Я закрываю глаза, и передо мной снова возникает церковь ее дяди и то, как я осквернил ее в столь священном месте. Я до сих пор чувствую ее поцелуй на своих губах и ее клятву, выжженную в моей памяти. Она сказала, что любит меня, и мне потребовались все силы, чтобы не ответить ей тем же.

Как только я это сделаю, все будет кончено.

Возможно, все уже кончено.

Я бью кулаками по рулю, меня захлестывает волна ярости и отчаяния.

БЛЯДЬ!

Что мне теперь делать?

Зачем она прислала мне это чертово видео? Без него я мог бы продолжать жить в самообмане. Я бы не смог выполнить требование Общества, и это было бы не по моей вине.

Но вот оно – компрометирующее видео, которое они так жаждут заполучить своими жадными ручонками.

Почему они выбрали именно Скарлетт? Почему она? Она всего лишь невинная жертва в этой игре. Их извращенные затеи должны разрушать наши жизни, а не ее. И тем не менее, пострадает именно она – куда сильнее, чем мы. Но, с другой стороны, моя мать тоже в опасности.

Я должен сделать выбор.

Иногда приходится стать злодеем в одной жизни, чтобы стать героем в другой. Вот только хотел бы я знать, какую роль мне суждено сыграть в судьбах двух женщин, которые для меня дороже собственной жизни.

В тумане сомнений и смятения я завожу двигатель и выезжаю. Когда я оказываюсь у поместья Гамильтонов, сам удивляюсь, что приехал именно сюда, чтобы привести в порядок мысли. Чертовски иронично, потому что именно здесь все и пошло прахом.

Линкольн открывает дверь, и его светлые брови сдвигаются в глубокой складке, когда он видит мое разбитое состояние.

— Прогуляемся?

Я пожимаю плечами, не в силах вымолвить ни слова, и иду за ним. Когда он заводит меня в дубовый лес Оукли, я сдавленно смеюсь от абсурдности происходящего. Я пытаюсь сбежать от своего ада, а мой лучший друг ведет меня в место, которое мне тоже хотелось бы стереть из памяти.

— В детстве я часами бродил по этим лесам, – начинает он, проводя ладонью по стволу дерева. — Тедди подавлял своим присутствием в доме. Порой мне приходилось сбегать, просто чтобы почувствовать себя человеком. – Он бросает мне слабую улыбку. — Но иногда и этого было мало. Заблудиться в лесу – недостаточно, чтобы успокоиться. Мне нужна была разрядка. Что-то, что спасло бы мой рассудок. Хочешь знать, что я делал?

— Что? – спрашиваю я с искренним интересом, ведь сам уже на грани.

— Я кричал. Кричал так сильно и громко, что голос садился. И хотя мой крик наверняка был слышен в особняке, никто никогда не приходил проверить, что со мной. Но мне было все равно. Орать во всю глотку было… очищением. – Он поднимает глаза на чистое голубое небо Эшвилла, касающееся верхушек дубов вокруг нас. Затем его печальный взгляд опускается на меня, и в нем читается болезненное понимание. — Здесь я мог просто быть, даже если это означало оставаться наедине со своим отчаянием. Думаю, сейчас ты чувствуешь то же самое, Ист. Одиночество. Непонимание, почему жизнь так несправедлива. Попытки найти хоть какой-то выход.

— Я не знаю, что делать, – признаюсь я, сжимая кулаки.

— Знаешь. Просто еще не нашел в себе смелости.

Я опускаю голову и продолжаю идти вперед.

— Истон? – окликает он, заставляя меня остановиться.

— Что?

Линк подходит ближе и сжимает мое плечо.

— Я сделаю тебе то же предложение, что и Финну. Я сдамся, и все это закончится. Больше никто не пострадает.

Я смотрю в его бездонные, как океан, глаза и вижу человека, которым мне хотелось бы быть – самоотверженного и благородного.

— Кольт убьет меня, если я позволю тебе это сделать, – пытаюсь отшутиться я.

Он тихо смеется, но смех не достигает его глаз.

— С кузеном я разберусь.

Я вцепляюсь в короткие пряди волос, тряся головой.

— Как ты можешь быть таким, Линк? Как ты умудряешься оставаться таким… самоотверженным?

