Правда, оговоримся сразу, что примерно за два столетия до "Краткой истории земли Виет" написаны были "Исторические записи" До Тхиена, а в семидесятые годы XIII века появился тридцатитомный свод Ле Ван Хыу "Исторические записи земли Дай-виет" (в основу которого, возможно, легла более ранняя хроника Чан Тана); но ни один из этих памятников не сохранился, как не сохранились и написанные позже, в конце XIV века, два исторических труда Хо Тон Тхока. Впрочем, точно так же до нас не дошла и первая книга повествовательной прозы - "Повесть о высшем воздаянье" (XII-XIII вв.).
XV и XVI века - золотая пора средневековой литературы Дай-виета. В это время были созданы поэтические шедевры Нгуен Чая и стихи Ле Тхань Тонга и его академии - "Собрания двадцати восьми светил словесности", которую государь возглавлял отнюдь не ради придворного пиетета, поэзия Нгуен Бинь Кхиема ( Нгуен Бинь Кхием (1491-1585) -выдающийся поэт и просветитель; служа при дворе, потребовал казни восемнадцати временщиков; получив отказ, вышел в отставку, вернулся на родину и преподавал там долгие годы в своей школе.). От этого времени дошла до нас проза того же Ле Тхань Тонга и Нгуен Зы. И если учитывать так называемый фактор времени, достижения эти представляются тем более выдающимися, ведь первые литературные памятники Дай-виета относятся к концу X - началу XI века, когда в соседних странах существовала уже многовековая литературная традиция. Разумеется, влияние этих литератур, и в первую очередь литературы китайской, сыграло здесь немалую роль. Но важным и, видимо, определяющим моментом стал здесь высокий духовный подъем, которым охвачен был народ, как раз в это время, в X-XI веках, утвердивший свою свободу и государственность ("Волею неба, - ликовал летописец, - вновь возродилась держава Виет... "). И если в первые столетия своей жизни литература Дай-виета говорила еще на вэньяне, языке общем тогда для многих дальневосточных литератур, то творения Нгуен Чая, стихи академии Ле Тхань Тонга и Нгуен Бинь Кхиема писались уже на вьетнамском языке и вьетнамской письменностью "ном", на "номе" впервые написал Ле Тхань Тонг и свою ритмическую прозу - "Десять заповедей о неприкаянных душах".
Историческая проза отнюдь не была только плодом на древе чужой традиции; великие свершения времени властно требовали своего увековечения (вспомним пушкинского Пимена: "Да ведают потомки... земли родной минувшую судьбу"). Эта потребность вызвала к жизни и первые две книги повествовательной прозы: "Собрание чудес и таинств земли Виет" Ли Те Сюйена и "Дивные повествованья земли Линь-нам" Ву Куиня и Киеу Фу.
Правда, для Ли Те Сюйена важно не само по себе связное изложение истории. Событие, факт для него лишь ступенька, с которой начинаются чудеса; причем чудеса не всякие, вернее, не от всякого исходящие, а, как бы это сказать поточнее, - благополезные государству и государю. В предисловии своем он писал так: "В нашей державе Виет издревле и доныне поклоняются в храмах огромному множеству духов; но много ль меж ними таких, чьи подвиги велики и несомненны и кто помог бы народу?" Конфуцианец Ли Те Сюйен, во все вносивший иерархию и порядок, пожелал составить некую опись официально признанных духов, отделить их от бесполезной и пакостной чертовщины. Усопшие государи и государыни у него продолжают споспешествовать живым монархам, подданные и после смерти служат земным властителям, и духи стихий и земель тоже трудятся для блага трона. Но схема эта отнюдь не абстрактна. И если не любой дух услужает государям, то, с другой стороны, и не любому государю служат пришельцы из потустороннего мира; не любому, а - своему государю, повелителю Дай-виета. Причем, излюбленное служение духов дай-виетским королям - помощь им на поле брани. Конечно, Ли Те Сюйен не смог с исчерпывающей полнотой выполнить поставленную им для себя задачу, за рамками его сочиненья осталось немало достойных духов (трудно предположить, чтобы за все прошедшие века на целое государство их набралось лишь двадцать семь - столько рассказов в книге), и не случайно он приглашал "просвещенных мужей" продолжить его труд, и многие охотно продолжали его вплоть до начала XX века. Но он достиг иной цели - из-под его кисти вышла книга, донесшая до нас спустя шесть с половиной веков частицу живой жизни его