Ли погрузился в раздумье, потом ответил:
- Нет, будь что будет, учитель, не сделать мне этого! Да и кто же из опасения перед грядущими и пока неясными бедами откажется от насущных давно затеянных дел?
После того он еще пуще предался буйству и похоти, убивал и рубил головы, не зная пощады.
Мать его, разгневанная вконец, сказала:
- Всякому живущему жизнь любезна, а смерть ненавистна. Отчего убиваешь ты всех без разбора? Думала ль я, дожив до старости, увидеть дитя свое в мерзком обличье смертоубийцы!
Сын военачальника Ли по имени Тхук Кхоан тоже всегда сдерживал отца, но Ли по-прежнему не знал удержу и меры. Как вдруг сорока лет от роду умер он у себя в дому.
Прохожие на дорогах судили об этом на все лады и говорили друг другу:
- Муж, содеявший много добра, погибает от вражеского оружия; а тот, кто вершил зло, умирает дома своей смертью! Где же она, небесная справедливость?
Был раньше у Тхук Кхоана друг по имени Нгуен Куи, человек прямодушный, чтивший долг и правила чести, но три года назад он умер. Вышел однажды Тхук Кхоан поутру на прогулку и вдруг повстречал на дороге Нгуен Куи.
Тот сказал:
- Скоро родителя твоего поведут на судилище. Я ради старой дружбы пришел упредить тебя об этом. Хочешь, я завтра вечером пришлю за тобой и ты сам все увидишь? Только, если проговоришься хоть словом, не миновать мне беды.
Сказал и тотчас куда-то исчез.
В назначенный срок Тхук Кхоан уселся в малом покое и стал ждать. В полночь и впрямь увидал он воинов с конскими головами, и доставили они его в огромный дворец. Наверху восседал государь, а вокруг люди в железных панцирях и медных шлемах с секирами, молотами и кривыми мечами стояли рядами торжественно и стройно. Вдруг слева, огибая их, вышли четыре чина. Одним из них оказался Нгуен Куи. Все четверо с записями в руках преклонили колена перед красным государевым столом.
Первый начал читать:
- Служилый муж Имярек при жизни был справедлив и тверд и не заискивал перед имущими власть. Чем выше становился он чином, тем скромнее был и достойней, и, наконец, не щадя себя, умер во имя отчизны, покрыв ее блеском славы. Прошу почтительно царский суд претворить этого мужа в небожителя.
Второй сказал:
- В некой семье жил Такой-то, человек алчный и грязный; вымогал он дары и взятки, а получив чин, преисполнился гордыни и спеси; презирая людей добронравных, он не выдвинул ни единого достойного и одаренного мужа, полезного государству. Прошу почтительно судилище Южного созвездия искоренить самое имя его.
Третий сказал:
- В неком округе проживал муж из рода Ха, всеми силами творивший добро, хотя сам, у себя в дому, и не ел досыта; а когда, после недавней войны, нагрянул великий мор, предписаниями его составлено было лекарство, коим спаслись люди - числом более тысячи. Прошу почтительно даровать ему новое рождение в семье, отмеченной счастьем, и пусть потомству его удача сопутствует в трех поколениях, дабы воздать должное за спасение стольких людей.
Четвертый сказал:
- В некой деревне жил мужлан из семьи Динь, вечно он ссорился с братьями и враждовал с роднею; а после, употребив во зло неопытность малолетних племянников, подделал десяток расписок и отобрал у них все поля и земли, не оставя и клочка, куда удалось бы воткнуть шило. Я бы хотел, чтобы он родился заново в доме убогого бедняка, маялся от голода и жажды, ютился на пустырях и в канавах, претерпевая за то, что обирал и грабил людей.
Государь согласился со всеми их предложеньями.
Следом за ними справа, огибая ряды, вышел еще один муж в красной одежде и, тоже преклонив колена перед красным столом, доложил:
- В делах, порученных моему ведомству, значится Имярек из некого рода, человек упрямый и неразумный, творивший всякие беззакония. Год уже, как заключен он в темницу, но еще не предстал перед судьями. Прошу разрешения вызвать его сюда, в Государев суд.
И зачитал обвинение. Вот оно.
- Молвить осмелюсь:
День сотворенья небес и земли - это срок появленья
женских начал и мужских, то есть темных и светлых.
Эти начала присущи и людям и тварям и резко различны:
там зло - здесь добро,
там боязнь - здесь бесстрашье.
Столько причин здесь и переплетений,
Что невозможно их всех перечислить.
Небом начертаны судьбы людей, и не всякий способен
к прозренью прийти,
к состоянию Бодхи:
Сущность людей порождает поступки, она неизменна,
и нрав человеку дается навечно, до гроба -
то темный, то светлый.
Люди поэтому столь нетерпимы, жестки и пристрастны,
И потому столько подлостей в мире творится.
Зло и добро неизбежно влекут за собой воздаянье,
не спутают здесь жеребца вороного с гнедою кобылой.
Связаны тесно деяние и воздаянье, так же, как эхо со звуком,
как с тенью предметы.
Связь эту просто понять и представить - нехитрое дело.
Люди поистине глупы в деяньях своих и упрямы,
Сколько угодно у них оснований найдется для злобы.
Сколько меж ними грызни из-за мелкой корысти.
В омут они попадут иль в колодец - и сами себя
с удовольствием топят,
Роют, без всякого смысла и цели каналы какие-то
и подземелья,
И, прозябая во тьме постоянно,
Мерзкие, жалость они вызывают.
Лишь небеса всемогущие в силах все взвесить, разъять,
рассудить и рассудок вернуть потерявшим рассудок.
Вот для чего и темницы построены, - чтобы томились там
души злодеев, чтоб было другим неповадно.
Но разве можно забыть преступленья?
Разве деянья его поправимы?
Вот он, ничтожнейшее насекомое, Ли недостойный
стоит перед вами.
Он, как букашка, бессилен и жалок,
Тучи и те, как ни зыбки, - надежней.
Где бы он ни был, к чему б ни стремился,
всюду встречали его наважденья.
Он презирал все творенья словесности,
мудрость считая ничтожной.
Он почитал лишь богатство и золото и потому
отнимал его силой,
Нивы чужие и пашни присваивал, был он Хун Яну подобен,
Словно Ян Су, он убийствами тешился,
тысячи жизней сгубил он,
Был он зловредней пантеры и тигра,
невинных чернил, клеветою губил их и хитростью.
Столь непомерны его злодеяния, что не поместишь их в горных
ущельях, в долинах речных, на равнинах.
Алчность толкала его на поступки бесчестные,
Лживым он был, двоедушным, лукавым.
Надо карать его полною мерой,
Так, чтоб другим это было уроком.
Едва было оглашено до конца обвинение, как страж привел Хыу Ти, бросил распростертым ниц у входа, взял бич и ударил его с неистовой силой, - кровь так и брызнула липкой струей. Хыу Ти застонал громко и жалобно: боль была невысима.
Вдруг сверху послышался голос:
- Разве меж вами не поделены ведомства для быстроты дознания?! Отчего это дело затянулось на целый год?!
