Что за раскудрявый?..

Пока мы сглатываем и прочищаем видимость, Филатова дерзко и ловко сваливает на пол следующую жертву — ошарашенного Рацкевича.

The show must go on!

Бес ее знает, где эта А.Г.Н.И.Я. обучалась, но ведет она себя, словно опытный боец.

И нет, это не глюки матрицы. Это читы в реальной жизни[13].

— Хватит рамсить! — кричу, агрессивно двигаясь в сторону устроенного Филатовой беспредела.

Взглянув на меня, она загорается невиданной ранее злостью.

— Ты к чертям достал меня! — вопит, направляя свою гребаную цепь на меня.

Совершая несколько стремительных движений, лавирую, как на льду. Расставляю руки и скидываю пальто, но, прежде чем, взмахнув им по воздуху, успеваю накрыть летящее в меня орудие, проклятое заряжает мне по голове.

Основной удар приходится в боковую часть. Чуть мягче хвост цепи оплетает затылок. В воздухе при этом формируется такой звон, как будто мой котелок чугунный и пустой.

«Ему не хватило скорости…» — последнее, что я хотел бы оставить на своей могильной плите.

— Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа, — слышу молитву.

Вот только не в формате заупокойной службы, а в виде демонического троллинга от самой Филатовой.

Пропела ли она это в реале? Да!

С бешеным ревом выпускаю боль, которая слепит глаза.

«Реакция, сын. Контроль и реакция. Это очень важно. А в решающий момент — главнее всего», — слышу голос отца.

Праведный гнев превращает меня в Кинг-Конга. Люди, колонны, свисающие с потолка занавески, столы с закусками, сцена, шары, экран — все кружится, сливаясь в симметричные трехконечные узоры калейдоскопа. Но я шагаю вперед и ловлю ладонью цепь. Филатова тянет, намереваясь и меня сорвать с ног — это злит еще сильнее. Намотав звенья, дергаю в свою сторону. Она хитрая — отпускает раньше, чем моя сила заставит ее рухнуть.

Швырнув цепь Набиеву, чтобы забрал с собой как вещдок, пошатываясь, шагаю назад.

Вспышки в глазах — видимость продолжает плыть. Что в целом неудивительно, в башке ведь нарастает давление и появляется пульсация. Сам череп при этом словно в тиски зажимает — ощущение, что вот-вот лопнет, в наличии. В ушах возникает шум, и ко всему еще каждый внешний звук отбивается глухим эхом.

Чтобы сохранять равновесие, я, черт возьми, вынужден концентрироваться.

Сотрясение, что ли? Реально?

После всех злоключений вот так просто… Из-за какой-то девчонки!

— Поймать дрянь! — отдаю жесткий приказ.

И с этим приказом банку с тараканами начинает трясти. Разверзается непостижимый хаос. Вальпургиева ночь в ноябре.

Какая-то ерунда мелькает в воздухе. Поворачиваюсь, чтобы отбить, и за мгновение с поражением осознаю: этот снаряд — долбаное пирожное-корзинка!

— Очумели, твари?!

Пока я с рыком стряхиваю с пальцев крем, в грудак прилетает второй десерт. Вскидываю голову, чтобы выцепить борзого нападающего. Ей оказывается та самая нервозная девчонка, которую Филатова просила пригласить на медляк.

И вот что ей сделаешь, а?

— Набиев! Займись! — типа у него уже есть подход.

Но все фигня… Следом за несчастной, которую Марат уже взялся успокаивать, за сладкий стол берется вся ясельная группа! Каждая вот эта едрена вошь подрывает своими жалкими ручонками по пирожному и бросает его в нас. Естественно, что за всеми не уследить! Говнозистов слишком много! Через три минуты крем можно найти на моих берцах, брюках, пиджаке, жилете и, черт возьми, голове. Остальные «козырьки» выглядят не лучше — кепки-то мы поснимали, едва отпала необходимость в конспирации.

А вот оставшаяся без цепи А.Г.Н.И.Я. вновь само величие. Роскошный силуэт! Подбородок — вверх, плечики — назад: стойка совершенства. Статуя, мать ее, Свободы!

Какое голосование, ля? Вот она, звезда вечера! Выносите награду!

Прискорбно, что нам к этой звезде приходится продираться через самые настоящие тернии.

— Не трогайте ее! — снимается вдруг с предохранителя ссаный герой Пенцарский.

Ни дать ни взять, Пенислав!

