— Думаю, мой отъезд из Эшвилла – именно то, чего они добивались. Так что они победили. Я выбываю.
— К черту! – кричит он, швыряя куртку на кухонный остров.
— Финн...
— Нет, чувак. К черту их и их игры. Ты не можешь позволить им так с тобой поступить.
— Уже слишком поздно. Все уже случилось. К тому же, это временно. Я вернусь, – лгу я.
Кто знает, что будет, когда мы вернемся в Нью-Йорк. Я уж точно не знаю. Все, что я знаю – моя мать не может жить затворницей в собственном доме, боясь насмешек, которые обрушатся на нее, стоит ей показаться в городе. Я никогда не забуду, как безутешна она была в первые дни. Даже мой трудоголик-отчим оставался с ней дома. Пока Финн и Скарлетт изо всех сил старались поддержать меня, Дик взял ситуацию в свои руки, постоянно напоминая матери, что она – центр его вселенной, и что он уничтожит тех, кто это устроил.
Как будто он способен на это.
Как только это долбаное видео попало в сеть, даже Дик со всеми своими миллиардами не смог стереть его из людской памяти. Конечно, его юристы начали проверку всех, кто поделился, ретвитнул или выложил запись, но урон уже был нанесен.
— Клянусь, когда мы вычислим этих ублюдков, я сверну им шеи, – рычит Финн с такой ненавистью, что я почти верю в его способность выполнить угрозу.
— Ты любовник, Финн, а не драчун, – шучу я, пытаясь разрядить обстановку. — Просто присмотри за Стоун. Убедись, что эти ублюдки снова не придут за ней.
— А как же Скарлетт? Что если они придут за ней?
Я стыдливо опускаю голову.
— Ты серьезно оставишь ее на съедение волкам? Одну?
— Она не будет одна. Мне нужно, чтобы ты и Стоун приглядели за ней. Сделаешь это для меня, Финн? Пока я не пойму, что делать дальше.
— Это не одно и то же, и ты это знаешь, – упрекает он, скрещивая руки на груди.
— Знаю. Но мне все равно нужно уехать. Мама пожертвовала всем ради меня. Каким же я буду сыном, если в единственный момент, когда действительно нужен ей, не окажусь рядом? Скарлетт поймет. Мне просто нужно, чтобы вы двое были моими глазами и ушами, пока меня не будет. Сможете сделать это для меня?
— Да, засранец. Ты же знаешь, я всегда прикрою твою спину.
— Спасибо.
— Значит, ты правда это делаешь? – снова спрашивает он, лениво пиная воздух.
— Правда.
— Черт. Я буду безумно по тебе скучать, – он бросается ко мне, заключая в медвежьи объятия.
— Ты сейчас меня раздавишь, горилла.
— Я не виноват, что ты тощий дрыщ. – Его смешок заставляет меня рассмеяться в ответ.
Только Финну под силу заставить меня улыбаться, когда моя жизнь рушится.
— Хочешь, я пойду с тобой, чтобы сказать ребятам? – предлагает он с застенчивой улыбкой.
Я киваю.
— По крайней мере, я должен сказать Линку.
— Ты же знаешь, он поддержит любое твое решение.
— Знаю, – отвечаю я, проводя рукой по лицу и вспоминая альтернативу, которую он предлагал до того, как все пошло под откос. — Ты никогда не думал, что нам стоило поступить иначе той ночью?
— Каждый чертов день, – признается Финн шепотом. — Но если бы этого не случилось, я бы никогда не встретил Стоун.
— Три человека погибли, Финн, а ты думаешь о своем члене? – я насмехаюсь над ним, потому что одному Богу известно, когда еще выпадет такой шанс.
— Пошел ты, – огрызается он, тыча мне в лицо средним пальцем. — Я в курсе, что они, блядь, погибли. И не напоминай мне про младшего. Это всегда выбивает меня из колеи. Но Стоун – моя жизнь, Ист. Я не смогу пожалеть об этом. Никогда.
Мне хочется закатить глаза от его романтизации столь мрачного события, но тут мысли сами обращаются к Скарлетт. Та ночь стала одним из самых ужасных испытаний в моей жизни, но даже она не сравнится с той сокрушающей болью, которую я почувствую, когда придется проститься с единственной девушкой, которую я когда-либо любил.
Это будет ужасно.

