Я растерялась.

Очередное замечание о внешности вызвало мгновенный прилив слез. И меня затрясло.

— Снова намекаешь на мой рост? Так знай, я еще вырасту! А вот у тебя мозгов уже не прибавится!

Нечаев продолжал ухмыляться.

И стебать:

— Фурия в миниатюре.

— Не-ча-ев!

— Карманный деспот.

— Я тебя ненавижу! — прошипев это, исподтишка ткнула Нечаеву кулаком в бок.

Мысль о том, что я выгляжу как забияка, ужасно расстраивала. Но чертов ублюдок так сильно бесил! Даже сейчас… Он тупо заржал!

И продолжил:

— Микробешенство.

Я, что случалось все чаще, вышла из себя.

— Ну и убогая же ты скотина! Безмозглая задница! Урод! — настрочила ему в ухо, чтобы никто больше эти ужасные слова не слышал.

Отстранившись, с пылающим лицом стала ждать результата.

Нечаев скривился. Это слабо напоминало улыбку. А еще он зажмурился. Выглядело так, словно ему за меня стыдно.

Ему. За меня. Стыдно.

— Что ты там вещала про культуру общения? — спросил с намеком, приподнимая веко на том глазе, который ближе ко мне.

— А я культурная! Я, черт возьми, такая культурная, что могла бы быть министром культуры! — заверила, шумно-шумно дыша. — Просто ты доводишь, признай!

Задира выдал скептический смешок.

— Не больше, не меньше. Ты сто пудов культурная, Немезида. Только культурное создание могло сбрить усы, чтобы продолжать всех радовать.

— Заткнись уже! У меня нет усов!

— Сейчас? — уточнил с той же издевкой. Впился взглядом в мои губы. Мне тут же показалось, что над верхней выступил пот и встали дыбом те светлые пушковые волоски, которые выполняют защитные функции и совершенно точно являются малозаметными. — Сейчас нет. Не волнуйся, — прохрипел Нечаев.

И мои губы задрожали. Осознав, что он не остановится, пока я буду реагировать, с обидой закусила их. Подумала, подумала… В ускоренном режиме, конечно. И не найдя другого пути, в кои-то веки решила привлечь общественность.

— Уступи дедушке место, хам! — потребовала на весь троллейбус.

Щуплый пожилой мужчина с сидений нас, как это часто бывает, не сгонял, но уже какое-то время осуждающе посматривал. Вот пусть обратит на Нечаева свой скопившийся, я надеюсь, гнев.

— Без проблем, радость моя, — растянул этот гад во всеуслышанье. У меня расширились глаза, загорелись щеки и сперло дыхание. Все это до того, как придурок так же громко поправил: — Только это бабушка.

Приняв обрушившийся на меня провал, я резво метнула взгляд на объект обсуждения и… задохнулась. Рядом с нами действительно стояла женщина!

Сбили меня с толку ее коротко стриженные волосы и непонятного кроя брюки. Но разве это оправдание? Если бы я смотрела на нее, а не на Нечаева… Ух, скот! Снова меня опозорил!

— Простите, — пробормотала невнятно.

Но бабка все равно разошлась гневом. Только вот направлен он был больше на меня, чем на развеселившегося Нечаева.

— Вот развелось вас, шелупонь бестолковая! Ни ума, ни совести, ни воспитания! Как только земля носит! Совсем стыд потеряли! Зверье! Устроили тут разврат! Не троллейбус, а публичный дом! Кондуктор, куда смотришь? — проорав это, треснула палкой по ряду сидений. — Они тут обжимаются и чешут свои испорченные рты! Вызывай полицию! Пусть на учет поставят! А то родители, небось, от такого позора сами по углам шарахаются!

Ее тирада затрагивала прошлое, будущее и, конечно же, настоящее. Меня еще никогда так не оскорбляли. Казалось, словно тонну дерьма на голову вывалили. А Нечаев… Нечаев ржал, будто мы в цирке.

— Постою на задней площадке, полюбуюсь видами, — заключил он и поднялся, уступая той самой бабуле место. — Только портфель твой с собой возьму. Придешь, заберешь.

— Егор… — выпалила я возмущенно, тотчас подскакивая следом.

Дневник я, естественно, больше в школу не брала. Но проблема ведь не в тайнах. Меня злило, когда Нечаев трогал мои вещи! Будь то даже бездушный циркуль! От осознания, что всего он касался, становилось дурно то в школе, то дома. Антисептик не спасал!

