Я ничего не видел из-за слез. Дальше мне сегодня не прочитать. Я уронил письмо и выключил ночник, лег на живот и вытянул ногу на территорию Джоанн. Простыня была хрустящая и холодная. Правая сторона кровати пустовала, но я чувствовал присутствие Джоанн. Я уткнулся лицом в прохладное местечко на подушке и прошептал:

– Спокойной ночи, родная. Я люблю тебя.

И в который раз в ушах зазвучала наша с Джоанн песня:

В этот момент внутренний голос шепнул: «Трантанелла. Дайанина фамилия – Трантанелла».

У меня было чувство, знакомое каждому, кто целый день тщился вспомнить элементарное слово. Улыбка, кривая, нехорошая улыбка, ткнулась в мою сырую подушку. Точно так же я усмехаюсь, если знаю ответ в шоу «Кто хочет стать миллионером?».

Я начал было благодарить внутренний голос за подсказку, и тут до меня дошло. Голос-то был не тот, что обычно, – не писклявый, не занудный, не уверенный в собственной непогрешимости. Нет, он был подозрительно вежливый, подозрительно бескорыстный. Совсем, совсем другой голос. Нежный. Теплый. Любящий.

Джоанн прислала весточку.

На следующее утро я ждал Терри и Мюллера, опершись пятой точкой о крыло своей «акуры» и прихлебывая вчерашний кофе из термоса Джима. С одной стороны на термосе красовался логотип профсоюза водителей грузовиков, с другой – переводная картинка с изображением фуры, однако я пребывал в счастливой уверенности, что мой серый костюм и черные классические туфли никому не позволят принять меня за дальнобойщика.

Мюллер, несмотря на то что родился и вырос в крупном городе Портленде, штат Орегон, на вид – типичный паренек с фермы, а точнее, из рекламы деревенского молока. Голубые глаза, соломенные, что по цвету, что по фактуре, волосы – так и видишь Мюллера на фоне тучного стада, в то время как на самом деле фоном ему служат серые стены полицейского участка. Росту в Мюллере шесть футов, как во взрослом мужчине, но лицо у него безволосое, словно младенческая попка. Ему тридцать, однако он легко сойдет за семнадцатилетнего – вот почему, хотя Мюллер числится в отделе по раскрытию преступлений, связанных с компьютерными технологиями, его нередко привлекают для работы под прикрытием в старших классах лос-анджелесских школ.

В Мюллере удачно сочетаются Билл Гейтс, Телониус Монк[11] и Гомер Симпсон. Гейтс заметен сразу – в полиции Лос-Анджелеса никто лучше Мюллера не сечет в компах – по крайней мере никто из парней, с которыми мне доводилось работать. Также Мюллер является одним из немногих индивидуумов, использующих по максимуму оба полушария головного мозга, – вот почему вечерами и по выходным он меняет клавиатуру на клавиши и наяривает джаз. Отлично наяривает; полиции Лос-Анджелеса повезло, что Мюллер, в отличие от Телониуса, не чернокожий. Все дело Мюллеру портят очки в роговой оправе, бело-розовое, как свадебный торт, лицо и нездоровая склонность к подробностям – иначе в мире джаза он давно бы стал своим. Конечно, я не истина в последней инстанции, но, по-моему, если бы Мюллер вызывал ассоциации с шоколадом, а не с низкокалорийным сыром, он давно бы уже сменил полицейский участок на ночной клуб.

Рассмотрим теперь личность Гомера Симпсона как доминанту в сложносочиненном характере Мюллера. Во-первых, у Мюллера черный пояс по компьютерным играм про Симпсонов. Во-вторых, его мейлы пестрят гомеризмами, из которых лично мне больше всего нравится следующий: «Алкоголь – причина всех мировых проблем. И он же – способ их решения». Спросите Мюллера, почему он ассоциирует себя с лузером Гомером Симпсоном, и Мюллер ответит: «Не всем же равняться на Супермена».

Я сделал последний глоток как раз вовремя – на бледно-голубом семиместном «додже» подкатили Терри с Мюллером.

