– Привет, Ломакс, – гаркнул Гэрет. – Чего звонишь? Надумал сделать информационный вклад в банк ФБР или, наоборот, хочешь отозвать активы?

– Я звоню, Черч, чтобы дать вам, доблестным банковским служащим, одну наводку. Тебе ни о чем не говорит словосочетание «Корпорация „Мультипликация“»?

– Ты о троих стариканах? Проснись и пой, Ломакс. Мы их уже допросили.

– А со скромными полицейскими делиться, конечно, не обязательно.

– Мы их допрашивали вчера, когда отдельные ну очень скромные полицейские катались на частных корпоративных самолетах, вели беседу с Дэнни Игом, а вернувшись, даже не почесались поделиться с коллегами из ФБР.

– Черт! Ненавижу, когда меня ловят на нежелании сотрудничать. Отчет надо было еще утром послать.

– Побереги бумагу, – посоветовал Гэрет. – Мы уже отправили к Игу своих людей. С утреца.

– В таком случае, пока ты на волне межведомственного сотрудничества, может, сообщишь, что вытянул из Кеннеди, Барбера и Лебрехта?

– Тю! Вытянул, скажешь тоже! Три старых хрыча давно думают только о собственном простатите. Мы, конечно, всех деталей им не раскрыли, сообщили только о вымогательстве. Они в один голос заявили, что до такой степени ненавидеть «Ламаар» может только Дэнни Иг.

– Они заявили! А ты и уши развесил. Ты уверен, что у них рыльца не в пушку?

– Ломакс, всем троим за восемьдесят. У них энергии не хватит и барбекю организовать, не то что такой сценарий измыслить. И потом, где мотив?

– Я, конечно, неуверен, но мотив может быть тот же, что у Ига. Не исключено, что Дин Ламаар и их нагрел на деньги.

Например, на двести шестьдесят шесть миллионов четыреста тысяч баксов.

– Вообще-то это сумма кассовых сборов за один ламааровский фильм.

– Как мило с твоей стороны, что ты все же соизволил поделиться этой пикантной новостью с полицией Лос-Анджелеса.

– Знаешь, Ломакс, в чем между нами разница? В том, что я обожаю, когда меня ловят на нежелании сотрудничать. По-моему, «Ламаар» никаких двухсот шестидесяти шести лимонов трем старым чудилам не должна. Но если тебе приглючился мотив, давай поезжай к ним, побеседуй – глядишь, что и раскопаешь. В конце концов, для того чтоб нанять профессиональных киллеров, совсем не обязательно быть прытким, как кузнечик.

– Профессиональных киллеров, Черч? Похоже, тебе кое-что известно.

– На самом деле нам удалось установить только личность убийцы Эдди Элкинса. Мы просмотрели все видеозаписи в день убийства.

– А я думал, этим мы занимаемся.

– У вас людей маловато, а ФБР всегда спешит на помощь. Нам известно имя убийцы, у нас есть его фото, и не одно. И у нас имеются очень серьезные соображения относительно еще двух убийц.

– Может, поделишься этими соображениями с коллегой из ПЛА?

– Завтра, Ломакс, состоится общее собрание подразделений особого назначения. Ровно в девять утра. ФБР в моем лице просит тебя, друг, принять искреннее приглашение на это мероприятие. Я как раз сам собирался звонить.

– Что бы мы, недостойные, без тебя делали. До завтра, Черч.

– А ты знаешь, что бывает на общих собраниях подразделений особого назначения? – Терри в ответ на мое сообщение возвысил голос. – Собирается кучка копов и начинает выяснять, чей больше.

– Биггз, по-моему, такие конкурсы – твой конек.

– Должен же кто-то служить образцом. Для этого я и хожу на собрания.

Мы с Терри встретились за ранним завтраком на Сансет-Бич, в кафешке под символичным названием «У Дэнни». Распорядок дня разногласий не вызывал: сначала на общее собрание подразделений особого назначения, затем в гости к троим стариканам, которые полвека провели под началом Дина Ламаара. Мы как раз приканчивали гамбургеры длиной в добрый фут, когда зазвонил мой мобильник.

– Говорит Айк Роуз. Эти уроды вломились в спальню моей дочери.

– Где вы сейчас, мистер Роуз? – подорвался я к выходу, бросив деньги на стол. Терри объяснения не понадобились – он немедленно устремился за мной.