— Легко, – пожимает он плечами, будто ответ очевиден. — Нет ничего, чего я не сделал бы ради тех, кого люблю.

— Твоя свобода – слишком высокая цена за наше счастье.

— Разве? Или это просто правильный поступок? Я не святой, Ист. Если бы я был таким, мы бы не плясали под дудку Общества. Я облажался. Я признаю это. Но ни ты, ни Финн, ни Кольт не должны расплачиваться за мои ошибки.

Я достаю сигареты из кармана, обдумывая предложение Линкольна. Закуриваю, вдыхая дурманящий яд, чувствуя, как напряжение в плечах понемногу отпускает.

— Я в полной жопе, как ни крути.

— Да, – безжалостно соглашается он, не собираясь меня жалеть. — Но выбор все же есть. Это просто один из вариантов.

— Вариант, на который я не могу пойти. Мы все причастны к тому, что случилось той ночью. Несправедливо, если отвечать будет лишь один из нас.

— А причинять боль женщинам, которых любишь – справедливо?

— Они были обречены на боль с той самой минуты, как я появился в их жизни, – бормочу я, затягиваясь глубже, чтобы перебить горький привкус этих слов более приемлемым ядом.

Его лоб морщится – мой ответ ему не нравится, но он не спорит. Мы продолжаем бродить по лесу, и пока я тону в своих мрачных мыслях, Линкольн молча шагает рядом. Когда ноябрьское солнце начинает клониться к закату, мы возвращаемся к его дому.

Выйдя из-под деревьев и пересекая подъездную аллею, мы замечаем Кольта, сидящего на ступеньках крыльца с поникшей головой. Услышав наши шаги, он поднимается во весь рост, и я с ужасом замечаю скорбный блеск в его темно-зеленых глазах.

— Мне чертовски жаль, Ист.

И с этими словами он протягивает мне зловещий черный конверт – знак, что выбора у меня уже не осталось.

Истон

— Мне пора сваливать, Финн.

— Ладно, подожди секунду. Я только возьму свои вещи, и пойду с тобой. Есть хочешь? Как насчет бургеров? Я знаю офигенный фудтрак, где готовят лучшие в городе. Потом можно заглянуть в Большой Джим за пивом. Ну, ты можешь пропустить стаканчик, а я просто хочу поцеловать свою девушку. – Финн подмигивает, засовывая телефон в задний карман джинсов и на ходу подхватывая куртку с кухонного стула.

С тех пор как секс-видео с моей матерью стало вирусным, Финн неотступно следует за мной по пятам. Будто боится выпустить меня из виду даже на минуту, чтобы я не сорвался в пропасть.

— Нет, брат. Я имею в виду, что уезжаю из Эшвилла.

— Какого хрена ты несешь? – взрывается он, явно ошарашенный.

— Для мамы это стало непосильным грузом, Финн. Ты же знаешь, ей всегда было непросто здесь, а теперь… – Мне даже не нужно заканчивать фразу – он прекрасно понимает, через какой ад прошла моя семья за последнюю неделю.

В этом городе теперь не найти человека, который бы не видел печально известное видео, где Наоми Прайс скачет на каком-то незнакомце. Конечно, мой отчим пытался убедить всех, что это он был тем самым мужчиной, разделившим интимный момент с женой. Но волновал ли кого-то вопиющий факт вторжения в их личную жизнь? Черта с два. Вместо этого моя мать стала мишенью для похабных шуточек и грязных сплетен, которыми город не может насытиться.

С того самого дня она не выходила из дома. Да и куда бы она пошла? Все ее благотворительные проекты застыли. Никто не хочет принимать помощь от женщины, которая, по их мнению, может запятнать их репутацию. Деньги отчима – пожалуйста, а время моей матери – нет. Даже дядя Скарлетт попросил ее временно не появляться на воскресных службах, пока страсти не утихнут. Оказывается, ее присутствие смущает прихожан.

Сволочи. Все до единого.

— И куда ты собираешься?

— Домой. В Нью-Йорк, – объясняю я с безразличным пожатием плеч.

— Но твой дом здесь, – отвечает Финн с такой болью в голосе, будто я только что переехал его щенка.

Я чертовски люблю этого придурка.

— Больше нет, Финн. Здесь слишком много грязи. Маме нужна передышка от всего этого. И мне тоже.

— А как же мы? А как же Общество?