Помимо кровати в комнате стоял основательный старомодный шкаф. А перед мутным окном с вязаными кружевными занавесками, с такой же скатертью, стол.

Было душно и пахло затхлостью и пылью, и сейчас я это ощущаю очень чётко и раздумываю над тем, что надо проветрить дом и вытащить на прогрев все постельные принадлежности, потом помыть полы и не только.

В общем, дел до хрена.

А главное, мысли упадническое отступили.

Мы ещё поборемся!

Но сперва желательно позавтракать, и найти источник электричества, и зарядить севший телефон.

Мои оптимистичные мысли прерывает нетерпеливый рык пса.

- У вас это семейное, да? – ворчу на него. – Никакого такта. Ты, вообще-то, у меня в гостях. Вот иди к своему гадскому хозяину и там свои условия диктуй.

Встаю, и на цыпочках иду по пыльному полу во двор. Пёс, за мной.

Судя по тому, что солнце только еле показалась, а с моих заросших владений ещё несёт прохладой, утро совсем раннее, но, как ни странно, спать не хочется. Бодрит это свежесть и переливы щебета утренних птиц. Хорошо-то как…

Пара жирных комаров замельтешили возле моих ног.

Да с такой травищей, у них там царство-государство.

Я вчера была в ауте, и даже если меня и кусали всякие кровососущие, ничего не чувствовала. Сегодня надо будет более тщательно подготовиться и разузнать, кто сможет скосить траву.

На соседнем участке вдруг скрипнула калитка.

Туман весело рыкнул, и, чуть ли не сбив меня с ног, понёсся к вошедшему во двор хозяину.

Сосед склонился, выдал что-то похожее на улыбку, потрепал пса за ухом, и только потом заметил меня.

Нахмурился, оглядывая с ног до головы, а мне совсем неуместно вспомнился сон.

И где только шатался? Такая рань. Хорошо ещё, что одетый. Даже какой-то нарядный, по сравнению со вчерашним. Рубашка лёгкая, расстёгнута на груди, брюки широкие, туфли.

Ну, понятно, по бабам шастал. По медведицам.

И только я хотела гордо развернуться и уйти, как он сплюнул себе под ноги.

- Чего вот выперлась? - выдал непонятно и обидно. – Все старания насмарку!

- Тебя не спросила, - возмутилась я. – Меня, между прочим, твой пёс разбудил…

Он скривился, словно голос мой ему причиняет боль, и я запнулась на половине, а он быстро ретировался в дом.

- Хам! – успела бросить ему вдогонку.

Стало почему-то обидно.

Вот так с самого утра испортить человеку настроение.

Ну, ничего, дай мне только телефон зарядить, я тут такой забор поставлю.

И хрен я уеду. По крайней мере, до конца лета, точно.

Так что пусть подавится своим ядом, гад!

Я привык просыпаться рано. До петухов, которые неизменно начинали орать с конца деревни, часов так около шести утра, и по цепочке, передавая звонкую эстафету, доходили до соседнего двора, где у Митрича, в хозяйстве жило аж два крикуна. Один старый и дряхлый, весь выцветший, и с одного бока выклеванный до лысины, своим молодым собратом, живший по соседству.

Митрич жалел старичка, давая тому дожить свой петушиный век до конца. Но, скорее всего, молодой петух его, в конце концов, заклюёт или затопчет. Так вот, даже он хрипло и надрывно орал своё утреннее «Кукареку!», когда подходила его очередь.

Иногда у петушиной братии случались странные погрешности, и они сбивались и орали по ночам, будя всех в округе, а иногда могли молчать часов до семи. Но мне это не мешало вставать давно, в заведённое время. Полшестого, максимум в шесть. Дальше и не спалось, и не лежалось. Голова включалась, тело требовало действий. Возможно, сказывалась привычка ещё со спортивных будней, когда надо было закинуться протеином и спешить на пробежку, потом на силовые. Надо же, ведь прошла, хренова туча времени, а тело помнит.

Мышечная память, мать его!

Но сегодня меня будит странная песня.

