Он смотрит в противоположную стену и молча курит. А потом… закрывает рукой глаза и плачет. Плечи дёргаются, он всхлипывает. У меня щемит в груди от этого. Теряюсь на секунду, как реагировать?

Медленно сажусь, голова ещё «едет». Жду приступ тошноты, но не чувствую. Сажусь сверху на Тимура, обнимаю за шею. Дрожит, не успокаивается. Целую в шею, глажу затылок. Тимур, мой Тимур. Он бросает окурок на пол и обнимает меня за талию двумя руками.

— Прости меня, пожалуйста. Прости за то, что я такой.

Мне хочется рыдать вместе с ним, но я сдерживаюсь. Молча провожу по волосам.

— Знаю, что я вообще не должен быть в твоей жизни. Кто ты, и кто я. Я всё понимаю. Но блядь… — утыкается лбом мне в ключицу, — Не могу без тебя. Дышать не могу, жрать, спать. До тебя будто вообще не жил. И отпустить не могу, потому что ревность ёбаная.

— Посмотри на меня, — поднимаю его голову. Взгляд потерянный, уставший. Вытираю слезы большими пальцами.

— Я люблю тебя, Тимур. Очень. Это сложно выразить словами, но просто поверь. В моей жизни нет никого, кроме тебя. Только ты, — целую в нос. — Ты единственный мужчина, только мой и только для меня. Я хочу быть с тобой сегодня, завтра и в старости. Хочу родить мальчика и девочку с твоими глазами, а потом смотреть, как растут наши внуки. Но это всё возможно, если ты выберешь другой путь, понимаешь?

Он смотрит на меня странно, будто я ему открыла великую тайну. Но это всё правда. Я хочу быть с Тимуром, но не с Абаем. Хоть и знакомство наше было в тюрьме и изначально я увидела Абая.

— Ты бы родила от меня детей? — шепчет.

— Да.

Тимур опускает голову вниз, думает. Такое чувство, что он не рассматривал для себя возможность быть отцом.

— Ты дашь мне шанс исправиться? — поднимает взгляд.

— Я никогда его и не забирала, Тимур. Ты сказал, что будешь отходить от дел и я доверилась тебе.

— Но я проебался, — вздыхает.

— Да. Ты совершаешь страшные вещи, которые сложно принять. Даже если действуешь из относительно добрых побуждений.

— Я… постараюсь быть спокойнее. Контролировать себя.

— Я рядом, любимый. Вместе мы справимся, я в это верю, — стараюсь улыбнуться, но виски снова давит.

— Тебе плохо? — хмурится.

— Ещё нет, но скоро будет. Мне надо лечь, — слезаю с его колен. Главное, чтобы не начало мутить, ненавижу рвоту.

— Позвать врача?

— Нет. Полежи со мной, — ложусь к стене, оставляю место для Тимура. Он раздевается до трусов, осторожно укладывается рядом.

Чувствую тепло его кожи, родной запах. Тимур обнимает меня, но не прижимает. Хочу поцеловать, но нет сил. Мужчина утыкается носом в макушку и я успокаиваюсь под его дыхание.

— Люблю тебя просто пиздец как, девочка моя, — слышу его шепот сквозь сон.

Сегодня меня наконец-то отпускают домой, но больничный всё ещё продолжается. Хоть я и врач, но долгое нахождение в палате — утомляет. Понимаю, почему пациенты всегда так рвутся домой. Родные стены лечат.

— Ариночка, вот больничный лист, Костик всё подписал, — Тамара Владимировна заглядывает в палату, кладет голубую бумагу на тумбочку.

— Я бы сама сходила, но всё равно спасибо, — приобнимаю женщину.

— Мне не сложно, тем более, в своем возрасте я стараюсь не игнорировать любую активность, — улыбается. Насколько я знаю, Тамара Владимировна занимается скандинавской ходьбой, каждое утро делает зарядку, а ещё у нее огород. Я в свои двадцать четыре меньше двигаюсь, чем она.

— Тамара Владимировна, Костя вас зовёт, у Абрамова опять что-то с катетером, — к нам заходит Олеся, медсестра.

— Ничего без меня не могут, честное слово. Вот уйду на пенсию и что? Больницу можно будет закрывать в первый час. То бланки не найдут, то шприцы, — качает головой, а мне смешно. Наверное, в любой системе есть человек, на котором всё держится. И это не преувеличение.

— Выздоравливай, моя хорошая. Будешь здесь, забегай на чай, — подмигивает и выходит.

