Я расслабляюсь, когда Скарлетт оживленно кивает и спешит к ним. Я уже готов последовать за ними, но кто-то резко дергает меня за локоть. Я оборачиваюсь и вижу обеспокоенного Линкольна.

— Пойдем со мной.

Я подчиняюсь без лишних вопросов – буря в его взгляде говорит сама за себя. Мы поднимаемся на второй этаж, но я замедляю шаг, когда Линк доходит до конца коридора и открывает дверь, которая была заперта много лет.

— Что происходит, Линк?

— Сам посмотри.

Он отступает, пропуская меня в старую комнату его брата Тедди. Зловещая аура этих стен мгновенно вызывает мурашки по коже. Но осознание того, что его брат умер именно здесь, меркнет перед тем, что я вижу.

На стене, чем-то очень похожем на кровь, нарисован символ Общества. А под зловещей пентаграммой – одна фраза, призванная вселить в нас ужас: Все зло должно умереть.

Блядь.

Блядь.

Блядь!

— Они были здесь, – выдавливаю я.

— Кто знает, может, все еще здесь.

— Ладно, дай мне подумать, – хриплю я, не в силах оторвать взгляд от кровавой стены.

— Я весь внимание.

— Хорошо, Кеннеди была помешана на списке гостей, верно? Значит, у нас есть перечень всех, кто переступил порог. Это уже что-то.

— Или Общество просто наняло кого-то для этой грязной работы, – Линкольн раздраженно морщит нос, глядя на "произведение искусства", теперь украшающее его стену.

Когда Общество проделало нечто подобное с зеркалом в ванной Финна, следы их шантажа было легко стереть. Но здесь все иначе.

— И все же, они облажались. Это хорошо, Линк.

— Ты думаешь, это хорошо?! Они осквернили комнату моего покойного брата! – кричит он, теряя самообладание.

Ярость, пылающая в его океанских глазах, напоминает мне его взгляд в ту роковую ночь – и все мы помним, чем это тогда закончилось.

Дерьмо.

Я спешу закрыть за нами дверь, пытаясь ограничить этот бардак стенами комнаты.

— Как они вообще сюда попали? Разве дверь не была заперта?

— Они вскрыли замок. Я пытался снова ее запереть, но они заблокировали его шпилькой.

Мой взгляд снова скользит к угрожающей надписи на стене, и меня осеняет.

— Ты думаешь о том же, о чем я?

— Почти уверен, что да.

— Они знали Тедди, – подтверждаю я вслух свои подозрения.

— Я тоже так думаю, – спокойно отвечает он, к нему возвращается рассудительность.

— Это еще одна зацепка, Линк. Они обложилась, оставляя нам следы из хлебных крошек. Нам остается только собрать их и посмотреть, куда они приведут.

— А если они приведут туда, куда нам не захочется идти? – мрачно спрашивает он. — Я смирился со смертью брата. Зачем они намекают…

— А если в их намеке есть доля правды? Что если Тедди не покончил с собой?

— Он этого и не делал. Он умер от передоза, Ист. Это был несчастный случай. Я видел это собственными глазами. Общество просто пытается всколыхнуть мои старые раны.

— Верно, – я закусываю губу, понимая, что мерзавцы добились своего – Линкольн выглядит так, будто готов кого-то убить.

Снова.

Я понимаю его потребность верить, что брат не сам свел счеты с жизнью. Но я не так уверен, что Общество не могло быть причастно к его смерти. Использование слабости Линкольна – жестоко, но чертовски умно. Тедди всегда был болезненной темой для Линка, даже до смерти. Как рана, которая лишь воспаляется от каждого прикосновения, никогда не заживая до конца. Теодор Ричфилд-Гамильтон навсегда останется незавершенным делом для младшего брата – делом, которое никогда не получит развязки.

По правде говоря, я ненавидел этого типа. Когда он откинулся, я подумал: "Скатертью дорожка". Он был истинным сыном губернатора Гамильтона – брал что хотел, когда хотел, не считаясь ни с кем. И на протяжении многих лет я видел, как он ранил Линкольна больше, чем кто-либо. Но мой друг оставался верен этому ублюдку, даже когда тот этого не заслуживал. В этом разница между нами: я вижу людей такими, какие они есть, а Линкольн – какими они могли бы стать. Он видит хорошее во всех, и я не хочу лишать его этой веры, даже если она слепа.

Хм.

