— Неловко, – бормочет себе под нос Стоун.

Девушка Финна такая же проницательная, как я.

— Ну так что, играем или нет? – восклицает Кеннеди, ее щеки все еще пылают.

Мы идем на задний двор, и следующие пару часов просто болтаем о всякой ерунде и развлекаемся, бросая мяч. На мгновение кажется, будто мы просто обычные студенты, чья главная забота – сдать сессию. Чертовски приятно пожить в отрицании, пусть даже только во время каникул.

Когда приходит время отвезти Скарлетт домой перед работой, мы прощаемся и покидаем особняк Линкольна.

— Линкольн хороший парень, верно? – пристегивая ремень, спрашивает Скарлетт.

— Лучший из тех, кого я знаю.

— Жаль, что с его родителями случилось такое.

— М-м, – киваю я, заводя двигатель.

Она опускает голову и начинает теребить руки на коленях.

— О чем ты думаешь, Скар?

— Хм. Да так. Просто вспомнила, как в последний раз видела его маму. Думаю, нет ничего плохого в том, чтобы сказать это сейчас, когда ее больше нет... Она приходила в церковь моего дяди по пятницам.

— Неужели? Не помню, чтобы Сьерра Ричфилд-Гамильтон была набожной.

Скарлетт морщит носик, поправляя очки.

— По пятницам у нас собрания анонимных алкоголиков.

— О, – я поджимаю губы.

Все знали, что мать Линкольна сломалась после смерти Тедди. Весь город был в курсе, что жена губернатора и наследница Ричфилдов спивается. Перед смертью она, казалось, взяла себя в руки. Слова Скарлетт подтверждают это – она действительно пыталась.

— Да. Я видела ее за день до смерти. Даже не думала, что это последний раз.

— Я знаю, детка.

Я пытаюсь утешить ее, беря за руку, в то время как другая крепко держит руль.

— Она была так расстроена в от вечер, плакала в телефон после собрания. Выглядела совершенно потерянной

— Почему?

— Не уверена. Я уже хотела позвать дядю, боясь, что она сорвется, если с ней не поговорить, но тут подъехала синяя машина. Я крикнула, спросив, все ли в порядке, но она лишь махнула рукой и села в машину.

— Ты видела водителя?

— Было уже темно, и стекла, по-моему, были тонированные. Я не разглядела. Только заметила, что она будто обрадовалась, когда машина подъехала. Я сказала дяде, что беспокоюсь за нее, но он просто ответил, что все, что происходит с мамой Линкольна, касается только ее и Бога, и не должно быть предметом сплетен.

— Ясно, – бормочу я, не удивляясь, что ее дядя отмахнулся, лишь бы не лезть в жизнь важной персоны. — Так... Ты сказала, за матерью Линкольна приехала синяя машина? Не помнишь модель?

— Я не разбираюсь в машинах, Ист. Но она была... броской. Кабриолет, наверное? Как в кино. Темно-синяя.

Моему мозгу не нужно напрягаться, чтобы вспомнить, кто разъезжает на темно-синем Aston Martin с тонированными стеклами – Томас-гребаный-Максвелл.

Ну вот ты и попался, ублюдок!

Скарлетт

Я впиваюсь в нижнюю губу, сдерживая громкий стон. Истон дергает меня за волосы, недовольный моим молчанием и это жгучее ощущение заставляет меня закатить глаза.

— Я хочу слышать, как ты поешь, Скар, – шепчет он, вгоняясь в меня с одержимостью. Он трахает меня так, будто хочет обладать мною, завладеть целиком. Я бы рассеялась, если бы могла, ведь я уже его. Но сейчас смех – последнее, о чем я могу думать. Все мои мысли поглощает надвигающийся оргазм, готовый разорвать меня на части.

Тихий стон срывается с моих губ, пока Истон сохраняет этот безумный ритм. Я вцепляюсь в подлокотник дивана, чтобы удержать ослабевшие колени, пока он берет меня сзади. Звук наших тел, ударяющихся друг о друга, лучше любой песни, что я исполняла сегодня вечером.

Но Истону мало заставить мое тело петь для него – ему нужны и мои слова.

