– Так мы обозначаем возможные цели террористов – и особо важные, и особо уязвимые, – пояснил Карри. – Потенциальных объектов террористических атак – миллионы. Защитить их все – выше сил человеческих. Поэтому мы пока обсуждаем, каким образом можно напасть на Всемирный торговый центр и Пентагон, а потом уж будем думать о способах предотвращения атак. Цвета же означают уровень уязвимости и потенциального ущерба. Вот, например, это помещение.

Люди, которые здесь находятся, нарушили запрет террористов. Они работают на «Ламаар энтерпрайзис». Однако террористы вряд ли когда узнают, что скрывается за фасадом. По всему периметру здания имеется вооруженная охрана, вдобавок нас защищают с воздуха, так что мы практически в безопасности. Желтый кружок.

Карри указал на карточку, единственную из всех помеченную тремя красными звездочками. На ней было написано «семьи».

– Видите? С нами согласились работать сотни очень влиятельных людей. Их мы можем защитить, а как быть с их женами и детьми? Вы сами знаете, что террористы устроили в комнате дочери Роуза. Сейчас для нас первоочередная задача – не допустить нападения на семьи тех, кто согласился нам помогать, несмотря ни на что. Можете не сомневаться – эту проблему мы быстро решим.

– А вот тут написано «Отель „Камелот“, Лас-Вегас», – сказал Терри. – А вампумов никаких не нарисовано.

– Мы туда звонили. В Лас-Вегасе знают, что являются мишенью. Они нас заверили, что справятся своими силами. У них нет недостатка в охране, так что мы можем расслабиться.

Мы сообщили группе все, что знали о корпорации «Мультипликация». Следующие восемь часов прошли за мозговым штурмом и ломанием головы. Мы с Терри развлекались вовсю. У высокооплачиваемых специалистов склад ума кардинально отличается от склада ума полицейских. Высокооплачиваемые специалисты обладают одним качеством, которым полицейские либо не могут похвастаться, либо оно у них пылится за ненадобностью. Я говорю о воображении.

Я всегда полагал, что, если бы федеральное правительство хоть иногда раскидывало мозгами, никакого одиннадцатого сентября вовсе не случилось бы. Достаточно было прибегнуть к стратегии, популярно излагаемой сейчас Бен-Доном Марвином, а именно собрать в одном помещении несколько креативно мыслящих граждан и, вместо того чтобы с пафосом толкать речь на тему «Вот как мы раньше расправлялись с врагами», – попросить их при разработке идей выйти за пределы квадрата.

К одиннадцати вечера мы развязались с «Мозговым центром» и поехали в Лос-Анджелес. Терри решил подбросить меня домой.

– Сколько работаю детективом, никогда с такой пользой время не проводил, – признался я. – И никогда не видел столько умных людей одновременно.

– Разумеется – ты же не бывал на семейных торжествах Биггзов.

– Вы, конечно, можете гордиться своими умственными способностями, детектив Биггз, но согласитесь – мы с вами были самыми тупыми из всех присутствующих.

– Ерунда. В своем роде мы очень даже ничего. И вообще, не вижу разницы между ими и нами.

– Я вижу: это десять штук баксов в день.

Терри рассмеялся. Нечасто он удостаивал мои шутки такой реакцией.

Очередной шестнадцатичасовой рабочий день. Слава Богу, я наконец дома. Я сунул руку в карман, нашаривая ключи, и вдруг застыл как громом пораженный. На ручке двери болталось нечто. Я попятился.

Я связан с «Ламаар энтерпрайзис». У двух старых хрычей (из трех) имеются мои визитки. Все трое знают мою фамилию. Я – мишень. Мне на дверь повесили бомбу.

«Совсем с катушек съехал. Террористы не ходят по домам полицейских и не вешают бомбы им на двери», – запищало в голове. Внутренний голос дело говорил.

Я вернулся к машине, достал фонарик и направил его на дверную ручку. С расстояния десять футов. Луч света выхватил блистерную упаковку, довольно крупный конверт – в таком можно отправить, например, видеопленку, намотанную на бобину. На конверте черным маркером было выведено мое имя.

