Еду к Арине на дачу. Знаю все адреса, где она бывает. Знаю вообще всё. И этого мало. Хочу залезть к ней в голову и понять мысли. Не может она сама хотеть быть с уродом, ну не может!

Доезжаю быстро, наверное, даже штраф поймал. Но плевать. Хочу увидеть ее. Выхожу из машины, в нос ударяет запах шашлыка. Подхожу к калитке, стучу.

— Тимур? — Арина спрашивает из дома. Выглядывает. Видит меня и бледнеет.

— Привет, я приехал поговорить, — на Арине зелёный сарафан с открытыми плечами. Волосы собраны в пучок. Такая домашняя и такая… не моя. Мне больно.

— Ваня, тебе лучше уехать, — подходит ближе.

— Вы поженились вчера, — зачем утверждаю?

— Да. Ты ведь не поздравить приехал?

— Приехал узнать, почему всё так получилось. Почему ты стала Абаевой, а не Дрёмовой? — кладу руки на деревянную калитку и понимаю, что доски выглядят как решетки. А я по ту сторону от жизни, от нее.

— Ваня, я тебе ещё в колонии сказала, что между нами ничего быть не может. Ты мне никогда не нравился как мужчина и я никогда не хотела с тобой быть. Я уверена, ты встретишь своего человека и будешь счастлив, но… Это буду не я, — во взгляде жалость. Тошнит.

— А если я хочу быть именно с тобой, Арина, что тогда? Не нужна мне другая женщина! — сжимаю кулаки. — Почему ты выбрала зэка? Убийцу этого? Он тебя запугал? Скажи, девочка. Если он принудил тебя, то поедем со мной и всё будет хорошо, обещаю тебе, — тяну руки к ее лицу и она делает шаг назад.

— По той же причине, по которой ты не можешь отступить. Тимур меня не принуждает, повторяю ещё раз. Я люблю его, Ваня. И теперь мы женаты. Один раз и на всю жизнь. Пожалуйста, перестань это всё. Ты делаешь больно себе, в первую очередь. И ты знаешь, на что способен Тимур. Прошу тебя, оставь меня в покое и уезжай.

От этих слов я перестаю дышать. Больно, очень больно. Я люблю его. Любит его. Не меня. Снова не меня.

В этот момент что-то внутри щелкает и я просто разворачиваюсь к машине. Поверженный. Побежденный. Униженный.

Достаю пачку сигарет из бардачка, закуриваю. Лёгкие сжимаются от никотина. Но я ничего не чувствую. Совсем. Просто пустота. Курю спиной к ней. Чувствую, что она смотрит мне в затылок, но я больше не могу. Бросаю окурок в траву и сажусь.

Отъезжаю метров на десять, звонит телефон. Опять Леха. Не хочу разговаривать, кладу телефон на панель. Смотрю в боковое и вижу, что половина участка Арины в огне.

Поворачиваюсь назад, дом полыхает. Какого хрена? И тут до меня доходит. Я выбросил окурок в сухую траву. Я просто выбросил и не подумал.

Твою мать.

Что я наделал.

Огонь распространяется так быстро, буквально на глазах всё начинает гореть.

— Бабушка! — кричу на бегу, — Горим! Выходите из сарая!

Кирилл всё утро просил какие-то палки ему найти, чтобы сделать то ли автомат, то ли что-то такое. И бабушка пообещала ему, что в сарае этого добра полно и он найдет всё, что хочет.

Сарай строил дедушка из дерева, когда я ещё даже не родилась. Он уже покосился весь, иссохся, сами бы не поправили. Хотела Тимура попросить, но всё из головы вылетало. И рядом с сараем мы всегда складывали сухую траву, чтобы потом сжечь. Да и внутри там, и розжиг, и керосин, какие-то доски, палки.

— Кирилл! — срываю голос.

Слезы застилают глаза, горло сдавливают рыдания. Такое ощущение, что это кадры из фильма. За секунды горит половина участка, что-то хрустит, что-то падает.

Добежать до сарая не получается, огонь перебросился на малину, что растет рядом и я просто не могу пройти.

— Бабушка!

В ответ тишина.

Бегу в дом за ведром с водой, хватаю телефон, звоню в 112. Быстро принимают вызов, обещают, что через несколько минут приедут.

Господи, хоть бы бабушка с Кириллом вышли через вторую дверь в сарае и смогли выйти на соседский участок.

Какое ведро? Надо подключить шланг для полива, но это время, пока насос накачает воду. Выбегаю на улицу, включаю насос, шумит, работает.