— Я не слышу тебя, Скар, – рычит он, шлепая меня по заднице, и эта легкая боль лишь усиливает мои ощущения. — Я хочу, чтобы каждый из присутствующих здесь ублюдков знал, что ты моя. Что эту киску могу трахать только я. Что это тело принадлежит мне и я могу делать с ним все, что захочу. Что твое сердце принадлежит мне и всегда будет моим. Так что пой, детка. Дай мне это услышать. Пусть весь гребаный мир узнает, кому принадлежит твое тело и душа.

— О Боже! – вырывается у меня, когда его большой палец начинает играть с моей тугой дырочкой, усиливая наслаждение.

— Бога здесь нет, детка. Только я – дьявол, который любит тебя больше жизни.

Когда я чувствую, как его палец проникает внутрь, сдержать громкий крик уже невозможно. Он разносится по комнате, вырываясь наружу, как того хотел Истон. Я чувствую себя такой наполненной, когда он овладевает мной с обеих сторон, а грязное отражение в зеркале гремерки лишь распаляет желание.

— Скоро, Скар, не останется ни единого уголка твоего тела, который я не объявил бы своим.

Страсть в его голосе добивает меня. Я падаю в пропасть, с его именем на губах. Истон делает еще несколько мощных толчков, прежде чем я чувствую, как его сперма заполняет меня до краев, стекая по бедрам.

Пока посторгазменные конвульсии еще сотрясают мое тело, он подхватывает меня на руки и укладывает ни диван. Истон берет меня за затылок и целует с таким же пылом, который я все еще пытаюсь погасить в своей груди. Когда мы разъединяемся, любящий блеск в его серебристых глазах заставляет меня еще сильнее растаять.

В этом вся суть игры с огнем. Иногда ожог – это самое живое ощущение, которое ты когда-либо испытывал. Любовь Истона такая же – она сжигает тебя изнутри, пока единственное, чего ты жаждешь – это ее пламени.

Он направляется в ванную и быстро появляется с влажным полотенцем, чтобы вытереть меня. Истон может овладеть мной самими грубыми способами, но, как только все заканчивается, он обязательно позаботится обо мне. Убедившись, что я достаточно чиста, насколько это возможно без душа, он накидывает на меня мой розовый халат и садится рядом, укладывая мое расслабленное тело себе на колени. Его губы находят впадинку у основания моей шеи.

— Ты сегодня прекрасно пела.

— Где? Здесь или на сцене? – поддразниваю его я.

— И тут, и там, – смеется он, и вибрации его смеха на моей коже кажутся райским наслаждением. — Не уверен, что люблю больше – слушать, как ты поешь от всего сердца, или как поет твое тело.

— Может, однажды я сделаю это одновременно.

Я сдерживаю смешок, чувствуя, как подо мной набухает его член.

— Ты ненасытен.

— Только с тобой, Скар. Только с тобой.

Я завороженно наблюдаю, как он облизывает губы, проводя костяшками пальцев по моей щеке. Хотя мы оба еще переводим дух после оргазма, который он мне подарил, Истон уже жаждет повторения. Стук в дверь гремерки – единственное, что останавливает его вторую атаку.

— Кем бы ни был этот ублюдок, он явно не во время, – хрипло бросает он, затягивая пояс моего халата, чтобы придать мне хоть какую-то презентабельность.

— Входите! – звонко отвечаю я, пока он целует меня в кончик носа.

Когда Оуэн открывает дверь и переступает порог, я чувствую, как тело Истона напрягается. Ему пора наконец перестать зацикливаться на моем крестном. Но этот разговор придется отложить. Прямо сейчас мне нужно срочно привести себя в порядок.

Я тут же соскакиваю с дивана и направляюсь к туалетному столику, хватая расческу, чтобы причесать растрепанные после Истона волосы. Я ничего не могу сделать, чтобы стереть с лица выражение "хорошо оттраханная", но могу, хотя бы попытаться минимизировать последствия. Мысль о том, что Оуэн сейчас в этой комнате, пропитанной запахом секса, вызывает у меня отвращение. Будто отец застукал нас за этим. Фу.

— Надеюсь, я не помешал? – замечает Оуэн, окидывая меня оценивающим взглядом.

— Если скажу "да", ты уйдешь? – усмехается Истон.

— Я просто хотел поздравить Скарлетт с еще одним блестящим выступлением. Думаю, это не слишком большая просьба.