Линк прижимается виском к виску своего кузена, по его лицу катятся яростные, беззвучные слезы. Когда он поднимает голову, от друга, которого я знаю, остается лишь пустая оболочка. Но, по крайней мере, его разум вернулся.

— Просто позволь мне попрощаться, – шепчет он Кольту, и тот тут же расслабляется, в то время как мы с Финном переглядываемся в полном недоумении. — Дай мне поцеловать маму на прощание, а потом я скажу, что нужно делать.



Я чувствую, как кто-то трясет меня, пытаясь вытащить из той ужасной ночи и вернуть в знакомую обстановку. Я пытаюсь отогнать размытые образы двух мертвых тел, когда в поле моего зрения появляются темно-карие глаза.

Скар.

Я снова смыкаю веки, позволяя цветочному аромату ее духов вернуть меня домой, подальше от всех прошлых прегрешений.

— Я знаю, что ты не спишь, Истон, – она издает милое фырканье, заставляя мои губы растянуться в улыбке. — Теперь это будет традицией? Я возвращаюсь домой, а ты лежишь на моей кровати и ждешь?

— Может быть, если ты захочешь, – дразню я, устраиваясь поудобнее в ее постели.

— Очень смешно.

— Можешь присоединиться, если хочешь.

— Я хочу, чтобы ты перестал вламываться в мой дом, пока меня нет!

— Значит, когда ты дома – можно?

— Ты невыносим. Я не могу с тобой разговаривать, когда ты в таком состоянии.

— Не понимаю, на что ты намекаешь, Скар. Я совершенно разумен.

— Ох! Просто вставай уже.

Она толкает меня, заставляя открыть глаза и увидеть ее недовольное лицо. Даже с нахмуренными бровями Скарлетт остается самым прекрасным зрелищем, которое мне доводилось видеть. Я сдерживаю улыбку и не спеша изучаю каждую ее черточку. Пока я спал, она успела переодеться в мешковатый спортивный костюм. Парик с сегодняшнего выступления давно снят, и на его месте роскошные каштановые волосы ниспадают на плечи великолепными волнами. На ее милом маленьком носике сидят очки, даже если сейчас он задран кверху – она делает вид, что злится на меня за вторжение в ее личное пространство. Но я-то знаю лучше. Ее недовольный взгляд – всего лишь спектакль. Скарлетт может ненавидеть факт моего незапланированного вторжения, но я знаю, она тайно ждала моего следующего визита.

Откуда знаю?

Потому что я тоже отсчитывал дни. Наше влечение всегда было тихим, скрытым желанием, которому, как мы оба знали, лучше не поддаваться. Один неверный шаг – и мы утонем в этом, позволив ненасытному чувству затмить разум и инстинкт самосохранения. Ненавидеть Скарлетт всегда было одним из моих любимых занятий, и на то были причины. Признаться в чем-то большем – опасность, которой никто из нас не хочет поддаваться. Но искушение здесь, на поверхности, жадно требует внимания. И сейчас, лежа на ее кровати, когда она сидит в нескольких дюймах от меня, я изо всех и сил пытаюсь не попасться в эту ловушку.

— Ты не собираешься уходить, верно?

— В конце концов. Но не сейчас.

Она нервно кусает нижнюю губу, пока я закидываю руку за голову, ожидая ее следующего хода.

— Мы прекрасно справлялись. Зачем сейчас это менять?

Ее плечи опускаются, что заставляет меня насторожиться – я слышу истинный смысл за ее вопросом. Мы годами не переступали опасную черту в наших отношениях. Нарушить этот баланс – значит столкнуться с последствиями, к которым никто из нас не готов. К сожалению, те, кто вынудил меня действовать в отношении Скар, как раз те, о ком я предпочел бы, чтобы она не знала. Но интуиция подсказывает, что Скарлетт, возможно, знает о Обществе больше меня. Мне нужно выждать время, прежде чем намекнуть ей о шантаже. Если повезет, возможно, она сама расскажет о своей причастности, и мне не придется раскрывать свои карты.

— Я уже говорил тебе, – отвечаю я после паузы.

— Единственное, что ты сказал – это то, что мы в дерьме.

Боже.

Когда Скар ругается, мой член мгновенно пробуждается, болезненно упираясь в молнию черных джинс. Я подавляю стон и замираю, вместо того чтобы обхватить его, как он того требует.

