Я уже готов послать его ко всем чертям, но что-то позади привлекает его внимание, и он резко встает.

— Приятного просмотра.

Я показываю ему средний палец и закуриваю новую сигарету. Делаю долгую затяжку, украдкой наблюдая, как Томми-бой пробирается на другой конец зала, где сидит сенатор Максвелл – конечно же, в компании двух блондинок с кукольными личиками. Томми-бой наклоняется к его столику и что-то шепчет отцу, после чего отвратительная улыбка сенатора становится еще шире. Не могу поверить, что Кен собирается добровольно вступить в эту семью. Они подонки. Мне все равно, сколько у них денег и престижа. Они – худшее, что может предложить человечество – высокомерные ублюдки. Они считают, что весь мир должен пасть перед ними на колени, лишь бы удовлетворить их интересы, не заботясь о том, кого придется растоптать ради своей цели.

Я тушу сигарету, все еще кипя от злости, когда свет в зале гаснет окончательно. Единственным сигналом к началу шоу становится узкий луч прожектора, падающий на занавешенную центральную сцену. Сначала раздается меланхоличная мелодия пианино – одна одинокая клавиша за другой. Затем, когда занавес медленно раздвигается, вступает ее бархатистый, чувственный голос. Прожектор расширяется, и в его сиянии предстает моя девушка в длинном кроваво-красно платье и черном парике, ласкающая микрофон, будто давно потерянного любовника.

От одного только ее голоса по моему телу пробегает электрический разряд. Мои жадные глаза скользят по ее соблазнительным изгибам, а сердце бешено колотится в груди. Ее веки по-прежнему опущены, пока она продолжает тихо петь, и каждая нота звучит еще сладострастнее предыдущей, даже если слова песни совсем не об этом. Сегодня она выбрала томную, дразнящую версию хита Пэт Бенатар Hit Me With Your Best Shot.

Я судорожно сглатываю, когда она наклоняет голову набок, ее глаза все еще закрыты, а на губах играет соблазнительная улыбка. Ее легкие, как перышко, пальцы скользят вверх и вниз по микрофонной стойке, посещая в голове каждого мужчины в зале самые похабные мысли. Она ласкает ее с нежностью и вниманием, дразня публику, продолжая свою вызывающую игру.

Моя грудь сжимается, когда ее большие карие глаза наконец открываются – и останавливаются на мне, будто она знала, что я буду ждать ее здесь. И когда она затягивает припев, бросая вызов герою песни, чтобы он поразил ее своим лучшим выстрелом, я понимаю, она и правда знала.

Когда чья-то рука тянет ее за волосы, заставляя запрокинуть голову назад и отвести от меня взгляд, меня накрывает вихрь эмоций – разочарование, похоть, ревность, но прежде всего ярость. Она продолжает прижиматься к своему танцору, его руки жадно скользят по ее телу – ровно так же, как жаждут мои. Сегодня на сцене с ней только один партнер, но на мой взгляд, и одного слишком много. Его пальцы впиваются в ее талию, губы приникают к шее, пока она выдыхает очередную провокационную строчку.

Сегодня я пришел сюда, чтобы посмотреть, кто будет в зале и кто уделяет ей особое внимание, но вместо этого застыл, прикованный к каждому движению Скар. Музыка нарастает, такая же нетерпеливая, как и мужчина за ее спиной. Его ладони скользят вверх и вниз по ее телу, имитируя то, как она ласкает свой микрофон. Скар позволяет ему исследовать себя, и с каждым прикосновением ее голос становится все более хриплым.

Когда она внезапно хватает его за волосы, заставляя танцора опуститься перед ней на колени, я вскакиваю с места, не желая видеть, что будет дальше. Моя ярость – это живое, дышащее существо. Чудовище, которое вот вот вырвется из клетки, выбежит на эту чертову сцену и оторвет его руки от того, что принадлежит мне.

Сжатый в комок бешенства, я вырываюсь из темного зала, но ее песня все еще звенит у меня в ушах. Я так ослеплен гневом, что даже не смотрю, куда иду, и врезаюсь в кого-то.

