Голова гудит. Прилетело мне опять нормально, скоро мозги совсем отобьют. Нельзя ни в какую херню попасть, иначе девочка моя останется без меня. Как вспомню ее губы, аж в дрожь бросает. Кто бы сказал, что Абай от такого практически кончать будет, дал бы леща. Но Арина… она будто во мне второе дыхание открывает. Жить сразу хочется, по-другому. Не трахать сегодня одну, а завтра другую. А быть только с одной. Возраст? Наверное.

Сижу на голой скамейке. Окон нет, комната два на два метра. Вместо сортира — дыра в полу. Вонь стоит, крысы периодически забегают. Будь помоложе, я бы ходил кругами как зверь в клетке. Но сейчас сижу спокойно, нет смысла разгонять нервы. Прикрываю глаза, воображение сразу рисует Арину. Хрупкая сильная девочка. Моя. Не зассала к Ханжину выйти и за Савву вступиться. Не многие мужики бы решились на такое, а она смогла. Улыбаюсь. Выйду и сразу к ней. Не отпущу больше, пусть рядом всегда будет, так спокойнее.

Громкий звук открывающегося старого замка режет по ушам. Заходит Дрёмов, весь взъерошенный. Не в кителе и при полном параде, а в обычной рубашке с подвернутыми рукавами. Под глазами синяки, видать выебали его жёстко. Руки дрожат, весь на нервяке. Дамир в дверях остаётся.

— Что такое, Иван Николаевич? Прошлись без вазелина, раз ты сюда припёрся? — сажусь по-турецки. Дрёмов за секунду вспыхивает и ударяет меня кулаком в лицо. Сука. Трогаю нос, идёт кровь. Дамир смотрит на меня встревоженно и едва заметно качает головой. Я всё понимаю. Ответку дать нельзя, иначе запишут как нападение на начальника тюрьмы и, здравствуй, дополнительный срок.

— Какого хера вы устроили, Тимур⁈ — орет, — Не могли разобраться по-тихому⁈ Двое надзирателей погибло!

— И двое осужденных. Статистика равна, товарищ полковник, — ухмыляюсь.

У Дрёмова похожу едет крыша, потому что начинает ходить кругами, волосы тянет. Дамир смотрит на него с опаской, будто решает, стоит его пристрелить как собаку бешеную или нет.

— Ты знал, что Ханжин сидит на наркоте? — неожиданно спрашивает.

— Не знал, иначе сказал бы. Потому что в вопросе дури на зоне, у нас с тобой сходятся мнения.

Кивает.

— Как и в вопросе одной женщины, — щурится.

Какого хуя?

— Ты о чем? — чувствую как закипаю. Пусть только попробует что-то сказать в адрес Арины, грохну прямо сейчас.

— Арина… пока не может сделать выбор между нами, — смотрит прямо в глаза мне. — Но к тому времени, как ты выйдешь, она забудет про тебя.

— Потому что, видимо, ты заставишь ее быть с тобой?

Дрёмов подлетает и начинает меня бить. Лицо, живот, ребра. Падаю на пол. Не успеваю прикрыться руками, пропускаю удар с ноги прямо в грудь. Дыхание перебивает, глубоко не вздохнуть. Приехали, блядь.

— Иван Николаевич, не надо, — слышу голос Дамира, — вы же не такой.

Начинаю ржать. Не такой, как кто?

— Ты сдохнешь в этой камере, Абаев. Сам прослежу, — сплевывает себе под ноги, — Но запомни, ты никогда ее не получишь. Всё сделаю, чтобы она выбрала меня сама.

— Ваня, Арина уже сделала выбор, — пытаюсь встать, но тело не слушается. — И это не ты. Смирись, начальник.

Дрёмов орет и снова бьёт меня ногой в живот. Чувствую во рту привкус крови. Отбил органы, мудак. Ну ничего, не впервой.

— Знаешь, я трогал ее вчера. Она была мокрая. Из-за меня. Потому что на нормального мужика только такая реакция и может быть. А ты, знаешь, какую реакцию можешь вызвать? Только страх и тошноту, потому что ты ёбаный отброс, — лыбится.

Мысль, что он трогал ее, в момент снимает всю боль. Встаю, перед глазами плывёт, в боку прихватывает. Сжимаю кулаки, но подходит Дамир и встаёт между нами. Поворачивается ко мне спиной, хватает Дрёмова за руки.

— Иван Николаевич, спокойно, — пытается вразумить его.

