Я знаю ответ на этот вопрос.

— Общество не стало бы так рисковать. Помимо вооруженной охраны, у Дика повсюду камеры. Любой, кто входит или выходит, попадает на запись. Этот человек забоится о своей безопасности.

Я умалчиваю о том, что мой дом – настоящая крепость, потому что Дик хочет, чтобы моя мать чувствовала себя в полной безопасности. Она не делает ни шага за пределы территории без двух телохранителей, следящих за каждым ее движением. Мы с Диком можем не сходиться во мнениях по многим вопросам, но когда речь заходит о безопасности мамы, мы единодушны. Хотя, конечно, ходят слухи, что мой отчим установил эту чрезмерную систему защиты просто на случай, если кто-то захочет похитить его жену ради выкупа. Для большинства людей это всего лишь разумная предосторожность, не имеющая ничего общего с искренней заботой о супруге.

— Хм. А почему в этом доме нет системы безопасности? Все-таки это бывшая резиденция губернатора, не говоря уж о твоей матери, – с любопытством добавляет Стоун, бросая взгляд на Линкольна.

Если она ждала ответа от Линкольна, то не получит его. Зато я знаю, почему его отец никогда не устанавливал систему безопасности. Наличие записей всех темных делишек, происходивших в этих стенах, вряд ли помогло бы губернатору на выборах. К тому же, у Ричфилдов своя система безопасности. Просто они не афишируют ее – и на то есть веские причины.

Линкольн открывает ящик тумбочки и протягивает мне зловещий черный конверт с красной печатью Общества. Сургуч сломан – значит, Линкольн уже в курсе, какие грязные планы они для меня приготовили. И внезапно мне расхотелось их выяснять.

— Ну же, открой его, – нетерпеливо приказывает Стоун.

— Кольт и Финн еще не пришли. Подождем их. И потом, разве твой парень не просил тебя не вмешиваться? – парирую я, надеясь, что это обвинение подарит мне еще несколько минут блаженного неведения.

— С красавчиком я разберусь.

Не сомневаюсь. Эта девчонка так охомутала Финна, что тот больше ничего вокруг не замечает. Я рад, что он нашел ту, которая понимает его так же, как мы. А может, даже лучше. Но если она окажется в опасности, Финн никогда себе этого не простит – а я не могу этого допустить.

— Тебе лучше пойти домой, Стоун. Это наша проблема.

— Ни за что. Если на кону свобода Финна, то я здесь до конца. И ни ты, Истон, ни ты, Линкольн, ни даже сам красавчик не заставите меня передумать, – предупреждающе говорит она, тыча пальцем в каждого из нас.

Линкольн усмехается над ее дерзостью, но, по-моему, ему не стоит ее поощрять.

— А теперь открой уже это чертово письмо.

— Истон прав. Мы дождемся Кольта и Финна.

Она вскидывает руки и спрыгивает с кровати, принимаясь расхаживать по комнате. Не знаю, это ее природное нетерпение или влияние Финна. Я уже собираюсь попросить ее успокоиться, как та резко останавливается. Затем она подходит к письменному столу Линкольна и берет в руки рамку с фотографией, заставляя Линкольна мгновенно подскочить к ней.

— Когда она была сделана?

— На Новый год. Нам с Кен здесь по шестнадцать, – объясняет он, и в его голосе слышится тоска.

Мне даже не нужно видеть фотографию – я помню ее наизусть. Нас всех запечатлели в тесной кучке на лужайке перед домом в ожидании фейерверка. Но для Линкольна важны только он и Кеннеди.

— А кто это обнимает Кеннеди? – продолжает допрос Стоун, играя с пирсингом в языке.

— Мой брат, – отвечает Линкольн, забирая фотографию и возвращая ее на стол.

Ее взгляд встречается с моим, и я едва заметно качаю головой.

"Не лезь в это, Стоун", – беззвучно шевелю я губами, умоляя ее оставить расспросы.

Некоторые двери лучше не открывать. А в этом доме большинство из них должны быть наглухо заперты – и Теодор Гамильтон одна из них.

— Я пойду узнаю, почему Финн и Кольт так долго, – бормочет Линкольн, явно больше не желая оставаться в одной комнате с неуемным любопытством Стоун.

Когда дверь за ним закрывается, Стоун буквально распирает от вопросов, которые она жаждет задать.

