Эта девчонка чувствует себя как дома. Она понравилась мне с первой минуты. Сама себе хозяйка. Настоящая. Именно такая, какая нужна была Финну. Конечно, как и Кен, она любит совать нос туда, куда не следует. Я все еще считаю, что ей не стоило сюда приходить, но уже начинаю понимать: куда Финн, туда и она, и наоборот. Думаю, дело даже не в любви. Просто так устроены Финн и Стоун.

Не получив ответа, она бьет меня по лбу.

— Эй! – я хмурюсь, потирая ноющее место.

— Не эйкай на меня. Ты же привел нас на эту тусовку. Значит должен быть в курсе всего. Ты хотя бы спросил у Руби, какое отношение к этому месту имеет Скарлетт или Ангел?

— Нет, – бормочу я, раздраженный тем, что эта южанка оказалась расторопнее меня.

— Как думаете, нам покажут стриптиз? – спрашивает Финн, бросая взгляд на сцену.

— Сомневаюсь. Зачем просто смотреть на товар, если его можно сразу купить? – вставляет Линкольн.

— Я думала, ты говорил, что она ходит в церковь, – вклинивается Стоун.

— Видимо, я ошибался, – я закусываю внутреннюю сторону щеки.

Их домыслы терзают мои и без того натянутые нервы, и мне отчаянно хочется закурить.

Какого хрена ты делаешь в таком месте, как это, Скар?

Когда свет становится еще тусклее, и мягкий луч прожектора выхватывает центр сцены, я понимаю – ответ уже близко. Я сухо сглатываю, когда из динамиков раздается музыка. Резкие первые ноты Devil’s Playground от The Rigs мне знакомы, и, когда занавес начинает подниматься, мое сердце замирает от открывшегося передо мной зрелища.

Скарлетт стоит в сверкающем белом платье, опустив голову, сжимая микрофон, и ее чарующий, томный голос начинает петь первые аккорды песни. На ней тот же короткий белый парик, в котором она вышла из дома, глаза закрыты, пока она поет следующую строчку. Блестящие блестки покрывают ее веки, образуя крылья бабочки, и хотя длинное белое платье на тонких бретелях скрывает большую часть ее тела, свет прожекторов оставляет мало места для воображения. Я вижу каждый изгиб, округлость грудей, намек на гладкую кожу снизу. Все это доступно любому взору. Единственное, что действительно скрыто – ее руки, благодаря длинным белым перчаткам до локтей. Если бы не знал, что это та самая скромно одетая церковная мышка, которую я пол жизни избегал, я бы никогда не узнал ее. В отличие от ее мягкого голоса в церкви, здесь он чистый, хриплый, бархатный. Звук ее голоса напрямую ударяет мне в член, и, видя, как остальные посетители ерзают на местах, понимаю – на всех этих старых ублюдков она действует точно так же.

Все внутри меня сжимается, пока она продолжает петь эту мелодичную, чувственную песню. Ее соблазнительный голос заставляет нас следовать за ней в тот самый демонический мир сладких грехов, о котором она поет. А затем, на втором куплете, к ней присоединяются мужские голоса, и трое танцоров с обнаженными торсами появляются на сцене, касаясь ее, как любовники. Я сжимаю кулаки под столом, когда один из них отводит ее волосы, чтобы коснуться губами шеи. Другой медленно проводит руками по ее изгибам, а третий опускается перед ней на колени, его лицо – в считанных сантиметрах от ее обнаженной кожи. Все трое синхронно шевелят губами, подпевая, но только ее голос звучит по-настоящему. Я вижу, как ее соски напрягаются под тонкой тканью платья, когда один из мужчин прижимается к ее груди. Она проводит пальцами по его волосам, ни на секунду не сбиваясь с ритма.

Это одно из самых эротичных зрелищ, что я когда-либо видел. И я ненавижу ее за это.

Где та скромница, что сторонилась любых знаков внимания?

Где та тихая, незаметная студентка в очках и простой одежде, на которую никто не обращал внимания?

Потому что здесь ее точно нет!

Вместо нее – суккуб⁸, сводящий мужчин с ума и заставляющий их молить о ее внимании. Эта пытка длится еще пять песен, каждая из которых оставляет публику в том же горячем смятении, жаждущем каждого ее следующего слова. Она полностью одета, она всего лишь пела – но у меня такое чувство, будто я только что наблюдал самый откровенный приватный танец в мире.

