— Ребята, что случилось? — спрашиваю тихо.

— Бунт, — отвечает Дима.

— Абаевские и молодняк опять сцепились. Трое убитых, десять раненых.

Чувствую, как страх медленно подступает к горлу. Бунт заключённых — это очень плохое мероприятие. В голове сразу кадры из бандитских сериалов, новостные сводки. Все всегда заканчивается жертвами. Неважно с какой стороны.

Вдох-выдох. Нельзя поддаваться панике.

— Кто пострадавшие? Надзиратели или зэки? — спрашиваю оставаясь в дверях.

— Да хуй знает, непонятно пока. Знаю только, что Ханжина ранили, — Стёпа отзывается.

— Арина, зайди в госпиталь к Шмыге, и не выходи, пока мы не скажем.

— Если там раненые, значит, нужно вызвать скорую. Я одна точно не справлюсь с десятью. Тем более нечем зашивать, практически ничего нет здесь, — делаю шаг вперёд.

— Арина, зайди, иначе зацепят, — за спиной голос Шмыги.

Надзиратели вместе поворачиваются и смотрят на мужчину растерянным взглядом.

— Иванов, вернись на койку, — Дима направляет на него автомат.

Шмыга поднимает руки вверх, показывая беззащитную позу.

— Я пришел за ней, сейчас вернёмся. Пойдем, Арина, — Шмыга говорит с нажимом.

— Как я могу прятаться, когда там раненые? Я вообще-то врач, если вы забыли, — стараюсь не истерить, но бесит, что меня не воспринимают всерьёз.

Стёпа что-то собирался сказать, но снова раздался звук сирены и над железными дверьми сработали датчики — замигали красные лампы. Мы как будто в фильме ужасов. Сердце колотится как бешеное.

Надзиратели мрачнеют, переглядываются. Шмыга хватает меня за руку и тащит в госпиталь. Не вырываюсь, но плохо соображаю, что сейчас происходит.

— Арина, не будь истеричкой. Сейчас не та ситуация, чтобы показывать характер, — Шмыга отпускает мою руку и толкает вперёд.

— Я не истеричка, я врач. И если людям там нужна медицинская помощь, неважно с какой они стороны, я должна эту помощь оказать, — сажусь на свободную койку.

— А ещё ты забыла, что ты баба. Знаешь, что может случиться с красивой женщиной в толпе голодных мужиков, у которых секса годами не было?

Шмыга закрывает дверь в госпиталь, подходит к окнам. Они от середины стены и до потолка, все в решётках. Никак не посмотришь, что на улице.

— Замес походу жёсткий, — говорит задумчиво.

В коридоре странные звуки. Мужские крики, стоны. Выстрелы.

Дышу глубоко, стараюсь не поддаваться панике. Нельзя. Нужна холодная голова. Я, в первую очередь, врач. Все сантименты — потом. Чем я спокойнее, тем лучше сделаю свою работу.

Резко встаю, выбегаю в медблок. Чувствую запах гари, но дыма нет. Наверное, это порох так пахнет. Ребят здесь нет, двери открыты. Между железными дверьми капли крови.

Я делаю шаг вперёд и вижу ужасающую картину. Длинный коридор соединяющий медблок и камеры, в которых содержатся заключённые, залит кровью. Весь пол в каплях и красных разводах. Стёпа сидит на полу, голова неестественно свисает вниз. Сажусь перед ним на корточки, проверяю пульс. Ничего. Вижу в середине груди кровавое пятно. Убит. Мы общались 10 минут назад, как же так. Трогаю его запястья, потом снова шею. Пульса нет. Но он ещё теплый.

Эмоции потом, Арина. Сейчас не время. Но слезы подступают к глазам, в горле ком.

Слышу за углом шорох и мужской хриплый смех. Встаю, осторожно иду туда. Выглядываю из-за угла и вижу, что все вторые сплошные двери камер открыты. Заключённые внутри, но закрыты вторыми решетками. Они видят все, что происходит в коридоре.

Женя стоит ко мне спиной. Перед ним на полу лежит мужчина, он ранен. Не понимаю насколько тяжелые травмы. По робе вижу, что это заключённый. У него прерывистое тяжёлое дыхание. Женя направляет на него автомат.

— Ну что, Савва, видишь, что бывает с шестерками Абая? А перешёл бы ты на правильную сторону, то не лежал бы здесь как кусок говна, — Женя смеётся как психически нездоровый человек, поднимает ногу, чтобы пнуть лежащего в живот.