Собираю вещи в сумку. С кровати снимаю постельное бельё, складываю подушку и одеяло в шкаф. Проверяю ящики тумбочки, вроде ничего не забыла.

— Готова? — за спиной голос Тимура. Когда-нибудь перестанет подкрадываться.

— Готова, — поворачиваюсь. Тимур одет в синие джинсы и черную футболку. Ткань обтягивает мышцы плеч, визуально делая его ещё шире. Шрамы и татуировки выделяются на смуглой коже, привлекают внимание. Мой красивый и опасный Тимур.

— Что такое? — подходит и вопросительно смотрит.

— Соскучилась, — встаю на носочки и обнимаю его за шею.

Тимур довольно хмыкает, прижимает к себе и я чувствую твердость в его джинсах.

— И я, пиздец как соскучился, — шепчет на ухо.

На улице тепло, но не жара. И хорошо, пока были жаркие дни я чуть не сварилась в палате. Уже хочется просто тепла или даже прохлады.

Сажусь в машину, пока Тимур убирает сумку в багажник. Замечаю на заднем сиденье большие пакеты с продуктами и вещами.

— Ты куда-то собираешься? — показываю назад.

— Мы собираемся, — заводит машину и откидывается назад. — Проведём несколько дней за городом, потом вернёмся. У тебя всё равно больничный.

— Мы поедем в твой комплекс?

— Да, в наш, — смотрит на дорогу.

Я рада, честно. Мне хочется побыть вдвоём. Тяну его за шею к себе, он улыбается. Целую в щеку несколько раз.

— Спасибо, — провожу языком по его губам.

— Хочешь, чтобы я тебя прямо здесь трахнул? Так и скажи, девочка моя, я всё сделаю, — хватает меня за волосы.

— Не сделаешь, — улыбаюсь.

— На понт берёшь, Арина?

— Здесь слишком многолюдно, никто не увидит меня ни в компрометирующий позе, ни без одежды, тем более. Знаешь, у меня такой мужчина… Собственник. Не позволяет другим смотреть на меня, — тяну зубами его нижнюю губу. Зачем нарываюсь? Не знаю, но от предвкушения у меня уже океан между ног.

Тимур раздувает ноздри, лениво улыбается.

— Но твой мужчина возьмёт тебя, как только мы зайдём за порог дома. И ты никуда, — тянет волосы назад, сжимает у корней, — не сбежишь. А если попытаешься, то я догоню и трахну тебя там, где поймаю. И сделаю это так, как хочу я, — проводит языком по шее. От этих слов у меня пульсирует между ног и поджимаются пальцы. Это угроза или обещание?

— А как ты хочешь? — мне не хватает воздуха, он почти не прикасается, а я уже готова кончить.

— С криками, шлепками и, чтобы ты просила не останавливаться, — чмокает в нос.

— Так у нас ещё не было, почему?

— Твоя нежность всегда ставит меня на колени, девочка. Да и я не хотел тебя трахать, я наслаждался тобой. Но сейчас ты играешь на моих нервах и видимо, очень хочешь, чтобы я тебя именно выебал.

Краснею от его слов. Ужасная пошлость, но что-то в этом есть. Значит, в сексе Тимур не всегда нежный? Он может быть кем-то вроде Абая? Грубым и напористым? Почему я никогда об этом не задумывалась?

— Да, хочу. Я… хочу тебя разного. Покажи мне, каким можешь быть и… научи всему, — смотрю в черные омуты, а в них черти пляшут. Кажется, я только что перешла какую-то грань.

Тимур хватает меня за лицо, сжимает скулы. Дышит тяжело и прерывисто. Кладу руку ему на ширинку, а он каменный. Довольно улыбаюсь и отодвигаюсь.

Арина-Арина.

Мы доехали до комплекса быстро. Думаю, причина была в нашем возбуждении и нетерпении. Всю дорогу Тимур курил, сильно сжимал руль и периодически поправлял джинсы. Это было забавно, еле сдержалась, чтобы не засмеяться.

— Блядь, — Тимур выругался как только мы заехали на стоянку.

— Что такое?

— Миша здесь.

— Наверное, один? Алёна сегодня в день работает, — правильнее было сказать, что дорабатывает. После инцидента со мной, Миша оставил ей единственный выход — уволиться и сидеть дома. Алёна, как и любая девочка, сначала возмущалась, а потом согласилась. Но для нее это было сложно. Она как и я, всегда рассчитывала на себя, хоть и родители сильно помогали с Кириллом.