— Да, Иван Николаевич, успокойся. В твоём возрасте от перенапряга можно инфаркт словить, — хмыкаю. А так хочется по морде ему дать. Но я здраво оцениваю риски и вчерашний разговор с Ариной помню досконально.

— Красивая моя, ты ведь помнишь, что я заберу тебя через полтора месяца?

Хватаю ее за подбородок, глажу. Она смотрит на мои губы и краснеет. Сам тянусь, целую. Арина неуверенно отвечает, но от этого ещё больше торкает. Выйду и неделю ее из койки не выпущу.

— Только выйди, Тимур. Не знаю как устроено здесь все, но есть предчувствие, что будут последствия вашей потасовки.

— Переживаешь? — давай, скажи, что беспокоишься.

— Есть такое. Не вертись, — поддевает иглой кожу.

— За меня или за Дрёмова?

Хмурится.

— За тебя. Причем здесь Дрёмов?

— Знаю, что он яйца к тебе подкатывает. Вот и думаю, стоит ли мне отрезать ему эти ненужные элементы.

— Не надо.

— Он тебе нравится? — мне нужно быть уверенным, что она даже не смотрит в его сторону.

— Не нравится. Он пытается какое-то внимание оказывать, но я не хочу. Говорила ему, чтобы перестал, но он не понимает.

— А мне не говоришь больше, чтобы я перестал.

Вздыхает. Смотрит на мою бровь, которую только что зашила. Даже не сомневаюсь, что там всё нормально.

— Потому что я хочу, чтобы ты продолжал. Вопреки здравому смыслу, ты вызываешь только положительные эмоции.

Смеюсь. Вот, значит, как.

— Ты моя, Арина. А за своё я рву. Если я здесь, это не значит, что я не смогу тебя защитить на воле. Поняла?

Смотрит в глаза, думает. И не знает ещё, что за ней Мишаня братков приглядывать поставил. Так что я в курсе всего, что у нее в жизни происходит.

— Тимур, не нужно никакого насилия, пожалуйста. Я понимаю, что ты человек определённого образа жизни, но не надо никого калечить. Уверена, Дрёмов сам всё поймет.

Только нихуя он не понял. И более того, посмел к ней прикоснуться. Там, где только я могу трогать. И где меня ещё не было. Я отрежу ему руки. Но не сейчас. Сейчас велика вероятность остаться жмуриком или получить прибавку ко сроку. Я терпеливый, подожду нужного часа. Обязательно.

Дрёмов смотрит на меня как бык на красную тряпку. Урод, не понял ещё, что приговор только что подписал себе. Ну, я напомню потом.

— Товарищ полковник, пойдёмте отсюда, — Дамир снова пытается вразумить.

Дрёмов переводит на него взгляд и кивает. Снова тянет себя за волосы и выходит.

Дамир поворачивается ко мне, помогает сесть на койку. Не думал, что буду руку помощи от мусора принимать. Но Дамир — не мусор. Мент, но не поганый.

— Пиздец у тебя вид, Тимур. Но в медпункт не отведу, распоряжение было не оказывать медпомощь тебе. И это… — запинается.

— Похуй на медпомощь. Не окочурюсь. Что ещё?

— Дрёмов сказал, что Арину отстранили от должности. За нарушение инструкций. Больше она здесь не появится.

Блядь.

— Нехер ей здесь делать. Только глаза ему мозолить, — чувствую, что отключаюсь.

— Тимур, — Дамир бьёт меня по щекам, — блядь. Позову Кристину, держись.

Халилов выбегает из камеры, быстро закрывает дверь. Но никто так и не приходит.

Как и в последующие полтора месяца.

Отламываю хлеб, бросаю голубям. Сегодня очередной жаркий день, который хочется провести где-нибудь на речке. Но я сижу в парке, жду, когда у Кирилла закончатся занятия тхэквондо неподалеку.

После инцидента в колонии меня отстранили от работы. Сказали, что я нарушила сотню правил и инструкций, теперь меня ни за что не возьмут работать в закрытые учреждения. Сначала я очень сильно расстроилась, ведь я выполняла свою работу. Мой профессиональный долг — это спасать людей. Но у комиссии было своё мнение. И сейчас я пришла к выводу, что и сама больше не согласилась бы работать в таких местах.

Я видела как умирают люди. И сама констатировала смерть много раз. Но то, что произошло в колонии оставило очень сильный отпечаток. Такое чувство, что жизнь разделилась на до и после.