Ставлю сковородку на стол, накладываю глазунью в тарелки. Наливаю кофе и кухня сразу наполняется вкусным утренним запахом. Завтракали мы всё также молча. Тимур жевал медленно, будто смаковал. Наверное, слишком давно не ел обычной домашней еды.

— Собери вещи к вечеру, — первый нарушает тишину.

— Зачем?

— Домой поедем, к нам, — отпивает кофе.

— К нам? Это куда?

— У меня квартира в Прибрежном, там будем жить, — ставит кружку на стол и кладет руку мне на колено.

— Ты хочешь, чтобы мы жили вместе? — почему-то я не была готова к таким резким переменам.

— Да. Мы будем жить вместе, спать, есть, трахаться. Арина, я не буду ждать, пока рак на горе свистнет. Ты моя. А своё я не отпускаю, только рядом, — тянет меня к себе на колени, сажусь, обнимаю его за шею.

— Что тебя смущает? — спрашивает.

— Всё и ничего одновременно. Просто всё как-то быстро. Мы только вчера… встретились.

Кивает. Целует кончик носа.

— И больше не расстанемся. Собери вещи какие нужны, потом купим, что надо. Вечером заеду за тобой. А сейчас мне надо уже к браткам ехать, и так заждались.

Захожу в кабак, который мы крышуем почти десять лет. А был я здесь в последний раз в ночь, когда меня приняли. Странные ощущения. Семь лет прошло.

Место нормальное, обстановка внутри тоже. Чистые столы, официанты приветливые. Здесь не бывает молодежи или мажоров, место чисто для блатных. Поэтому и интерьер соответствующий, никаких страз, всё спокойно, свет приглушенный. Пока я в отсидке был, Мишаня всем заправлял. Он умеет находить общий язык с людьми, хотя его боятся ещё сильнее, чем меня. С такой-то рожей и не удивительно.

— Тимур Радикович, дорогой, добро пожаловать! — в зале появляется Володя, бывший владелец и нынешний управляющий. — Хорошо, что вы вернулись, мы так ждали вас!

— Завязывай, — хмурюсь. Володя теряется чутка и ртом хватает воздух. Не люблю я эти пидорские подкаты. — Где Миша?

— Здесь я, — друг выходит из-за барной стойки. Лыбится, говнюк.

— Вид у тебя не презентабельный, Абай, — протягивает руку.

— А ты набрал за сотку уже? Харя шире, чем плечи, — жму в ответ. Хлопаем друг друга по спине. Смеемся. Сколько дерьма с ним выгребли, из таких низов поднимались.

— Братки хотят отметить твой выход. Бузят, что сразу поляну не накрыл.

— Отметим. Вчера занят был, — сажусь за уже накрытый стол. Мишаня подготовился, приятно. На столе уже дымится шашлык, нарезаны свежие овощи, какие-то салаты стоят и водка в блестящем графине.

— У врачихи своей был — друг накладывает себе в тарелку мясо.

— Следил?

— За ней всегда приглядываем, как и просил.

Киваю. На зоне кормят хреново, и сейчас шашлык ощущается совсем по-другому. Очень вкусно.

— Но Дрёмов тоже её караулит, — Мишаня опрокидывает рюмку.

— В смысле? — перестаю жевать.

— Сидит в тачке у неё под окнами каждый вечер. Но ничего не предпринимает, поэтому мы просто наблюдаем.

— Вчера тоже?

— Да.

Сука. Сжимаю вилку с такой силой, что она ломается пополам. Ваня-Ваня, ничему тебя жизнь не учит. Думал, если я в карцере проторчал, терпел твои побои, то откажусь от Арины? Нихуя. Не на того напал, мальчик.

— Чё делать-то с ним? — Миша откидывается на спинку стула.

— Пока ничего. Сам разберусь. Но приставь к нему хвост, мало ли.

— Сделаем, Абай, ты же знаешь.

К нам периодически подходят официантки, которые хотят не просто чаевые получить. А ещё и на хуй присесть. Сиськи практически вываливаются из блузок. У одной даже лифа нет, соски торчат будто разрезать ткань хотят. Но не торкает. Даже смотреть не хочу. Арина — вот, кто заводит.

Не ожидал, что девочкой окажется. С её внешностью могла мужиков менять как перчатки. Но нет. Берегла себя для меня. Всегда насрать было на целку, но с Ариной я кайфанул, что был первым.