— Объясни мне эту фотографию, Истон. Брат Линкольна и Кеннеди были близки?

— Любопытство сгубило кошку, милая.

— Во-первых, назови меня милой еще раз и я врежу тебе по башке. Во-вторых, просто расскажи мне вкратце. У них были отношения или нет? – она скрещивает руки под грудью, и ее взгляд ясно говорит: "Зарежу, если не ответишь".

Надо отдать ей должное – девчонка с характером. Раз Линкольна нет рядом, не вижу ничего страшного в том, чтобы заполнить для нее пару пробелов.

— О, это было нечто большее, чем просто отношения. Пока Кен не связалась с этим засранцем сыном сенатора, все думали, что именно Тедди поведет ее к алтарю.

— Настолько серьезно? И это причина, почему они так и не сошлись? Линкольн и Кеннеди, я имею в виду.

Я пожимаю плечами.

— Кто знает, что творится в голове у Линка. Или у Кен, если уж на то пошло.

Мне никогда не было понятно, почему Линк вообще позволил брату вцепиться в Кеннеди. Все знали, что он без ума от нее. Но когда Тедди сделал первый шаг, Линк просто отошел в сторону. Точно так же, как и когда этот ублюдок Томми начал стучаться в ее дверь. Не будь он моим другом, я бы назвал его тряпкой за то, что позволил этим мудакам крутить с его девчонкой. Но я знаю Линка. У всех его поступков есть причина. Просто я не могу понять, какая причина может оправдать то, что его любимая женщина оказывается в чужих объятиях. Но что я знаю? Я не эксперт в делах сердечных – в основном потому, что у меня попросту нет сердца.

Стоун возвращается к столу, не отрывая глаз от фоторамки.

— Он кажется мне знакомым. — Она закусывает нижнюю губу и сводит брови в глубокой задумчивости.

— Кто? Тедди? Может, ты видела его по телевизору или где-то еще, когда... ну, ты знаешь.

Когда этот тупой ублюдок передознулся.

Когда Теодор Ричфилд-Гамильтон умер, нельзя было включить телевизор или зайти в соцсети, чтобы не наткнуться на новости о его безвременной кончине. Весь Эшвилл оплакивал его смерть.

Я? Не особо.

Тедди был законченным подонком, который обожал упиваться страданиями Линкольна. Я ненавидел этого ублюдка. Хотя Линк так и не сделал шаг к Кеннеди, мне никогда не было понятно, почему она встречалась с его мразотным братцем. Но теперь, когда она помолвлена с Томми-боем, на все мои вопросы, кажется, нашлись ответы. По крайней мере, в этом аспекте. У девушки явный типаж – напыщенные плейбои, которым плевать на всех, кроме себя.

Может, Кен думает, что сможет их исправить. Она, черт возьми, настоящий "реаниматор", это точно. Не знаю. Как я никогда не понимал равнодушия Линка, так мне никогда не удавалось понять и ее выбор в личной жизни. Особенно учитывая, что было очевидно – она все еще неравнодушна к Линкольну. Только слепой мог не заметить, что они в тайне испытывают друг к другу.

— Нет. Дело не в этом. — Стоун слегка поджимает губы. — Я чувствую, что ответ где-то здесь... прямо у меня перед носом. Я уверена, что видела его раньше. Просто не могу вспомнить, где. Кажется, он тогда был с Кеннеди. Не уверена. Но эта фотография вызывает у меня сильное чувство дежавю. Я просто не понимаю, почему.

— Все дело в этом чертовом доме, Стоун. Он полон секретов и призраков, которые играют с твоим сознанием.

— Нет. Я вспомню. Чувствую, что должна. Будто это важно, – продолжает она, ее плечи по какой-то необъяснимой причине напряжены.

— У тебя морщины появятся, если будешь вот так хмуриться на эту фотографию, милая. Просто оставь это.

Но Стоун не сдается. Она так погружена в свои мысли, что даже не пригрозила мне расправой за повторное "милая". Чертова девчонка упрямая, как осел.

— Если продолжишь искать неприятности, то рано или поздно ты их найдешь. Оставь Кен и брата Линкольна в покое, – предупреждаю я. — И эту хрень с Обществом тоже.

— Разве ты не знаешь? Я и есть неприятности, Истон. И Общество даже не догадывается, на что я способна.