Ну конечно – Большой Джим все подстроил! Специально по телефону сказал «пилот», чтоб вернее заманить. На первый взгляд я должен испытывать благодарность, ибо Дайана тянет на девять с половиной по десятибалльной шкале, однако это не снимает с Джима обвинения в устроении засады, успешно замаскированной под семейный ужин. Да, знаю: иным на долю выпадают куда более тяжкие испытания, тем не менее я не был готов провести вечер с женщиной, да еще под присмотром папочки. Во всяком случае, я не был готов провести таким образом сегодняшний вечер.

Я кисло пожал Дайане руку, вернув не более пяти процентов энтузиазма, полученного от нее. Затем буркнул, что принес вино и что мне нужно отлучиться… хм… вымыть руки.

Природа одарила Дайану не только привлекательностью, но и чуткостью локатора последнего поколения. Она тотчас засекла мое «не вдохновляет» и кардинально поменяла линию поведения – с «очень приятно с вами познакомиться» на «Энджел, не перепишешь ли для меня рецепт этого соуса?». Мы с Джимом пили в гостиной пиво и вяло поглядывали в телевизор, где «Доджерс» еще более вяло подставляли свои задницы под удары «Метс».

За ужином обстановка несколько потеплела. Четыре человека за одним столом склонны вести разговоры. Мы тоже попытались. Джим спросил, что нового у меня на работе. Из уважения к Эми Чивер и губернатору Калифорнии я счел за лучшее не распространяться об убийстве Кролика в присутствии Дайаны. Поэтому я рассказал о стоматологе, зарезанном в баре «Отдать концы».

Дайана в прямом смысле уронила вилку.

– Господи! Неужели Алан Трахтенберг убит?

– Вы его знали? – подпрыгнул я.

– Его – почти нет. А вот с его женой, Джен, мы вместе работаем. Медсестрами. Джен – в родильном отделении, я – в педиатрическом. Вы уже поймали убийцу?

– Нет. Но все говорит о том, что убийство было связано с наркотиками.

– Что ж, меня это не удивляет. Алан действительно употреблял. Джен часто мне плакалась. Наверняка она и вам все рассказала.

– Вообще-то нет, мы и без нее докопались.

– Энджел, курица – объеденье! – воскликнула Дайана. – А скажи, как у тебя рис получается таким рассыпчатым?

Нам с Трахтенбергом удалось приоткрыть дверь. Дайана с курицей и рисом эту дверь захлопнула.

– Спасибо, Дайана, – зарделась Энджел. – Рис самый обычный.

– У меня он почему-то всегда превращается в липкий ком, – скокетничала Дайана.

Я украдкой взглянул на Джима. «Женщины обсуждают секреты варки риса. Что, папа, теперь ты доволен?» Я предпринял вторую попытку:

– Скажите, Дайана, а вы давно водите самолет?

– Полтора года. Решила научиться после гибели мужа. Полеты дали мне возможность отвлечься, что очень полезно, когда пытаешься справиться с горем. – Она улыбнулась. – Вдобавок в самолете я на четыре тысячи футов ближе к Богу. – Улыбка плавно трансформировалась в выражение сочувствия. – Я знаю, вы недавно потеряли жену. Примите мои соболезнования.

– Благодарю. А вы примите мои.

«Джим, теперь понятно, чем ты руководствовался. Вдовец знакомится с вдовой. Как трогательно! Ну конечно, водитель грузовика – это не профессия, а состояние души».

– А вам, Майк, никогда не хотелось водить самолет? – улыбнулась Дайана.

– Лет десять назад мы с Фрэнки, моим братом, ходили на занятия. Но нас как-то не зацепило.

– Кстати, о Фрэнки, – встрял убежденный водитель грузовика. – Он давно тебе звонил?

– Неделю назад. Ты же знаешь Фрэнки – недолюбливает телефоны.

– Когда надо поставить на баскетбольную команду, телефон его вполне устраивает, – возразил Джим. Он пожалел о своих словах прежде, чем договорил, и предпринял неуклюжую попытку исправиться. – Фрэнки – славный мальчик, – сообщил он Дайане. – Держит спортклуб в Беверли-Хиллз. Если он с тобой свяжется, – фраза относилась уже ко мне, – попроси его позвонить своему престарелому отцу.

С курицей было покончено, и мы принялись рассыпаться в комплиментах кулинарному таланту Энджел. Я помог ей убрать со стола.

– На десерт ягодный пирог, – сообщила она.

– Как-нибудь в другой раз, – сказала Дайана. – Мне пора домой – завтра рано утром на дежурство.

Пока Дайана набрасывала на плечи белый вязаный кардиган и искала на полке сумочку, мы громко выражали свои сожаления.