– У себя дома. Мы в порядке. В смысле никто не пострадал физически. Через сколько вы у меня будете?

– Уже едем.

– Только не посылайте за подкреплением. Не хочу, чтобы у моего дома полсотни полицейских машин фарами мигали. – И Роуз нажал «отбой».

Мы с Терри попрыгали по машинам и помчались по Маплтон-драйв. Мистер Лю уже маячил у парадного входа. Едва он нас узнал, ворота распахнулись и дворецкий в один прыжок оказался у моей «акуры».

– Что случилось? – спросил я.

– Мистер Роуз вам все расскажет. Пожалуйста, не медлите.

Я и так ехал на предельно допустимой в городе скорости. «Тойота» Биггза дышала «акуре» в задний бампер. Мы с визгом затормозили на стоянке, выполненной в лучших традициях фильмов о копах, высадились на песчаник и взлетели по мраморным ступеням. Роуз ждал нас у двойных дверей.

– Спасибо, что приехали, – сказал он. – Ублюдки.

Я рассудил, что Роуз выразил две совершенно независимые друг от друга мысли.

– Смотрите, – продолжил он первую мысль, взбежав по макету «игрека» из красного дерева. Мы ринулись за ним и остановились у второй слева комнаты. Дверь была закрыта. – Это комната Ханны. Лю утром заметил, что дверь закрыта, и насторожился. Эта дверь никогда не закрывается. Вот Лю и открыл ее. – С этими словами Роуз сам распахнул дверь, и нашим взорам предстала картина, которая полчаса назад едва не довела его до инфаркта.

Комната, судя по дизайнерской мысли, воплощала самые розовые мечты самых богатых девочек. Вообразите себе теннисный корт с лохматым розовым ковролином, дорогущей белой мебелью, фреской во всю стену, изображающей добрую сотню мультяшек от известного производителя, и бесчисленные полки с куклами, плюшевыми зверями, кукольными домами, посудой и прочим. Законченность мечте придавала огромная кровать с балдахином – разумеется, розовым.

На развороченной постели темнели пятна, очень напоминавшие кровь. Мертвого тела не было, зато на простыне, из розовой превратившейся в красно-коричневую, виднелся обведенный белым мелом контур. По размерам он вполне подошел бы девятилетней девочке. В пределах контура сидел розовый плюшевый медвежонок со вспоротым брюшком. Почти вся белая набивка высыпалась, часть ее стала мокрой и красной.

– Боже всемогущий! – охнул Терри. – Мистер Роуз, где ваша девочка?

– Я отослал жену и дочь за город. Еще в воскресенье. Они в безопасности.

Терри понюхал простыню.

– На кровь не похоже. Наверно, они купили пару тюбиков этой дряни в магазине ужасов. Я видел такие в «Уолл-марте». Сырые, – добавил Терри, имея в виду простыни. – Значит, они недавно орудовали, раз кровавый прикол просохнуть не успел. Наверно, пробрались в дом, пока вы спали.

– Дом на сигнализации, – процедил Роуз.

– Банк Америки тоже на сигнализации, – возразил Терри, – но и там случаются налеты. Похоже, мы имеем дело с настоящими профи.

– Они оставили записку на ночном столике. – Роуз взял пластиковый пакет, уже до боли нам знакомый.

– Мистер Роуз, это улика! – воскликнул Терри. – Пожалуйста, не трогайте пакет руками.

– Поздно. Я его открывал. Я должен был убедиться, что они не держат Ханну в заложниках. Вот это было в пакете.

Роуз осторожно держал фотографию размером пять на семь. Убийцы сфотографировали открытую ладонь, намекая на пять жертв, а посреди ладони написали: «Ты не сможешь всю жизнь прятать своих близких. Ты уверен, что хочешь сэкономить „Ламаар“ 266,4 миллиона долларов?»

– Коротко и ясно, – заметил Терри, пряча фотографию обратно в пакет.

– Слава Богу, я додумался отослать Ханну. Будь она дома…

– Кем бы ни были эти мерзавцы, они знали, что вашей дочери нет дома, – сказал Терри. – Сами посудите: кровь ненастоящая, меловой контур… Даже из записки ясно – они в курсе, что вы спрятали Ханну. Этот разгром следует расценивать как предупреждение. Предупреждение о том, что могло бы случиться.

– Вы уверены, что Ханна цела? – спросил я.