— Возможно, мы неверно трактуем послание, – размышляю я, подходя ближе к стене.

— О чем ты?

— Как там звучит легенда об Обществе? Они выбирают только первенцев влиятельных семей, верно? А если твоего брата посвятили в их ряды?

— Он бы сказал мне, – отрицает он, качая головой.

— О, да? Как сказал, что собирается просить руки Кеннеди у ее отца, хотя знал, что ты влюблен в нее с детства?

— Ист! Не начинай! – рычит он на меня.

— Знаю, ты не хочешь этого слышать, но признай – Тедди всегда был сомнительным типом.

— Он был моим братом.

— Как и мы, – сухо замечаю я. — Только мы всегда прикрывали твою спину. А он нет. У него были секреты, Линк. Мы все знали это. Возможно, это просто еще один из них, – я указываю на пентаграмму на стене. Линк смотрит на кровавые слова, издевающиеся над нами.

— Ты хочешь, чтобы я покопался в прошлом брата, – наконец понимает он к чему я клоню.

— Если тебе тяжело, я могу сделать это за тебя.

Он качает головой.

— Нет, я сам. Возьму Кольта в помощь.

Я напрягаюсь.

— Возможно, это не лучшая идея.

— Почему? – он поднимает бровь в недоумении.

Что я могу сказать бедняге?

Изучение прошлого его брата-неудачника означает неудобные вопросы к Кеннеди. А с Кольтом в качестве напарника это может привести к катастрофе. Как сказать это, не возбудив любопытства Линка?

Кольт может быть таким же самовлюбленным ублюдком, как Тедди, но у него все же есть сердце – разрывающееся между любовью к кузену и девушке, которая должна быть ему как сестра. Судя по сегодняшнему вечеру, Кольту стоит держаться подальше от Кеннеди, чтобы предотвратить еще один смертельный грех. Потому что, если Линкольн узнает правду – он убьет его.

— Думаю, таланты Кольта лучше направить на расследование того, что мы нашли в Шарлотте, – напоминаю я. — Ему нужно не только достать ту книгу, но и выяснить, зачем она профессору Харпер.

— Ты прав. Кольт и так будет занят. Как и ты, – он тяжело вздыхает.

— О чем это ты?

— Общество не просто оставило свой знак на моей стене, Ист. Они оставили и кое-что для тебя, – он бросает на кровать черный конверт, который вручает судьбу Скарлетт в мои руки.

Истон

И вот все начинается.

Я наконец-то получил приказ от Общества начать игру.

Потребовалась недюжинная выдержка, чтобы дождаться утра и вскрыть конверт – узнать, что эти ублюдки задумали для меня и Скарлетт. Но с домом, полным шумных пьяных студентов, и Скарлетт, нервно ожидавшей меня внизу, мы с Линкольном решили, что разумнее разобраться с этим наедине, без лишних глаз.

Я стараюсь сохранять равнодушный вид, глядя на зловещий черный конверт на столе Линкольна, но это лишь маска. Каждый раз, когда Общество дает о себе знать, я чувствую, как ледяная рука сжимает мне грудь: какой новый ад они для нас приготовили? Они любят играть с нами. После того, как им сошло с рук то, что они сделали с Финном, издевательство над нашими жизнями стало их любимым развлечением. Им плевать, кто пострадает, – главное, чтобы все шло по их сценарию. И сейчас их мишени – я и Скарлетт.

Что вообще могла сделать Скарлетт, чтобы их разозлить?

Постепенно я склоняюсь к мысли, что теория Стоун не лишена смысла: наши "метки" – первые ключи к разгадке личности членов Общества. Конечно, Стоун и Скарлетт – полные противоположности: одна груба и прямолинейна, а другая изо всех сил старается оставаться незаметной. Но между этими девушками и кукловодами, дергающими нас за ниточки, должна быть какая-то связь.

Стоун с ее дерзким нравом могла ненароком нажить себе врага в Обществе – словом или поступком, о котором даже не подозревает. Но Скарлетт? Единственное, что привлекает к ней нежелательное внимание, – ее выступления в "Латунной Гильдии". Хотя интуиция подсказывает и мне, что этот клуб – связующее звено, версия все равно кажется натянутой. Никто не догадается, что чувственная женщина на сцене, с бархатным голосом и грешным телом, – на самом деле племянница пастора. Скарлетт тщательно хранила свою анонимность, как и обещала.