодым не ходи в Гуандун... " - и подумал: "Воистину верно". Жаль, что Юнь не сопровождала меня в этом путешествии. Я обернулся и увидел Си-эр, лунный свет придал ей редкое сходство с Юнь, я повлек ее с палубы, задул свечу и лег. Наутро, едва рассвело, с компанией шумно появился Сю-фын. Я накинул платье и вышел, все стали укорять меня за вчерашнее бегство. Я ответил им присловьем: "Боялся, что вы, господин, да и вся ваша братия не оставите на мне ничего: "и постель сдерете, и полог унесете", вот и все". Все вместе мы двинулись домой.

Через несколько дней я с Сю-фыном отправился прогуляться к храму Морской жемчужины. Храм стоит посреди воды и, словно город, с четырех сторон окружен стеной. На случай защиты от морских разбойников в стене для жерл больших пушек на высоте более пяти чи над водой пробиты бойницы. Орудийные замки пушек то подымаются, то опускаются силой прилива, а насколько - точно сказать трудно, думаю, что всякий расчет тех, кто постигает законы явлений, здесь бессилен. "Тринадцать иноземных рядов" были сооружены к западу от ворот Простой орхидеи, линия их расположения походила на европейскую картину. На противоположной стороне реки был Цветник - кантонский цветочный рынок, цветов и деревьев здесь великое изобилие. Я-то полагал, что нет цветка, которого я бы не знал, но на этом торжище мне были знакомы лишь шесть-семь названий из десяти. Я стал выспрашивать названия, и оказалось, что в "Собрании всевозможных благовоний" они не значатся, возможно, дело было в их местном произношении.

Храм Покрова над морем превеликих размеров. Сразу за храмовыми воротами росла большая смоковница, ствол ее в десять обхватов, а тень густая, точно от балдахина. Дерево не увядало ни в зимние, ни в осенние холода. Колонны, перила, решетки, окна и стропила были выточены из железного или грушевого дерева. Подле храма росло еще дерево бодхи, листья его как у хурмы. Прибой ободрал ему кору, и истонченные волокна древесины приобрели сходство с шелковистыми крылышками цикад; склеенные, они годились бы для небольших тетрадок, в каковые обычно переписываются буддийские сутры. На обратном пути я заехал к Си-эр на "цветочную ладью". У Си-эр и Цуй-гу, оказалось, нет гостей. Чаепитие закончилось, я хотел уже уходить, но девушки трижды просили меня остаться. Во исполнение их желания я решил подняться с ними в каюту на верхнюю палубу, но хозяйка - "старшая невестка", в нашей каюте уже потчевала гостей вином. Я решил испросить разрешение у матушки Шао: не будет ли она против, если девушки пойдут ко мне домой. В ответ Шао сказала: "Ладно, идите".

Сю-фын отправился первым, чтобы сделать приготовления и послать слугу за вином и закуской. Я привел с собой Си-эр и Цуй-гу. Среди разговоров и смеха нежданно-негаданно нагрянул Ван Мао-лао из местной управы, мы потащили его с нами выпить. Едва мы пригубили вина, как внизу послышался шум и гвалт, казалось, будто кто-то лезет к нам на второй этаж. У хозяина была племянница, отроду, видно, порядочная дрянь, она прознала, что я пригласил певичек, и созвала людей, замыслив вымогательство. Сю-фын сказал мне с укором: "Не по мне была затея, а вот поддался твоей минутной прихоти". Я сказал: "Раз дело сделано, поспеши найти способ, как "отвести солдат", не время препираться". Мао-лао предложил: "Попробую спуститься первым и поговорить с ними". Мой замысел был в том, чтобы кликнуть слугу и послать его поскорее нанять два паланкина, ибо я принял решение вначале избавиться от девиц, а затем пытаться самому "выбраться из крепости". Было слышно, как Мао-лао уговаривает тех, что внизу. Они не отступали, хотя больше и не лезли к нам. Тем временем паланкины были поданы. Я приказал слуге поработать руками и ногами, дабы проложить девицам дорогу. Сю-фын бросился за слугой, таща за собой Цуй-гу, следом я волок Си-эр, с боем мы спустились вниз. С помощью слуги Сю-фын и Цуй-гу вырвались за ворота. Вдруг дорогу Си-эр заградила чья-то рука. С быстротой я поднял ногу и пнул того в плечо - рука ослабла, и Си-эр удалось выскользнуть. Тут и я, улучив момент, вырвался и удрал. Мой слуга стоял на страже подле ворот на случай преследования и нападения. Я взволнованно спросил его: "Ты видел Си-эр?" Он ответил: "Цуй-гу села в паланкин, и его унесли. Я видел, как девица Си вышла из ворот, но чтоб она садилась в паланкин, не видал". Немедля я запалил факел, но на обочине дороги увидел второй пустой паланкин. Тогда стремглав я помчался к Цзинхай-ским воротам, где нашел Сю-фына, который стоял подле паланкина Цуй-гу. Я стал их расспрашивать. Они ответили: "Ей надо бы бежать на восток, а она, видно, кинулась на запад". И вот, повернув к дому, я прошел его и еще с десяток других строений, как услыхал, что в темноте меня кто-то зовет. Посветил - оказалось, Си-эр. Я с великой поспешностью усадил ее в паланкин, взял на плечи один шест, и мы пошли. Сю-фын бросился ко мне со словами: "При вратах Простой орхидеи есть шлюз, через него можно выйти за городскую стену. Я послал человека, чтобы за плату нам отперли замок. Цуй-гу уже пошла к шлюзу, Си-эр, не медли". Я сказал ему: "Быстрее возвращайтесь домой и "отгоните неприятеля", а Цуй-гу и Си-эр препоручите мне".