Нежная она, только моя.

Вылизывал ее с таким удовольствием и всё мало, ещё хочу. Чувствовать, как она выгибается, стонет, просит добавки — это приятней, чем трах со шлюхой и просто слить. Никогда баб не вылизывал, брезговал, но Арину я хочу сожрать. От воспоминаний о девочке моей в ушах закладывает, в штанах тесно становится.

— Тачку заберёшь свою? Стоит у черного входа, — Миша кладет ключи на стол. Смотрю на родной брелок, в грудине тоска сжимается. Старый крузак, который я купил на первые большие деньги. Радовался как пацан. Сейчас можно купить любую машину, поновее и покруче, но нет, буду на этой ездить. Миша следил за тачкой, а он такой педант в этом деле, что я спокоен за своего зверя.

— Заберу, — хватаю ключи, — Спасибо, брат.

Договариваемся с Мишаней завтра сходку с ближними устроить. Арина будет рядом. Пусть привыкает быть моей женщиной. Осваивается в нашем кругу. Планов у меня много и ей придется появляться на людях. Хотя я бы лучше запер ее дома и никому не показывал. Она красивая и я знаю, что ублюдки будут моргала свои палить. На моё. Не сдержусь, заранее знаю.

— Абай, — Миша вытягивает меня из мыслей.

— Жалуйся.

Хмыкает.

— Дамир ничего путного не рассказал про потасовку в тюряге. Но чуйка мне подсказывает, что там какая-то муть.

— Да, замес был сильный. Ханжин связался с казахами, пообещал, что они смогут дурь продавать в колонии. Они дали ему блат. Дрёмов был против наркоты, я со своей стороны, тоже. Но Ханжин решил зайти через молодняк, потому что они хотели покупать это и хотели быть шестерками казахов.

— Если бы Женя знал кто такие казахи, он бы вряд ли стал крышеваться у них. К ним добровольно никто не приходит же.

— Да. Не знаю, что Ханжин обещал молодняку, но свербило у них пиздец. Планы строили, что заживут по-людски. Женя собирал дань, часть отдавал казахам, остальное забирал себе. Проебался с этим, потому что сам стал употреблять. Я этот момент упустил, потому что на зону он приходил чистый, ни намёка. В итоге те, кто оплачивали дозы — не получали их. Те, кто хотели быть под казахами — про них сами казахи в хер не дули. Не знаю, в какой момент пошло не так, но Ханжин перебрал с наркотой и перестрелял и своих, и Моржа. Помнишь Моржа?

— Такое не забыть, он же отмороженный до усрачки, — Мишаня жуёт салат.

— В клетке стал ещё более с ебанцой. Но мне было только на руку, что его убрали. Он слишком непредсказуемый.

— Дамир сказал, что Ханжин пытал одного из твоих. Реально? Он же не из этих.

— Все они там не из этих, но крыша течет у администрации в первую очередь. Ханжин систематически избивал заключённых, а Дрёмов знал, но ничего не делал.

— Ну избивать — это не пытать всё-таки, — закуривает.

— Да, но он был под наркотой. Думал, что Савва моя шестерка, хотел показать силу, но обосрался. Савва умер, да. Слишком его приложило… Но там Арина моя появилась и пока она разговаривала с Ханжиным, Дамир с Дрёмовым прибежали. Ханжин не успел никого больше покалечить.

— Дамир сказал, что Ханжин косит под неадекватного, чтобы на зону не отправили. Но его вряд ли в эту же закроют, в дельфин поедет может.

— Да хер знает. Его надо просто убрать. Он слишком заигрался. Да и казахи бабки свои хотят, в полном объёме. А возвращать нечего, — развожу руками.

— С казахами лучше вообще никаких дел не иметь. Со всеми можно договориться, но эти сразу на ножи встают. Все их разборки — сплошная кровь.

Киваю. Миша прав. Батырхан — глава этого клана, отбитый. Ещё хлеще, чем Морж. Ходят сплетни, что у него с башкой не в ладах, поэтому такой жестокий.

— Шмыга когда откинется? — Миша жрет глазами торчащие соски официантки. Старый ёбарь как был, так и остался.

— Три месяца ещё.

— Тоже поляну накроем потом.

Киваю. Да, Саню встретим достойно.

День пролетел. Братки потом подтянулись, пока со всеми поздороваешься, новости обмусолишь, о делах договоришься. У всех планы, цели. Надо работать.