Женский голос тонко выводит: «Your own personal Jesus» Депешей[1], и так это прикольно звучит. Не то чтобы я поклонник, но лет так в двадцать, как раз после армии слушал, вставляли меня электронщики, и, конечно, все их знаменитые хиты узнаваемы. Но вот то, что соседка моя, новоиспечённая в курсе, меня удивляет, молода для этого, на мой взгляд, хоть и не девочка уже. Потому что поёт как раз она. Тоже не спится ей, жаворонок ёптить, ещё один. Второй день ни свет ни заря уже на ногах.

Вчера от Нинки возвращался, стоит вся такая сонная, помятая…и сука, опять своими сиськами светит.

И дались же мне они.

Но это прям не сиськи, а наваждение. Все мои акробатические упражнения с Ниной — коту под хвост. Ещё и Туман к ней опять затащился, лишний повод пошипеть на меня.

Целый день вчера порядки наводила, гремела, пыхтела. Музыку врубила. И я понял, как мне не хватает забора, потому что против воли тянуло глядеть, чего там делает. А был бы забор, и пох, пускай возится. А тут, опять вырядилась в майку короткую, еле прикрывает то, о чём я забыть никак не могу, и шортами жопу обтянула, и я ходил и ловил себя на том что, стремлюсь то одно увидеть, то второе. И так меня собственная реакция на неё взбесила, что я плюнул и свалил на речку на целый день, лишь бы не видеть эту заразу, которая и бесит, и беспокоит.

Хрен знает, что такое?

Когда уже её мужик притащится, и забор этот проклятый поставит?

Выглядываю в окно спальни, которое чётко на соседский участок выходит. Ну не могу удержаться, интересно чего она там делает.

Из кустов, напротив, там, где у меня укроп сидит, торчит сочная жопа соседки, обтянутая какими-то трикотажными штанами, которые ничего особо и не скрывают, и я получаю привет снизу, в виде неожиданной эрекции.

Ну, пиздец! Это, с каких пор меня такие скандальные бабы стали возбуждать?

Ведь ей слова сказать нельзя, она тебе десять в ответ.

И пока я мучаюсь этими неразрешимыми вопросами, эта жопа нагло тырит мой укроп, а мой пёс сидит рядом, и даже не ворчит. Приручила за два дня.

Чем только взяла? Не жопой же с сиськами!

- « Some to hear your players, some whos the there»[2] - продолжает петь, ещё и танцует, так что укрепляет мой нежданный стояк.

И ведь стою, пялюсь, точно пёс мой, также зачарованно наблюдает за ней.

Она разгибается с пышным букетом укропа, в руках, потягивается, закинув голову назад, так что густой блондинистый хвост, достаёт до той самой, ниже поясницы, что так мне приглянулась, и за который так и хочется взять, намотать на кулак, и…

Так, я в душ, надеюсь, когда выйду, она слиняет, пусть хоть весь укроп обдерёт, только пусть свалит уже, или паранджу наденет, чтобы не цепляла больше.

Противное воображение подкидывает картинку, как бы чудесно эта язва смотрелась с кляпом во рту, и я от досады на предательство собственного тела, тащусь в душ, и минут двадцать стою под холодной водой.

Отпускает.

К моменту завтрака приходит предатель шерстяной.

- Явился? – ворчу на пса, который вяло помахивает своим хвостом и замирает у пустой миски.

- А что, новая хозяйка не накормила?

Облизывается.

- Накормила, но мало? – понимаю его, тянусь к полке, где хранится его корм, и хвост начинает мотаться активнее.

- Туман, Туман, - ругаю его. – Я же тебя ещё щенком отучил на помойках жрать, а ты.

Смотрит своими грустными глазищами, из-под тяжёлых век, высунув язык.

- Запрещённый приём, приятель, - вздыхаю я.

Туман облизывается, мол, на это и был расчёт.

- Ладно, но больше не таскайся к ней, - обхватываю пасть и мотаю, с намерением позлить немного.

Рычит.

- А что ты хотел? Таскаешься по сучкам всяким…

- Ну, знаете, это уже слишком! – верещит знакомый голос.

- Какого хрена? - разворачиваюсь и вижу на пороге свою соседку-язву.

Стоит, возмущённо уперев одну руку в бок, во второй что-то держит. Сиськи, как всегда, еле прикрыты.

- Стучать не учили? – сразу режу грубостью, потому что ну, бесит меня, что прёт так от неё.

- Твоя берлога открыта была, и я собиралась…