— Истон? – раздается встревоженный знакомый голос.

Я отступаю на шаг, пытаясь разглядеть сквозь кровавую пелену, в которую погрузила меня моя церковная мышка.

— Мистер Ти? – хрипло спрашиваю я, слишком злой, чтобы удивиться встрече с отцом Кольта.

— Ты в порядке, сынок? Выглядишь так, будто готов спалить тут все дотла.

Оуэн Тернер сжимает мои плечи, не подозревая, что я так и поступлю, если немедленно не уйду. Он смотрит в сторону зала за моей спиной, вопросительно сдвинув брови.

— Куда ты так спешишь? Не понравилось представление?

— Все было прекрасно. Просто вспомнил, что мне нужно быть в другом месте, – отвечаю я, высвобождаясь из его хватки и растягивая губы в наибезмятежнейшей ухмылке.

— Хм, – он явно не верит мне.

— Мне действительно пора. Рад был вас видеть, мистер Ти, – бормочу я, и даже сам слышу, насколько фальшиво это звучит.

Я не жду продолжения этой неожиданной беседы и стремительно ухожу. Мне нужно остыть, прежде чем совершу какую-нибудь глупость. Я должен простой уехать домой, или позвонить Финну или Линку, чтобы они уговорили меня не лезть на рожон. Эти мысли крутятся у меня в голове, когда я сажусь в грузовик и уезжаю как можно дальше от "Латунной Гильдии" – но в итоге оказываюсь у коттеджа Скарлетт.

Блядь.



Все, что я могу сейчас делать, это смотреть на два тела, лежащих на полу. Мои дрожащие руки поднимаются ко лбу, но я тут же отдергиваю их, когда чувствую на коже кровь и кусочки мозгового вещества.

Черт возьми.

— Неужели это, мать твою, действительно только что произошло?! – хрипло выкрикивает Финн, теряя рассудок, вцепляясь в свои волосы и мечась по комнате.

Сейчас у меня нет слов, чтобы его успокоить. Это полный пиздец, и какие бы красивые слова я ни подобрал, они не смогут представить то, что мы натворили. Пока Финн сходит с ума, я стою в оцепенении, переключая внимание на двух других моих лучших друзей.

Глаза Линкольна дикие, безумные, а на идеальных, словно у модели, чертах Кольта застыло выражение ненависти. Я подхожу к Линку на дрожащих ногах и кладу руку ему на плечо.

— Линк?

Он никак не реагирует на то, что я его зову. Он просто смотрит на своего мертвого отца, лежащего на полу, его руки все еще в крови матери.

— Линкольн? – пробую снова, на этот раз встряхивая его за плечи.

Туман безумия в его океанских глазах немного рассеивается, он несколько раз моргает, глядя в мою сторону, но остается жутко молчаливым – и это пугает меня еще сильнее.

Мой лучший друг не видит меня. Он видит только смерть и разрушение, которые мы сами создали.

— Надо вызвать полицию, – выпаливает Финн, звуча так же невменяемо, как я себя чувствую, продолжая метаться по углам комнаты.

— Нет, – твердо отвечает Кольт, наклоняясь, чтобы поднять пистолет, который только что разнес наше будущее в щепки.

Он засовывает его за пояс, затем подходит к нам с Линком, отталкивает меня в сторону и остается с кузеном один на один. Я настолько в шоке, что мне даже все равно, что этот мудак только что грубо толкнул меня.

— Линк, возьми себя в руки и скажи, что нам теперь делать! – приказывает он.

Но Линкольна здесь нет. Он заперт в кошмаре, который сам же и создал. Линк резко поворачивает голову, смотрит на свою мать в другом конце комнаты и издает душераздирающий вопль. Этот вопль будто из фильма ужасов – мурашки бегут по коже, горло сжимается, дышать становится трудно.

— Прекрати! – Кольт снова встряхивает его. — Просто, мать твою, очнись, Линк! Все уже сделано. Теперь вытащи нас из этого дерьма! – командует Кольта с ледяной решимостью в голосе.

Если Кольт Тернер стал гребаным голосом разума – это темный день для всех нас.