— Дмитрий Аркадьевич, — Лев подошел к нему. — А я как раз к вам, НИИ построен. И мое предложение остается в силе. Переезжайте с нами.

Жданов покачал головой, его взгляд стал серьезным.

— Лев, у меня здесь не только научная деятельность. Студенты ЛМИ, кафедра… Я не могу их всех бросить.

— В Куйбышеве на базе нового НИИ будет создан филиал медицинского института, — парировал Лев, заранее зная этот аргумент. — Вы сможете преподавать там. Более того, вы возглавите исследовательский отдел анатомии и патологической физиологии. Ваши работы по лимфатической системе мозга требуют продолжения, а условий, как у нас, вам больше никто не предоставит.

Он видел, как в глазах Жданова загорелся знакомый огонь научного азарта. Он молчал, обдумывая.

— Вы не оставляете мне выбора, — наконец вздохнул он, и ирония в его голосу сменилась теплотой. — Ладно. Руку на отсечение, как говорится, давать не буду, но… согласен. Только лабораторию мне по последнему слову!

— Будет вам и лаборатория, — улыбнулся Лев, чувствуя прилив облегчения. Потерять Жданова было бы невосполнимой потерей.

Вечер того же дня был омрачен мрачным событием. Лев разбирал бумаги в своем кабинете, когда дверь с треском распахнулась, на пороге стоял Леша. Его лицо было белым как полотно, глаза горели лихорадочным, яростным блеском. Он дышал тяжело, словно пробежал марафон.

— Лев… — его голос сорвался на хрип. — Аню забрал!

Лев замер, чувствуя, как кровь отливает от лица.

— Кто? Когда?

— Да вот только… Двое в штатском. Сказали дело заведено, ничего не объяснили, просто забрали!

Лев не помнил, как набрал номер Громова. Его пальцы сами нашли знакомые цифры.

— Иван Петрович, это Борисов. Тут дело… Морозов Алексей, ну вы знаете его, его жена, да. Только что ее увели ваши сотрудники. Что происходит?

Голос в трубке был спокоен и сух.

— Тяжелый разговор, Лев Борисович, приезжайте вдвоем ко мне.

Дорога до «Большого дома» в «Эмке» Льва показалась вечностью. Лев молча вел машину, чувствуя, как от Леши исходит дрожь сдержанной ярости. Тот сидел, сжав кулаки, уставившись в одно точку за лобовым стеклом.

В кабинете Громова напряжение достигло точки кипения. Леша, не дожидаясь приглашения, набросился на майора.

— Где она⁈ Что вы с ней сделали⁈ Она ни в чем не виновата!

— Успокойтесь, товарищ Морозов, — холодно произнес Громов, оставаясь сидеть.

— Не могу я успокоиться! Вы понимаете, мы только поженились! Она же такая добрая, такая… — голос Леши снова прервался.

Лев положил руку ему на плечо, пытаясь утихомирить, но Леша лишь отшатнулся.

— Я не верю! Это ложь! Какие могут быть доказательства⁈

Громов молча достал из папки несколько листов и положил на стол.

— Ваша жена, Анна Морозова, была завербована немецкой разведкой, абвером. Мы узнали об этом случайно. Поскольку я являюсь куратором СНПЛ-1, все сотрудники и члены их семей проходят усиленную проверку в связи с допуском к секретным разработкам. Вот так и вышли на нее.

Он медленно, с нажимом, проговорил каждое слово. Леша смотрел на него с ненавистью.

— Доказательства? — Громов пододвинул один из листов. — Расшифровка радиоперехвата. Ее позывной — «Ласточка». Вот шифры, микропленки, взяли ее радиста. И вот самое главное. — Он посмотрел на Лешу прямо. — Она не пыталась выведать у вас информацию? О разработках? О оборудовании? О формулах?

Леша замер. Его ярость вдруг сменилась ошеломленным, медленным пониманием. Он вспомнил. Вспомнил ее милые, казалось бы, расспросы за ужином: «А что это ты, Леш, такое интересное на работе делаешь? А правда, что Лев новое лекарство изобрел? А как оно работает? А на каком аппарате его проверяют?» Он, дурак, счастливый, что жена интересуется его работой, рассказывал. Не все, конечно, но рассказывал.

— Да… — прошептал он, и голос его был полон отчаяния. — Правда… спрашивала.

Он опустил голову, и все его тело обмякло. Гнев испарился, оставив после себя пустоту и горькое, унизительное осознание собственной слепоты. «Змея в окружении… Как я мог не заметить?»