— А вот это неожиданно, — ухмыляюсь я. — За год два куба в груди прибавил, и поглядите-ка, обрел веру в себя. Снова в защитники заделался? Поверь, у тебя ведь для этого даже толстая кишка слишком тонка! — высмеиваю, с трудом справляясь с воспламенившимся сию секунду нутром. — Бройлеров в первую очередь на вынос, — распоряжение отдаю громче и тверже. А потом и вовсе горланю во всю глотку: — За работу! Пирожные, трах-тибидох, закончились! — в злости пинаю скинутое ранее пальто.

Рацкевич валит на Пенцарского. Яббаров — на Филатову. Пахомыч — на музыкальную аппаратуру. Набиев все еще сдерживает взбудораженных девчонок.

Я остаюсь на месте. И никто ко мне, что немудрено, не приближается. За прошедшие годы часть этих физиономий уже встречалась с моими кулаками, остальная часть это видела. Настолько храбрых, чтобы в открытую меня атаковать, эта гимназия еще не вырастила.

«Кроме смертоносной А.Г.Н.И.И.», — признаю, скрипя душой.

— Че ты, чепуха? Ты офонарел, сопротивление оказывать? — слышу, как Пахомов вступает в бой с диджеем и его приспешниками.

— Простите, у вас сметана под носом…

— Я тебе сейчас… Под нос и дам!

Завязывается драка, но врубить требуемую дичь не получается. Вместо этого в процессе борьбы кто-то из дерущихся запускает какое-то долбаное попурри из резво сменяемых композиций, да еще и жмет на ускорение. Благодаря этому неуклюжему управлению «кружевные» кинотемы звучат как старт праздничного выпуска «Утиных историй».

Господь… Дай мне силы…

Яббарова музыкальное сопровождение не смущает. Сделав притирку ногой, он с угрожающим наклоном головы берет резкий упор на Филатову. С таким разгоном тулит, будто собирается сквозь нее в иной мир пройти.

— Идиотище, — выдыхаю я.

Глаза наливаются кровью — это последствия сотрясения. А вот какого беса зрачки выпускают в сторону Яббара лазерные лучи — это уже вопрос… Роняю веки раньше, чем успеваю сообразить, что чеканит внутри. Прикладываю ладонь ко лбу. Разъяренно раздуваю ноздри. Подгораю тотально.

— Ай-я-я-я-я-яй, — вытягивает Филатова на высшем вокальном.

И воспринимается это, клеп ее медь, как сигнализация.

Распахиваю глаза. Озверело смотрю на щемящего Королеву Яббарова.

Че за еханый бобер? Паршивый поцелуй отжать не может!

Стоит, блин, стелит:

— Ваше высочество! Со всем уважением! Поцелуемся и разойдемся!

Филатова же лупит его по щекам, без проблем справляясь с задачей: сделать из этого полуфабриката отбивные. Пирожных нам мало!

— Не хотелось бы вас помять, дорогая.

Учитывая то, что «дорогая» продолжает хлестать, звучит Яббар так, словно отплевывается от мух.

— Иди к черту! — выписывает строптивая Королева.

Тут уже толпа наших не выдерживает.

— Китаец! — взывают ором, искажая рожи злобной мимикой. — Целуй!!!

Но и тут Филатова расторопнее реагирует. Пока Яббаров настраивается на произвол, она применяет сто первый прием каратэ — проще говоря, спасается бегством. Он, конечно же, пытается ее поймать. Хватает Королеву за юбки и что есть мочи тащит. И в этот момент… Филатова сбрасывает подол, как ящерица хвост. Нам не дано понять: умышленно это происходит, или Китаец порвал часть конструкции. Но факт остается фактом: Королева демонстрирует залу средневековые панталоны с оборками.

— Что за хрень… — задыхаюсь я.

Монархия… Она такая… Лютая…

Смотришь на нее, и тот самый камень, который вроде как за пазухой и за семью печатями, падает с души. Челюсть подобрать я еще способен. А вот эту гирю… Где она, чтоб ее?

Психика выцепляет какие-то нюансы, неуместные детали… И заставляет полагать, что со здоровьем моим сильно плохо. Не банальный сотряс. Что-то посерьезнее.

Будучи без юбки, но с короной на голове, Филатова взбирается на стол. Яббаров не отстает — запрыгивает следом.

Япона мать…

Возможно, на обоих действует саунд из «Такси» — несутся по закускам, как по гоночному треку.