Я пробираюсь в ее дом, зная, что она скоро вернется со своего выступления в "Латунной Гильдии". Более разумный человек отправился бы туда, чтобы попрощаться, но я, влюбленный дурак, жажду еще хоть раз побыть с ней наедине без лишних глаз.
Когда она, наконец, возвращается, в гостиной выключен свет, и лишь слабый огонек в камине освещает комнату. Уже не удивляясь моим незаконным визитам, Скарлетт снимает туфли, подходит к дивану и садится рядом, пока я продолжаю смотреть на пламя.
— В детстве я обожал зажигать спички – смотреть, как вспыхивает и гаснет огонь. Я тебе об этом рассказывал?
— Нет, – тихо отвечает она, подтягивая ноги к себе и прижимаясь головой к моему плечу.
Я беру ее руку и начинаю осыпать легкими поцелуями от запястья до локтя.
— А теперь ненавижу. Они причиняют тебе боль, поэтому огонь потерял для меня всю магию. Я не могу радоваться тому, что ранит тебя. Ты же знаешь это, да, Скар?
— Что случилось, Ист? С твоей мамой все в порядке? – она чувствует мое беспокойство.
— Нет, – только и отвечаю я.
— Зачем ты на самом деле пришел, Истон?
Я тихо выдыхаю, притягиваю ее к себе и в последний раз вдыхаю аромат ее шампуня с запахом сакуры.
— Это я должен быть самым проницательным, помнишь?
— Я училась у лучших, – отвечает она, так же крепко обнимая меня за талию. — Просто скажи. Я выдержу.
— Дай мне минуту, детка. Просто позволь мне сделать это.
Я целую ее в макушку, и мы молча смотрим на огонь. Внутри я умираю, разваливаюсь на части прямо рядом с ней, и хотя она не может видеть, как разрывается мое сердце, все равно чувствует каждую рану.
— Ты оставляешь меня, да? – наконец произносит она, и каждое слово пропитано болью.
— Да.
— Когда?
— Завтра утром.
Ее слезы беззвучны, но мы оба дрожим.
Я беру ее лицо в ладони, поворачивая к себе.
— Спасибо, – выдыхаю я.
— За что?
— За то, что показала мне, что у меня еще есть душа.
За то, что полюбила меня.
Она вцепляется в мою рубашку, слезы катятся по ее прекрасным щекам.
— Почему мне кажется, что я больше никогда тебя не увижу?
— Я не могу обещать, что увидишь, – честно отвечаю я.
Она начинает мотать головой, отказываясь принимать неопределенное будущее.
— Я уеду. Я поеду с тобой, – говорит она с такой твердостью, что это заставляет меня любить ее еще сильнее.
Горький смех и сдавленный плач срываются с моих губ одновременно, прежде чем я притягиваю ее лицо к себе и целую. Но этот поцелуй сладкий и горький одновременно. В нем – клятва моей вечной любви, которую я так и не осмелился произнести вслух. И, вероятно, именно его я буду вспоминать чаще всего в те одинокие ночи, когда буду тосковать по ней.
— Нет, малышка. Не поедешь.
— Я буду ждать, – страстно обещает она, когда я отказываю ей. — Я буду ждать, Ист. Сколько бы ни потребовалось, я буду ждать, пока ты не вернешься ко мне.
Господи, она разрывает меня на части.
— Скар...
— Нет! Не говори. Не смей говорить этого!
— Может, так будет лучше. Без меня ты наконец найдешь того, кто достоин тебя. Того, кто будет заставлять тебя улыбаться, а не плакать. Того, кому ты станешь петь и для кого будешь жарить блинчики в три часа ночи. Того, кто наполнит твои дни счастьем, а не болью. Я не тот человек, Скар. Я никогда им не был.
— Ты им был, Ист. Был.
— Нет. Я хотел им стать, Скар. Черт! Больше всего на свете. Но я не смог. Я даже собственную мать не сумел защитить. Как я защищу тебя?
— Мне не нужна твоя защита, Ист. Мне просто нужен ты, – хрипит она, стирая с моего лица позорные слезы.
— Ты заслуживаешь лучшего.
— К черту то, что, по-твоему, я заслуживаю! Ты – то, чего я хочу.
— Моя маленькая мышка с коготками. У нас еще есть эта ночь. Это все, что я могу тебе дать, – шепчу я, прижимаясь виском к ее виску.