На Терри была черно-коричневая спортивная куртка в гусиную лапку – он купил ее с полгода назад и носил не снимая. На шее красовался галстук цвета бордо, на котором в дурной бесконечности множились китайские фонарики, – видимо, одна из дочек Терри напутствовала отца словами «Папочка, этот галстук отлично сочетается с твоей курткой». Мюллер, напротив, предпочитает эклектику. Он был неоднократно замечен в секонд-хенде за поисками «одежды, несущей в себе энергетику прежних владельцев». Сегодня Мюллер вырядился в синий пиджак в елочку с замшевыми заплатами на локтях – первые пятьдесят лет своей жизни пиджак явно принадлежал оксфордскому профессору. Рубашка на Мюллере была кремового оттенка, с белоснежной вышивкой в районе пуговиц – меня сразу обдало энергетикой мексиканского брадобрея. Ансамбль завершали черные джинсы и новехонькие туфли.

– Здорово, старина! – гаркнул Мюллер. Подобно большинству своих ровесников Мюллер может похвастаться словарным запасом, берущим начало в восьмидесятых. – Извини, опоздал – Аннетта меня с утра просто затрахала. Вот ты, Майк, вроде коп с мозгами – скажи, сколько еще собак она должна притащить в дом, чтобы я получил право ее пристрелить?

Они познакомились еще в старших классах – Аннетта приехала в Портленд из Дании по обмену. Аннетта – хорошенькая блондинка, полностью соответствующая обывательскому представлению о скандинавках, и при этом очень душевный человек. У нее слабость к бездомным животным – сегодня, по-видимому, именно эта слабость придала пикантности семейным отношениям.

– Хороший вопрос, – ответил я. – На экзамене при выпуске из академии такого точно не было. Аннетта вольна приводить в дом столько бродячих собак, сколько ей вздумается. А вот если она притащит второго пианиста, тогда дело другое. В пианиста смело можешь стрелять. Ну а у вас как дела, мистер Биггз? Не знаете ли, когда будет готов отчет следователя?

– Он и так света белого не видит, – произнес Терри. – Наверное, к концу апреля, самое позднее в первых числах мая сдаст. Но знаешь, что я подумал, когда прослушал автоответчик? Я подумал, к черту следователя. Твой отец – просто гений сыска. Это же надо, как у нас с ним мысли сходятся! Подкатимся сегодня к Карри и расколем его на данные об этом, как его, Иге. Только для начала прольем на нашу жертву еще немножко грязи. Поехали.

Квартира Элкинса оказалась в районе, где все дома были в испанском стиле. В глаза бросились кованые железные ворота и большущий бассейн во дворе.

– Чтоб я так жил! – присвистнул Мюллер. – Я-то думал, у пидора должно быть настоящее логово, а у него вон как все цивильно.

– Видимо, так детишки лучше клюют. Вспомни, как Гензель и Гретель повелись на пряничный домик, – объяснил Терри.

Хозяйка квартиры, Элен Шотуэлл, пятидесятилетняя рыжая мымра, во время оно накачала бюст силиконом. Узнав, что жилец из шестнадцатой квартиры пал жертвой убийцы, она первым делом спросила, когда снова сможет сдать жилплощадь.

И побожилась, что понятия не имела о пристрастиях Элкинса.

– Он прожил здесь всего восемь месяцев. Платил вовремя, ни с кем не общался… – таков был вклад мисс Шотуэлл в расследование.

Когда Терри показал ей соответствующие документы, она впустила нас в квартиру, попросив закрыть за собой дверь, когда будем уходить. И исчезла. Видимо, содержательницы пансионов и прочие домоправительницы снабжают полицейских информацией о самых темных тайнах своих многочисленных жильцов только в фильмах.

Не то чтобы квартира Элкинса оказалась пряничным домиком, но вид у нее был вполне праздничный – любому малышу понравился бы и пол, выложенный красной плиткой, и веселенькие тканые коврики, вызывающие ассоциации с мексиканским рестораном. Прямо у входной двери имелся кованый стол со стеклянной столешницей. Под столом, склонив головку набок и глядя вверх проницательными черными глазками, сидел щенок коккер-спаниеля. Я сразу понял, что это просто статуэтка. Нормальные люди их коллекционируют. Извращенцы используют в качестве наживки.