Расположился подонок спиной к заднему окну. По сути прислонился к нему. То есть, никакими видами он любоваться не собирался. С вызовом смотрел мне в глаза. И как только я подошла за портфелем, резко сместил позиции, оттесняя к грязному стеклу уже меня.

— Чего ты, черт возьми, добиваешься? Все судачат! Все!!! Осталось только, чтобы нас увидели мои родители! — почти закричала.

Он же…

— А ты этого хочешь? — парировал скучающим тоном.

— Конечно, нет! — проорала, вконец забыв о том, что должна сохранять достоинство. — Хватит с них Нечаевых!

— Тогда отдувайся за всех.

«Черт… И зачем я это сейчас вспоминаю?! Злюсь ведь! А это мешает!» — одергиваю сама себя.

Улыбаюсь Нечаеву шире. Напускаю во взгляд чарующей теплоты.

В театральном кружке меня всегда хвалят. Ну не может моя игра выглядеть неубедительно, даже с учетом личной неприязни к объекту обольщения.

Кокетливо хлопаю ресницами. Изящно вздыхаю.

«Сложная задача», — заключаю с нарастающей паникой.

Любой другой уже бы от такого представления смутился. Только не Нечаев. Если вначале он что-то выдал на инстинктах, то сейчас сохраняет пугающую невозмутимость. Глядя на него, я невольно подмечаю резкость черт его лица: широкий лоб, глубоко посаженные глаза, крупный прямой нос, угловатую челюсть. Это так странно, он ведь тоже школьник, а выглядит как мужчина с повышенной степенью выносливости, для которого сражения, испытания и прочие трудности являются обыденностью.

Феномен Нечаевых. Никак к нему не привыкну.

Но есть и хорошие новости. Пирсинг и татуировки, скорее всего, подсвечивают слабые стороны характера Егора Нечаева — вспыльчивость, необузданность, бунтарский дух. Я никогда не видела его в психах. И все же… Не нужно быть психологом, чтобы понимать, что на данном этапе эти особенности должны вызывать внутренний конфликт. Моя задача его раскачать.

Даже если подойти к делу со стороны естественных наук, то Егор Нечаев — это элемент с переменной валентностью. Все, что от меня требуется — в определенный момент инициировать нужную реакцию.

Я вот-вот нащупаю способ… Вот-вот…

Поток моих мыслей вмиг обрывается, стоит только врагу взять меня за руку. Вместо них в моей голове проносится череда безумнейших вспышек.

Что за черт?

Тот, чью фамилию приличным девочкам нельзя называть вслух, поглаживает мои пальцы. Делает он это небрежно и вместе с тем нежно. Скорее всего, вот эта нежность такая же фальшивая, как и моя к нему нынешняя расположенность. И тем не менее каким-то чудным образом подлец не только моих бабочек-зомби приводит в буйство, но и запускает по коже ретивых мурашек. Едва сдерживаюсь, чтобы не отдернуть руку.

— Ты куришь? — толкаю бездумно.

Егор ухмыляется и в каком-то недоумении двигает бровями.

— Нет, — выдыхает с неопределенными интонациями.

Я бы не сказала, что это звучит твердо. Скорее безразлично. Отмахивается от меня, как от глупой малолетки.

— Ты лжешь! — заявляю в сердцах.

— А ты детектор?

— От тебя пахнет сигаретами!

— Это дым от костра. Дальше че?

Смотрит с вызовом.

— Курить вредно!

— Да ладно? Неужели? Вот это поворот.

Я осознаю, что говорю очевидные вещи, но его дурацкий сарказм меня все равно кошмарит.

— И отвратительно! — добавляю резче, конкретно выбиваясь из роли.

Егор сжимает челюсти и медленно двигает ими туда-сюда — минимально, но выразительно.

Черт… У отбитого Нечаева даже желваки, как у взрослого мужчины, видны — ходят в напряжении.

— Я не курю, — стоит на своем.

«Ну и ладно…» — прикусываю язык, чтобы закончить бессмысленный спор, потому как вспоминаю, наконец, зачем к нему подошла.

Отбитый, очевидно, тоже об этом вспоминает.

— С чего вдруг ты захотела со мной кататься? Еще вчера говорила, что я даже силой тебя на байк не усажу.

Флирт — моя вторая натура. Легкая игривость при желании естественна. Со Святом, например, несмотря на волнение, всегда в радость было пококетничать. С гадом Нечаевым же мне нереально трудно включать обаяние. Та кисть, которую он продолжает держать, во власти адской лихорадки находится — вот-вот обуглится. А я, черт возьми, стою и улыбаюсь. Какая нелепость! Но я очень стараюсь, видя в том критическую необходимость.