— Все в дерьме, Скар. Просто нужно понять, какое именно тебе по вкусу, – отшучиваюсь я с ухмылкой Чеширского кота.

— Хватит твоих острот, Ист. Просто скажи, зачем ты здесь.

— Разве не очевидно? Чтобы увидеть тебя.

— Ты уже видел меня сегодня. – Она пронзает меня своим надменным взглядом.

— Да, видел, – дразню я, проводя пальцем по ее ноге.

Ее щеки розовеют, а челюсть слегка расслабляется – ровно настолько, чтобы вдохнуть воздуха и сохранить самообладание. То, как ее тело реагирует на меня, доказывает – она не так невинна, как пытается казаться. Особенно после сегодняшнего шоу, я знаю, моя церковная мышка хранит от меня секреты.

— Ну, так кто это был? – спрашиваю я нежным, как бархат, голосом, хотя в горле уже завязывается узел.

— Кто был, что? – она хлопает ресницами за стеклами очков.

Мой взгляд скользит по ее телу к промежности, рука следует за взглядом, пока большой палец не касается самого сокровенного.

— Просто любопытно, кто был здесь первым.

Ее лицо отражает целую гамму эмоций – застенчивость, смешанную с возбуждением под маской отвращения и ужаса. Она шлепает меня по руке, ее взгляд становится острым как бритва.

— Это не твое дело.

Я провожу тем же пальцем по нижней губе, в моем взгляде читается веселье.

— Это был тот ботан из выпускного класса, не так ли? Который уехал учиться в Бостон. Я видел, как он ходил за тобой по пятам, будто потерявшийся щенок. Я немного разочарован, что ты отдала себя тому, кто, вероятно, понятия не имел, как заставить девушку кончить.

Ее глаза на мгновение расширяются, но тут же сужаются, бросая мне колкий взгляд.

— Он был единственным? Или ты разрешила одному из тех богатых ублюдков из "Латунной Гильдии" попробовать твою киску? Может, одному из своих танцоров? Они слышали, как ты кричишь, когда кончаешь, Скар?

Она сжимает хрупкие кулаки, давая понять: если я не заткнусь, то не выйду из этого дома без пощечины.

— Не твое дело, кого я подпускаю с своему телу.

Этой фразой она намеренно пытается вывести меня из себя. И, черт возьми, у нее получается. Лихорадочная ненависть охватывает меня, как плющ, сжимая горло слепой яростью. Резким движением я приподнимаюсь с кровати и хватаю ее за подбородок так сильно, что вынужден сознательно ослабить хватку.

— А теперь слушай меня внимательно. Твоя киска больше не в свободном доступе. Никто не прикоснется к ней – даже близко не подойдет – без моего разрешения. Ты, мать твою, поняла?

Она фыркает, и я притягиваю ее ближе, пока наши лица не оказываются в дюйме друг от друга.

— Ты принадлежишь только мне. По крайней мере, пока я не наиграюсь. – Я добавляю эту колкость назло, чтобы уязвить ее гордость – ведь моя уже рухнула в бездну ревности.

— Ты слишком высокого мнения о себе, не так ли, Ист? Осторожнее. Когда-нибудь тебя свергнут с этого пьедестала.

Единственная, кто на пьедестале – это ты. А я идиот, который тебя на него вознес.

— Закончил со своими детскими требованиями? – парирует она, не впечатленная моими угрозами. — Если да, тогда уходи. Я с тобой закончила.

— Забавно, что ты так говоришь, Скар, потому что я с тобой еще не закончил. – Я хватаю ее за затылок и крепко целую в висок, оставляя ее глаза широко открытыми под стеклами очков. Я спрыгиваю с кровати, создавая дистанцию, прежде чем сделаю или скажу что-то необратимое. Но внутренний ублюдок, который хочет, чтобы последнее слово всегда оставалось за ним, не может удержаться и бросает последнее обещание: — Мы только начали игру, Скар. Точи свои когти. Обещаю, однажды они оставят следы по всей моей спине.

Она отворачивается, лишая меня удовольствия от борьбы. Это извращенно и безумно, но я не знаю, какая Скарлетт нравится мне больше – та, что прячется, зная, что не убежит, или та, что набирается смелости сразиться со мной своим острым язычком, готовым вспороть мне живот и утолить голод.