времени. Он старался быть точным в изложенье земных дел своих героев, - ведь дела эти были предпосылкою, объяснением чудотворных деяний их после смерти. Он ссылается на историка До Тхиена, на китайские хроники; но все равно персонажи книги ведут себя точь-в-точь как его современники (вернее, - это уже художественный прием, - так, как они должны были себя вести в соответствии с нравственным идеалом автора, основанным на конфуцианских догматах). Вот Ми Е, королева индуистского государства Тямпа ( Тямпа - индуистское государство на территории Центрального Вьетнама, упоминается в источниках со II в.; из длительных столкновений с Дай-виетом вышла побежденной и утратила независимость (конец XV в.); скусство Тямпы оказало влияние на вьетнамскую культуру.), является во сне исповедующему буддизм вьетнамскому королю Ли Нян Тонгу ( Король Ли Нян Тонг - правил с 1072 по 1127 г.; при нем проводились первые конкурсные экзамены, создана Придворная академия.) и произносит конфуцианские словеса о долге верной жены. Но, заговори она по-иному, и чудо уже было бы "от лукавого". Интерес автора прежде всего к самому чуду, как подтверждению святости духа, приводит его иногда к тому, что чудо свершается во имя дела, заведомо несправедливого. Так, Дух - повелитель земли в Данг-тяу, доказал однажды свою святость сыну короля Ле Дай Ханя (он правил с 980 по 1005 г.), проведя границу ливня ровно по середине реки, чтобы струи его не задели принца. Но несколько лет спустя принц, задумав убить своего брата и захватить престол, является к духу за советом, и тот, представ перед ним во сне, в изящном восьмистишье пророчествует удачу. Все хорошо бы, да только принц этот, убив брата, прославился как величайший злодей и распутник, чего Ли Те Сюйен спустя триста лет не мог не знать. Но он, указав для точности тронное имя узурпатора, сообщает (как во всех других рассказах), какой именно титул был пожалован духу...
Сам Конфуций, говорят, никогда не высказывался о чудесах и духах. Да и последователи его к материям этим относились без особенного интереса. Как же тогда расценивать сочинение Ли Те Сюйена, ведь написано оно отнюдь не для усладительного чтения? Он, правда, не смеет полемизировать с Учителем, как это с поистине королевской непринужденностью делает Ле Тхань Тонг (тоже, кстати, конфуцианец) в первых же строках предисловия к своим новеллам; но все же...
Объясненье этой, не такой уж, впрочем, и редкой, "странности", кроется, видимо, в обстоятельствах, при которых складывались мироощущенья и взгляды вьетнамца той далекой от нас эпохи. Вьетнамец - рождался ли он в семье пахаря или вельможи - с самого детства знал: вспышки молний и гром - это знак приближения Духа громов, который, размахивая своим каменным топором, спешит исполнить волю Повелителя неба и покарать содеянное кем-то зло. Он знал, что прохладный ветерок и опустошительный ураган нагоняет своим опахалом безголовый Дух ветров, а дождевые тучи исторгает в небо огромный дракон - Дух дождя. Знал: если старец Дух риса явится кому-нибудь во сне веселым, жди недорода, а явленье изможденного духа предвещает большой урожай... В каждой реке, в лесных чащах и горных пещерах жили духи, и всем были известны обычаи их и повадки. Святынею дома почитались алтари предков, духи которых на небесах предстательствовали за живых; в динях (деревенских общинных домах) поклонялись духу - первооснователю деревни. Виетам приходилось то и дело с мечом в руках отстаивать свою свободу, и в каждой округе стояли поминальные храмы - дены и миеу, где чтили память героев; считалось, что в черные дни вражеского нашествия они помогают живым защищать родину. Среди этих обожествленных впоследствии героев были не только государи и военачальники. "Малая отроковица" Чан Нгаук Тыонг девяти лет от роду помогла знаменитому полководцу Ли Тхыонг Киету (сам он и чудеса его описаны в книге Ли Те Сюйена) разбить воинство Тямпы, и государь за то пожаловал ей, простолюдинке, титул принцессы, а народ воздвиг храм. Это случилось в 1103 году. А, скажем, в 1285-м, - быть может, уже на веку Ли Те Сюйена, - когда в Дай-виет вторглись из Китая полчища монгольской династии Юань, "отпрыск государева рода" Чан Куок Тоан (было ему тогда пятнадцать лет) собрал из своих сверстников "рать" и бился рядом со взрослыми...