Отец качает головой.
— Успеваешь, как же…
— Девочки, завтрак стынет! — кричит мама из кухни.
Эту фразу перемежает грохот посуды и дополняют запахи французских гренок и свежесваренного кофе.
— Я не голодная… Не буду завтракать…
— Что значит «не голодная»? Хочешь где-то в обморок хлопнуться? — заряжает мама, показываясь в дверном проеме.
Сразу после нее, будто получив команду свыше, безапелляционно гласит папа:
— Быстро завтракать, и на троллейбус! Сегодня суббота, трафик загружен. Доедешь до центра — там же триста автобусов с туристами! Встрянешь!
— Это триста автобусов встрянут, едва покажется наша Красота, — разбавляет душный базар родителей заглянувшая по пути на кухню сестра.
— Да! — хватаюсь за комплимент с четким намерением жить свою лучшую жизнь. — Ведь от меня без ума и мальчишка любой, и весьма почтенный джентльмен седой!
Папа багровеет. Кривит губы, впустую ими шамкает и так и не придумывает ничего умного, рявкает:
— Живо!
И трескает дверью.
Я не спешу. Спешка — в принципе не про меня. Ничто не дешевит человека так сильно, как неуместная торопливость. Я, даже реально опаздывая, шаг не ускоряю. Буду я еще летать по комнате, только потому что мне приказали. Пф-ф.
Открываю блог в телеграме и создаю пост, частью которого является одна из последних фотографий и подпись «Зеркало — мой алтарь».
«Сегодня я особенно красива! Сегодня мне принадлежит весь мир!» — думаю, упиваясь результатом.
И вдруг… Мне подрезают крылья.
«Женщин не пускают в алтарь…» — комментирует Нечаев не позднее, чем через пять секунд после публикации.
Что за нечисть?! Как достал!!!
«Про метафору что-нибудь слышал??? Верзила отбитый!» — строчу с двух пальцев, не осознавая, что сражаясь с гадом, то и дело в ту самую паническую поспешность скатываюсь.
В наушниках с удивительной чуткостью, будто улавливая мое настроение, ратует «Львиное сердце» Даны Соколовой. Полыхая, мечусь по спальне в ожидании реакции отброса.
Он не задерживается.
«Красота твоя — колокол в трещинах. Глаз цепляет, а звук фальшивит».
Камень, в который сбились мои внутренности, вспыхивает. Горит так мощно, словно во мне разожгли топку самой ценной породы угля.
Судорожно сглатывая, прокручиваюсь, чтобы встретиться со своим отражением.
Глаза застилают злые обжигающе-унизительные слезы, но дело не в фильтре… В груди давно натоптана Нечаевым уязвимая точка. Едва он на нее нажмет, перестаю себе нравиться.
Волосы, лицо, платье, фигура — все не то!
Мне бы выдохнуть, успокоиться… Но подонок не унимается. Снова вкидывает.
«Занавес поднят. Актриса нарядна. В зале полная посадка. И… тишина. Никто не хлопает. Недоумевают. Горюют. С высоты своей гордыни убилась, шлепнувшись, КОРОЛЕВА!»
«Так понятно, радость моя? В метафору? Я хорош?»
Я задыхаюсь. В груди гудит, как перед взрывом.
Что толку его блокировать?.. Это тысячный аккаунт кретина! Без никнейма, без аватарки… Имена нам давно не нужны. Я узнаю животину, даже когда он мне тупо знаки препинания отправляет.
Как же я его ненавижу!!! Так просто невозможно ненавидеть! Невозможно!!! Я готова сжечь весь мир, если это даст гарантии, что исчезнет Нечаев!
«Убейся об стену, подлец!» — тарабаню в ярости.
«Только если ты, моя радость, станешь этой стеной», — отзывается Егорыныч.
Еще и сам себя нахваливает:
«И снова в метафору! Хорош все-таки!»
Зарычав, вбиваю его в черный список и сношу негатив.
Буквально через минуту под постом появляется целое полотно положительных комментариев, но ни один из них не успокаивает мою душу.
— Агния! Если ты сейчас не выйдешь… — запрягает папа.
— Да иду я! — ору я.
Ору так свирепо, что он теряется. Еще какое-то время, покашливая, мнется на пороге, а после, решив не нарываться, наконец, ретируется.
Я же, сгорая изнутри, проношусь через комнату, чтобы занять место перед тем самым алтарем.