— Не вздумай, — выхожу из-за угла, делаю несколько шагов к нему.

Чувствую как десятки глаз меня жрут, но мне не страшно. Наверное, в другой ситуации я бы задумалась о своей безопасности, но сейчас это вообще не главный вопрос.

Женя резко поворачивается, смотрит мне в глаза. И снова смеётся. У него проблемы с психикой или это защитная реакция? У Жени ранено плечо. Но травма не смертельная, он спокойно держится на ногах. Или это состояние шока действует.

— Аринаааа, — тянет мое имя, — как ты здесь оказалась?

— В коридоре убит надзиратель. Ты ранен. И человек на полу нуждается в помощи, — стараюсь говорить спокойно, но хочется орать матом.

— Вот этот, — Женя хихикает и пинает лежачего ногой, — человек? Арина, это не человек. Они все здесь нелюди, — кивает на заключенных.

Натыкаюсь взглядом на Тимура. Женя стоит прямо перед его камерой. Абай смотрит на меня с какой-то растерянностью. У него разбиты губы, под линией роста волос ссадина, кровь стекает на глаз. Но увидев его живым и относительно здоровым, это как-то меня приводит в равновесие.

— Женя, перестань. Отнеси раненого в госпиталь, я окажу ему помощь. И тебе тоже нужна, у тебя кровотечение, — показываю рукой на него.

Чувствую взгляд Тимура, он липкий и… согревающий. Почему-то это придает еще больше сил. Я не размазня, но ситуация сейчас удручающая. Но я стараюсь не поддаваться эмоциям. На улице всё также орет сирена и это добавляет градус напряжения.

Мужчина на полу стонет и у меня сжимается сердце.

— Женя, пожалуйста, — говорю уже тише.

Он смотрит на меня пустым взглядом. Реакция варьируется от заторможенной до агрессивной. Такое ощущение, что я пытаюсь уговорить психа не создавать хаос. А он размышляет, соглашаться или нет. Я видела множество наркоманов в разном состоянии и четко понимаю, что Женя под веществами. Взгляд, движения, мимика — всё выдает, что он не чист. Это очень плохо, под дозой может сделать всё, что угодно. Он вооружен. И я один на один с ним.

— Арина, ты хорошая девочка и я даю тебе шанс уйти прямо сейчас, — Женя чешет висок прикладом автомата.

— Я не уйду без тебя и без него, — киваю на человека на полу.

— Арина, ты знаешь, что в тюрьме может произойти за неподчинение правилам?

— Наказание, по всей видимости.

— Правильно, — хмыкает, — И ты сейчас не подчиняешься правилам. Ты здесь, хотя не должна быть. Почему?

Вздыхаю. Нужно ответить нейтрально, чтобы не вызвать бурную реакцию, с которой я не смогу справиться.

— Потому что Стёпа сказал, что ты ранен. Потом были выстрелы и я пошла тебя искать. Ты можешь позвать Дамира, чтобы он помог здесь?

Женя наклоняет голову к раненому плечу. Предполагаю, что он не чувствует боли из-за препаратов. Но когда начнется отходняк, он сойдет с ума.

— Ты такая милая, Арина, — улыбается, — Твоя наивность подкупает. А я всё не мог понять, почему Дрёмов на тебя запал.

При упоминание начальника колонии у меня появляется тошнота. Перевожу взгляд на Тимура, он уперся лбом в железную перекладину на двери и внимательно следит за нами. Как и все. Заключенные молчат и смотрят представление.

— Женя, пойдем в госпиталь, ты истекаешь кровью. И если упадешь, то я вряд ли тебя дотащу.

— У меня есть еще дела, как видишь. Не могу пойти с тобой, — поворачивается к мужчине на полу и тыкает его дулом автомата. — Ты живой? Не вздумай подыхать, я должен сам с тобой закончить.

Заключенный снова стонет.

Наплевав на здравый рассудок, я медленно иду к Жене. Он напряжен и не в адеквате. Когда человек под наркотиками, то невозможно предугадать реакцию. Но нужно действовать осторожно, что я и собираюсь делать.

— Женя, — кладу руку ему на лопатку, — пойдем в госпиталь, я зашью твое плечо и потом вернешься сюда. Иначе истечешь кровью и не доделаешь дела.

Потом придумаю, как его обезопасить. Главное — уйти отсюда и оказать медицинскую помощь мужчине на полу.