– Спасибо за чудесный вечер, – произнесла Дайана. – Майк, вино было превосходное.

Я улыбнулся с видом знатока.

– Майк, – вмешался Большой Джим, – будь добр, проверь, включились ли автоматические прожекторы. Ну те, что у гаража для грузовиков. А то они в последнее время выключаются, когда хотят. И, раз уж ты все равно идешь на улицу, проводи Дайану к машине.

– Полиция Лос-Анджелеса на страже вашей безопасности! – выкрикнула Дайана, вспомнив, очевидно, чирлидерскую юность. – Я польщена.

Она расцеловалась на прощание с Большим Джимом и Энджел. Я подозвал Скунсика, и мы втроем направились к джипу «Чероки». Ночь была звездная. Луна пару дней как пошла на спад, и в бело-синем сиянии Дайана Трантанелла казалась невыносимо соблазнительной. При других обстоятельствах я бы не терял времени даром. А тут всего лишь взял ее за руку.

– Извините, – промямлил я. – Обычно я не такой зануда. Мне правда очень неудобно.

– И вы меня извините. Я совсем не хотела навязываться, – смутилась Дайана, но руку мою, однако же, сжала. Легонько, но сжала. – Я даже не знала, что вы придете. Большой Джим обрадовал меня, когда отступать было уже некуда.

– Нет ничего хуже родителей, которые желают вам добра.

– Собственно, чего было и ожидать от типа, который водит тренировочный самолет? – Дайана улыбнулась. В лунном свете ее рот буквально напрашивался на поцелуй. Однако я, раз взяв на себя роль пентюха, решил играть ее до конца. Я знаю правила. Сегодня я не заслужил поцелуя.

И тогда Дайана сама меня поцеловала. Она подалась вперед и слегка прикоснулась губами к моей щеке, будто клюнула. Это был всего лишь дружеский поцелуй, призванный уверить меня, что мои извинения приняты, но губы Дайаны оказались такими мягкими и горячими, что в голове у меня зазвенело, а внизу живота завозилось.

– Спокойной ночи, Майк, – шепнула Дайана, забралась в джип и укатила.

Скунсик сидел у моих ног, и я наклонился, чтобы почесать ему за ушами.

– Как она тебе, малыш? По-моему, интересная женщина.

Скунсик не ответил. Он только развалился на асфальте, чтобы я почесал ему заодно и брюхо. «Что б ты понимал, псина неразумная», – подумал я.

Когда я вернулся в дом, Большой Джим успел управиться со своим куском пирога и приняться за Дайанин.

Я уселся за стол, взял ложечку и стал постукивать ею по своему куску.

– Прожекторы, похоже, сами себя наладили, – процедил я, сверля Большого Джима взглядом.

– Что ж тут удивительного? Они еще ни разу не давали сбоя, – ответил Джим и запихал в рот остатки пирога. – Я ведь не прожекторы проверять тебя отправил. Надеюсь, ты извинился перед Дайаной за свое идиотское поведение?

– За мое идиотское поведение? А может, за твое? О чем ты только думал! Я что, без твоей помощи уже и свидание не способен назначить?

– Сегодня ровно полгода, верно? Видит Бог, я любил Джоанн как родную дочь, но пора тебе начинать новую жизнь.

– Кто бы говорил! Когда мама умерла, ты полгода вообще из дому не выходил.

– Что ты сравниваешь! Мы с твоей матерью были женаты почти сорок лет. Ясное дело, мне понадобилось больше времени. – Большой Джим покосился на мой пирог. – Ты есть-то собираешься?

Я пододвинул ему тарелку.

– Итак, – заговорил он уже совсем другим тоном, проламывая ложкой сахарную глазурь, – теперь, когда лед тронулся, скажи-ка мне: ты намерен позвонить Дайане?

– Не дождешься, – заявил я.

– Не глупи, Майк. У меня есть все ее телефоны – рабочий, домашний, мобильный. В субботу вечером она совершенно свободна, я выяснил.

– Ты что же, прямо в лоб ее и спросил? У меня просто слов нет. – Я честно попытался досчитать до десяти, но на цифре «три» принялся бешено стучать пальцами по столу, словно по клавиатуре, и диктовать сам себе: – «Дорогая редакция, я вдовец сорока двух лет. Моя жена умерла всего полгода назад, и я пока не готов начинать новые отношения. Проблема в том, что мой отец очень любит совать нос не в свое дело. Он додумался пригласить на ужин недавно овдовевшую женщину в идиотской надежде, что мы с ней друг другу понравимся и, даст Бог, начнем встречаться. Я люблю отца, я не хочу его обижать, но как мне объяснить этому жирному любопытному болвану, что со своей личной жизнью я разберусь сам?» Подпись: «Взбешенный офицер полиции Лос-Анджелеса».