«Если это и бомба, то слишком маленькая. В худшем случае оторвет тебе пару пальцев. Действуй левой рукой». Я поблагодарил внутренний голос за совет и добавил, что дальше справлюсь без него.

Левой рукой я снял конверт с дверной ручки, затем, действуя правой, отпер дверь. Андре не бросился мне навстречу. Я позвал, но он не появился. Значит, до сих пор у Кемпа. Внутренний голос сообщил, что я нервничаю. Будто я без него не знал. Я бегал по комнатам, включая по пути свет, и искал следы вторжения. Ничего не обнаружив, почувствовал себя круглым идиотом.

Я вскрыл конверт. Внутри оказалась коробка жевательного мармелада. Большая. Такие обычно покупают перед киносеансом, когда распирает от собственного настроя «гулять так гулять» и не жалко заплатить четыре бакса за конфеты, которые в первозданном виде, то есть в виде сахара, стоят двадцать центов. Именно такой мармелад, под названием «Майк и Айк», я особенно любил в детстве. Помимо ассоциаций с собственной персоной мне нравилось, что он разноцветный.

Я открыл коробку. Мармелада в ней не оказалось. Что ж, меньше проблем – я бы все равно не стал его есть, а так и не обидно. Зато оказался сотовый телефон.

Пошарив в коробке, я извлек записку:

Информаторов у меня предостаточно. Некоторые любят экстравагантные способы выхода на связь, однако никто не стал бы программировать мобильник на свой номер, упаковывать его в коробку из-под конфет «Майк и Айк», а сама коробку подвешивать к дверной ручке. Нет, на это способны только люди шоу-бизнеса.

Я до такой степени не сомневался: стоит набрать номер, как в трубке раздастся голос великого голливудского сценариста Митча Барбера, – что согласился бы и недельную зарплату поставить, да спорить было не с кем.

День для Клауса Лебрехта начался неважно. С утра пришла зашифрованная электронка из Нью-Йорка, от Софокла, который должен был взорвать магазин игрушек, на витрине которого до сих пор красовались ламааровские мультяшки. Однако сукин сын пошел на попятный: не могу, дескать, детей убивать, и все тут.

Лебрехт предложил увеличить гонорар, но Софокл повторял как попугай: «Там полно детей». Правда, в конце концов он согласился ждать дальнейших указаний, продолжая, впрочем, твердить: «Детей убивать не стану. Хотели убивать детей, надо было нанять шахида».

А потом появились два копа. Само по себе их появление не было неожиданностью для Лебрехта – он предвидел такой поворот событий, – но копы, похоже, уже имели разговор с Митчем, и Лебрехта это напрягло.

Когда копы откланялись, трое старых друзей вместе посмотрели пресс-конференцию Айка Роуза.

– Я же говорил – Деклан не подведет, – самодовольно заметил Кеннеди, когда Роуз заявил о взрыве в «Королевском бургере». – Этот парень мне сразу понравился.

– Ты же назвал его отморозком, – напомнил Барбер.

– Ну и что? Может, потому-то он и пришелся мне по душе, – не растерялся Кеннеди. – Впрочем, какая разница? Что бы я ни думал о Деклане сначала, а согласитесь, он отработал каждый цент.

– Называй его Йетсом, – поправил Барбер. – Мы же договорились использовать клички.

– Пусть будет Йетс. Прекрасный ирландский поэт, Уильям Батлер Йетс, взорвал забегаловку в Далласе. – Кеннеди захихикал и бросил взгляд на Лебрехта – узнать, понравилась ли ему шутка.

– По-твоему, это смешно? – нахмурился Барбер. – Тебе, Кевин, похоже, трансформироваться из веселого ирландца – алкоголика и продюсера в веселого ирландца – алкоголика и террориста как делать нечего.

– Да пошел ты, Митч. – Веселость Кеннеди улетучилась вся, до последней унции. – Тебе погибших жалко, да? А мне вот не жалко. А знаешь почему? Потому что половина из них наверняка гребаные акционеры, и голосовали они за то, чтоб «Ламаар» завладели япошки да жиды. Ты, Митч, похоже, на попятный собрался? Так вот что я тебе скажу. Ты всю жизнь чужими руками жар загребаешь. И тебе все равно, чьи это руки и какой именно жар они загребают.