— Арина!

Поворачиваюсь, Ваня испуганно на меня смотрит.

— Иди к черту! Это ведь ты⁈

Нет времени с ним ругаться. Закидываю второй шланг в бочку с водой, присасываю конец и вода начинает идти. Напор слабый и этого недостаточно, чтобы потушить хотя бы часть. Блядь!

Ваня берет пустое ведро и старается быстро тушить огонь, но ничего не помогает. Этого не достаточно. Мы вдвоём опустошили большую бочку за несколько минут, а пожар не стал меньше.

— Бабушка! Кирилл! — снова зову.

Стараюсь не поддаваться панике, но невозможно. Они сгорели, я это понимаю. Они погибли.

— Ещё бочка есть? — спрашивает, вытирает пот со лба.

— Нет.

Бегу к насосу, переключаю режим и вода наконец-то идёт. Средний напор, струя тонкая — для огорода нормально, а для этого…

Ваня забирает у меня шланг, тушит сам. Слышу звук пожарной сирены и на мгновение накатывает облегчение, что сейчас всё закончится. Но в этот момент крыша сарая с грохотом падает. А у меня будто останавливается сердце.

Во двор забегают пожарные, что-то кричат, тянут шланги и тушат огонь. У меня ощущение пустоты в душе, я не могу осознать, что случилось.

— Там люди в сарае, пожалуйста, — говорю пожарному, который зашёл последним.

— Отойдите подальше, мы сейчас всё сделаем, не мешайте.

Эта фраза уносит меня в рабочие будни скорой помощи. Сколько раз я говорила то же самое родственникам своих пациентов? Я знаю, что им нужно сделать свою работу, поэтому подчиняюсь.

Что я скажу Алёне? Как она вообще это переживёт?

Руки дрожат. Ощущение полной дезориентации.

Достаю телефон, набираю номер.

— Диспетчер скорой помощи, что у вас случилось? — слышу голос Наташи, моей бывшей коллеги.

— Наташ, — плачу, — Это Арина. У меня пожар на даче, бабушка и Кирилл там остались. Пришли бригаду.

— Блядь! Арина! Оставайся на линии, — Наташа передает по рации мои данные, слышу отбивку. Едет реанимация, — Арина, ты сама в порядке?

— Нет, — сажусь на землю, плачу. — Я уверена, что они погибли, Наташ. Там не было шансов, пожарные тушат уже несколько минут.

— Давай, дыши, Арина. Глубокий вдох и выдох, давай вместе, — Наташа считает, я выдыхаю. Мне страшно, мне плохо.

— Спасибо, Наташ, я пойду, — отключаюсь.

Не знаю сколько проходит времени, я просто смотрю как разрушается дом моего детства. Пожарные что-то кричат друг другу, соседи начали приходить. Люди спрашивают как это произошло, а я не могу сказать и слова.

Ребенок умер.

Бабушка умерла.

Я врач и прекрасно могу оценить ситуацию.

Надо позвонить Алёне, а я не могу. Как я скажу это?

Слышу звук подъезжающей машины, Тимур выпрыгивает на ходу, взгляд дикий.

— Арина, — садится на корточки передо мной, берет лицо в руки, а я из-за слез ничего не вижу.

— Они там остались, Тимур, — срываюсь на рыдания. Он прижимает меня к груди, что-то шепчет. Тошнота подходит к горлу, руки и колени дрожат. Отталкиваю его.

Что мне сделать? Что?

Встаю, ноги еле держат. Пожарные потушили только часть, сарай ещё тлеет. Черные клубы дыма поднимаются до неба. Это какое-то проклятие? Чтобы вот так сразу и всё…

Приезжает реанимация, выходят Марат и Дана. Общаются с пожарными, подглядывают на меня.

— Арина, ты как? — Дана подходит первая, осматривает меня. Я знаю этот взгляд. Сейчас они должны сказать страшное, но подбирают слова. Марат присоединяется и вздыхает.

— Я и так всё знаю, но блядь… — плачу, Тимур приобнимает меня за плечи, — Я не знаю как сказать Алёне, там был Кирилл.

Но говорить не приходится. Через несколько секунд приезжают Миша с Алёной и я слышу животный рёв своей подруги.

— Кирилл! Сынок!

Твою мать, что происходит. И главное, как это случилось?

Мне позвонили братки, которые наблюдали за дачей. Сказали, что Дрёмов приехал к Арине. Я сразу по газам, потому что какого хрена он ошивается рядом с моей женой⁈