— Система отработала, — без тени злорадства констатировал Громов. Его взгляд скользнул по побелевшему лицу Леши, и в нем мелькнуло что-то похожее на сочувствие. — Из-за дружбы с Львом Борисовичем, — он сделал ударение на слове «дружба», — я помогу. Информацию о вашей свадьбе… уберем. Для всех, кроме аппарата НКВД, вы будете чисты. Жена уехала к родителям, не сошлись характерами. Только ближайшим можно рассказать правду. Но сильно не распространяйтесь.

Леша молча кивнул, не в силах вымолвить ни слова. Лев, видя его состояние, снова взял его под руку, и на этот раз тот не сопротивлялся.

— Поехали, — тихо сказал Лев. — Выпьем.

Они поехали не домой, а в небольшой, полупустой ресторанчик. Сидели молча, пока не принесли водку. Леша осушил стопку залпом, поморщился и наконец поднял на Льва заплаканные глаза.

— Я… я приду в себя, — хрипло сказал он. — Обязательно приду. Просто дай мне время.

Лев лишь кивнул, налил ему еще. Никакие слова сейчас не могли помочь. Только время и молчаливая поддержка друга.

Несколько дней спустя Лев стоял на краю гигантской строительной площадки в Куйбышеве. Мартовский ветер с Волги был холодным и влажным, но не мог заглушить чувства, которое поднималось из глубины — смесь гордости, трепета и леденящей душу ответственности. Перед ним высился «Ковчег». Не чертеж, не макет, а реальное, почти достроенное шестнадцатиэтажное здание, устремленное в низкое серое небо. Вокруг — целый городок: корпуса лабораторий, поликлиники, уже возведенные пятиэтажки жилого поселка и одна парадная «сталинка» для руководства.

— Ну как? — подошел к нему Крутов, главный инженер. Его лицо, прежде часто искажавшееся скепсисом, теперь выражало спокойную уверенность. Он с гордостью водил рукой по панораме. — Строили, как для себя. По вашему плану, Лев Борисович. И построили хорошо.

Они пошли по территории. Чистота, порядок, слаженная работа — никакой суеты, только ритмичный гул стройки.

— Главный корпус, — Крутов указал на центральное здание. — Остекление завершено. Внутри идут отделочные работы. Лифты ЭМИЗ уже смонтированы и проходят испытания. Теплые переходы между корпусами готовы. Подземные тоннели для коммуникаций и транспорта — на финише, как и бомбоубежище.

Лев кивал, впитывая каждую деталь. Они подошли к отдельно стоящему зданию котельной.

— Энергоцентр, — пояснил Крутов. — Собственная котельная и дизель-генераторы. Обеспечивают автономную работу всего комплекса до месяца в случае проблем с городскими сетями.

Они обошли социальный блок: школу, столовую-кафе, магазины, детский сад и поликлинику — все было готово к приему людей. Клуб и спорткомплекс достраивались, но их сдача была делом ближайших недель.

Завершив осмотр, Лев поднялся на лифте на шестнадцатый этаж главного корпуса. Двери открылись прямо в его будущий кабинет. Просторное помещение было еще пусто, но панорамное окно занимало всю стену, открывая вид на Волгу, еще скованную льдом, и на раскинувшуюся внизу стройплощадку. Он подошел к стеклу. Чувство триумфа, которое он ожидал, не пришло. Вместо него тяжесть. Громада «Ковчега» под его ногами казалась не символом победы, а гигантским долгом. Он построил свою крепость, теперь предстояло ее удержать. В голове Льва, то и дело возникала картина, как прямо в это окно прилетает снаряд немецкой авиации…

В апреле Лев снова оказался в Москве, но на сей раз его миссия была иной. Он не пробивал финансирование и не отчитывался. Он охотился, охотился за умами.

Его первая остановка — Склифосовский институт. Кабинет Сергея Сергеевича Юдина, патриарха советской хирургии, был завален книгами, журналами, рентгеновскими снимками. Сам Юдин, грузный, с умными, цепкими глазами, предложил чаю.

— Сергей Сергеевич, «Ковчег» построен и ждет вас, — сказал Лев, отставив чашку. — Там будут лучшие операционные в стране. Освещение, вентиляция, стерилизация — все по моим чертежам. Ваша школа, ваши методы. Помогите мне создать хирургию будущего уже сейчас.