— Наверное, у нее эти дни… — слышу рассуждения мамы, пока пролистываю плейлист.
Выбираю «Run The World» Beyonce и, минуя предупреждения телефона, накручиваю громкость до максимума.
Увещевания вновь сунувшихся в мое логово родителей я лишь вижу. Вижу через зеркало — их рты двигаются, руки мельтешат. Мне нет дела. Пусть называют проблемным подростком! Сердито дернув ящик туалетного столика, извлекаю черную подводку, тушь, помаду. С зацикленной на самом процессе тщательностью крашусь.
Платье тоже меняю. На узкие брюки и эластичную водолазку.
Не говоря никому ни слова и, конечно же, не завтракая, выхожу из дома.
Какой-то адский парадокс: я ненавижу Нечаева, но, стоит ему меня разозлить, только и думаю о том, чтобы он окончательно и бесповоротно долбанулся от моей красоты. А еще лучше — прям сдох!
Чертова скотина!
Да он еще в меня влюбится, тварь! Ноги целовать будет, чтобы только посмотрела на него! А я не посмотрю! Едва влюбится, ни разу не взгляну!
Лето было таким чудесным. Егорыныч не появлялся до самого сентября. Но уже первого… Притащился сразу после линейки! Я тогда еще успела подумать, что без него было скучновато… Однако эти дурные мысли вмиг выдуло из головы, стоило нам снова начать контактировать. Нет, я, конечно, тоже в его жизнь вкладывалась. Чтобы не расслаблялся! Из последнего: «сдобрила» термобелье гада перцовым спреем. Представляете, как он горел? Всю игру убивал меня взглядами, чесался, покрывался пятнами, лютовал, рявкал что на своих, что на чужих… Но лед так и не покинул! Вот же характер! Ух!
После матча ждала месть. Она висела надо мной как топор. Спать не могла: ворочалась, считала секунды, прислушивалась к звукам в квартире, колотила подушку… Казалось, что зуд с его кожи каким-то невообразимым образом перешел на мою. Причем щекотал не только поверхность, но и глубоко внутри. Наверное, именно этого ублюдок и добивался.
Первоклассная манипуляция.
Впервые сама ему написала.
Агния Филатова: Егорыныч, чтоб тебя!
Агния Филатова: Егорыныч!!!
Агния Филатова:?????????????????
Агния Филатова: Ответь мне, мразь!
Три секунды, и карандаш оживает.
Егор Нечаев: Мрази на связи=)
Прочла и выдохнула. Тяжело. Шумно. Прерывисто.
Взгляд на улыбке акселерата застыл. Моргнуть не могла. Все системы зависли. Только сердце галопом неслось, рассыпая по нутру искры величиной с добрую монету.
Агния Филатова: Дебилище!
Настрочила и закусила губы. Закусила, чтобы пережить разлившуюся по телу странную боль.
Егор Нечаев: Снизошла, Королева.
Егор Нечаев: И че хотела?
Агния Филатова: Узнать, жив ли. Вдруг игра закончилась, а я и не в курсе.
Егор Нечаев: Когда она закончится, ты не пропустишь.
И тут же…
Егор Нечаев: Покатаемся?
Шел третий час ночи. На дворе стоял дубак. А у меня… Забурлила магмой кровь, стоило лишь представить, как мы с Егорынычем летим навстречу диким приключениям.
Но я, естественно, не согласилась. Приложила усилия и не согласилась. Послала Нечаева.
И правильно!
Перечитывая сейчас переписку, жалею лишь о том, что мало гадостей ему настрочила.
Чуть свободнее выдыхаю, когда вижу, что сестра пишет в чате «Просто девчонки».
Юния Филатова: Агусь, что все-таки дарить тебе на семнадцатилетие будем? Накидай идеи, а то, знаешь же, мамины тебе не понравятся.
Агния Филатова: Катану!
Агния Филатова: Или пистолет!
Мадина Андросова: Ого! Кто тебя так раздраконил, солнышко?
Уф… Господи… Я даже про драконов без ярости слышать не могу!
Агния Филатова: Никто. Мне нет дела до парней.
Виктория Андросова: Значит, все-таки парень.
Черт. Черт. Черт.
Агния Филатова: Я еду на олимпиаду!
Следом отправляю селфи.
Мадина Андросова: Шикарная бомбита!
Юния Филатова: А то! Красивее мир еще не видел!