Когда занавес, наконец, опускается, все вскакивают с мест, аплодируя. Все, кроме нашего столика.

Я в ярости.

Я вне себя.

Я возбужден до предела.

— Малыш, – стонет Стоун на ухо Финну, и в ее голосе звучит та же боль, что и во мне.

— Я тебя понял, негодница, – хрипло бормочет он, поднимаясь. — Нам нужно отойти на минутку, — бросает он нам, крепко держа Стоун за талию.

— Да просто свалите уже, блядь! – кричу я, разозленный тем, что им приспичило трахаться после выступления Скарлетт.

— Прости, чувак, – Финн пожимает плечами, ему хватает приличия выглядеть смущенным, пока Стоун утаскивает его за собой.

Линкольн тихо посмеивается, и мне нужно собрать всю волю, чтобы не вмазать своему лучшему другу по морде.

— Чего ржешь?

Он качает головой, но эта ехидная ухмылка говорит сама за себя.

К черту! Я уже собираюсь наброситься на него, когда появляется Кольт – его волосы всклокочены, как будто за них держалась какая-то девчонка, пока он ее трахал.

— Пора уходить, – говорит он жестко.

Я полностью с ним согласен, но, кажется, причины у нас разные.

— Что случилось? – обеспокоено спрашивает Линкольн.

Кольт хватает со стола стакан Линкольна, одним глотком осушает джин и со стуком ставит его обратно.

— Это место официально потеряло для меня свою привлекательность, – он вытирает рот рукавом.

— Скажи уже прямо.

— Здесь мой отец.

— Может, он пришел на шоу, – пытается успокоить Линкольн.

— Мы оба знаем, что этот ублюдок пришел сюда не для того, чтобы смотреть, как кто-то танцует.

— Поет. Она не танцевала. Она пела, – пытаюсь я оправдать Скарлетт.

Но кого я обманываю? Скарлетт только что заткнула за пояс все порно, что я смотрел с двенадцати лет.

— Да мне насрать. Мне нужно свалить отсюда, пока я не натворил такого, о чем мы все будем жалеть.

Это значит, что Кольт взорвется и разнесет этот особняк к чертям собачим.

— Ладно, уходим.

Линкольн поднимается с места, кивком указывая мне следовать за ним. Я медленно иду позади, но в самый последний момент, когда уже собираюсь выйти, снова начинает играть музыка. Занавес поднимается, и на этот раз Скарлетт – в длинном облегающем черном платье и черном парике, к счастью, одна на сцене.

Когда она запевает первые строки The Devil Within, в моей голове рождается идея – такая, что не только удовлетворит Общество, но и доставит мне огромное удовольствие.

Попалась, ангелочек. Скоро ты будешь умолять о дьявольской милости.

— Куда это ты? – Линкольн хватает меня за руку, видя, что я разворачиваюсь обратно в зал.

— Думаю, я дождусь конца второго сета и поздравлю Ангел с выступлением, – отвечаю я с хищной ухмылкой.

— Так вот как ты собираешься это разыграть?

Я пожимаю плечами.

— Есть идеи по-лучше?

Линкольн задумчиво проводит пальцами по подбородку, но не возражает. Его взгляд переключается на Кольта – тот вот-вот сорвется.

— Подожди здесь.

— Линк…

— Просто дай нам пять минут, Кольт. Не делай глупостей.

— Ничего не обещаю.

Линкольн раздраженно выдыхает и кивает в сторону бара, где стоит Руби.

— Иди поговори с ней, Ист, но постарайся сделать это побыстрее.

Раз уж Кольт на взводе, Линк не оставит его одного. Меня это устраивает. Я лучше работаю в одиночку.

Я подхожу к хозяйке вечера, которая зорко следит за залом. Руби, должно быть, та самая мадам, которая держит все под контролем – и девушек, и гостей в дорогих костюмах.

— Передумал насчет компании на сегодняшний вечер? – кокетливо спрашивает она, заметив мое приближение.

— Вообще-то, я хотел бы сказать пару слов вашей главной исполнительнице.

Ее брови резко сдвигаются, лицо становится закрытым.

— Это невозможно.

— И почему же?

Она обвивает руками мою шею – якобы соблазняя, но на самом деле отвлекая – и, касаясь своим носом моего, шепчет: