- Ладно, мужики, - встаю из-за стола, решив, что лучше окажусь параноиком, чем проебу вспышку. Машка у меня такая, по всем бабским канонам ёбнутая. Она вполне может зацепиться за малейшую херню, додумав и довести её в уме до гипертрофированной. Знаем, проходили. И вполне реально, за её «у меня всё хорошо» ни хера хорошего, етижи-пассатижи, и надо скорее пресечь рост придури, если он есть, конечно.

- Я двину потихоньку, - протягиваю ладонь Гуляеву.

- Подожди, Женёк, - отталкивает мою руку, - сейчас на посошок, и поедем твою зазнобу уламывать.

- Да я сам справлюсь, - хмурюсь от такого предложения.

- Ага, оно и видно, - накатывает Жорик, и смачно занюхав, достаёт трубку из штанов, чего-то тыкает там и подносит её к уху, довольно мне улыбается.

- Гамарджоба, дорогой! – громко орёт он в трубку, так что народ с соседних столиков оборачивается.

Мы с Мишаней только переглядываемся, и я честно хочу послать Жорика куда подальше с его креативом, но мне вдруг становится интересно, что он затеял.

- Нужен твой оркестр. Будем покорять гордую женщину, - вещает он в трубку, а я про себя думаю, как Маня удивится всему этому кипишу, если просто по глупости забыла мне перезвонить, и трубку куда-то запрятала и не слышит моих звонков, а я тут целую операцию по покорению устроил. А с другой стороны, она же жаловалась, что предложение ей неромантичное от меня досталось, если что за него сойдёт.

Жорик быстро договаривается со своим знакомым, которого из разговора, я понял, звали Гиви, и который каким-то образом был причастен к оркестру. Правда, по времени и месту, пока не определились, но приятель Гуляева, заверил, что будет готов, как только он даст отмашку. Таким образом, Гуляев, и естественно Мишаня, увязались за мной.

Расплатились в ресторане, Жорик несколько раз выпил на посошок, я даже стал опасаться, что он не доживёт до представления, и может оно к лучшему, но Гуляев оказался крепче, чем можно было предположить.

В такси постоянно балагурил и предлагал бедному водиле разрулить все его проблемы. Я всё это время пытался дозвониться до Мани, но безрезультатно, и к моменту, когда мы подъехали к моему дому, я был уверен, что её там нет.

Гуляев по дороге вызвонил свой оркестр, и почти следом за нами приехал большой минивэн, с реальным оркестром, и реальными генацвале.

Молодые грузины высыпали точно горох из стручка, расправляя свои плечи и гордо неся свои инструменты.

Гуляев тут же бросился их встречать, обнявшись с самым импозантным и пожилым грузином, с тёмными усами, орлиным носом и широкой улыбкой. Он в ответ обнял Гуляева и затараторил: «Гамарджоба, мегобари!»

Говорил он, как и положено грузину, громко от души, ещё и какой-то знак подал своим, и они проворно начали наигрывать на своих дудках и балалайках, и скоро, вокруг Гуляева и Гиви, зазвучали переливчатые мотивы, а эти два красавца, ещё и танцевать начали.

Вокруг стал быстро собираться народ, из местных и любопытных, а я, воспользовавшись моментом, улизнул в подъезд, оставив Мишаню бдеть, и если что разруливать, потому как Жорик нам ещё был нужен.

В квартире томился Туман, и никакого присутствия Мани. Как с утра мы с ней расстались, так всё и было нетронутое.

Туман обрадовался, завилял хвостом. Ему тяжело давалась жизнь в квартире после стольких лет в деревне, и мне было жаль обламывать пса, тем более, где искать эту заразу я не знал. У меня было только два адреса. Работа и дом. Туда и стартану, выгуляв пса.

Пока спускались с Туманом в подъезде, я по инерции набрал снова Машку, уже совершенно не надеясь на удачу, и с мрачным удовольствием представлял, как исполосую её круглую задницу, за такие выверты, как она внезапно ответила. Настолько внезапно, что я не смог с ходу сформулировать всё, что хочу ей сказать. Слова все разом рвались наружу, и получился невнятный, но громкий рык.

- Жень, ну не рычи, - запыхтела она в трубку.

- Ты где? – вышло из меня, наконец.

- Я к родителям заехала…

- А позвонить, а вернее, перезвонить? – не спешил я спускать всё на тормозах.

- Слушай, я всё объясню, но при встрече…- замялась она, рождая в моём хмельном и воспалённом мозгу плохие ассоциации.

- Только не говори, что ты решила к мужу своему вернуться, - рявкнул я в трубку так, что спускающийся впереди по ступенькам Туман сделал стойку.

- Вот ты дурак, - протянула она, и, мне кажется, я даже услышал шлепок ладони о лицо.

- А что прикажешь делать, если ты гасишься, целый день от меня, - раздосадовано произнёс я, и сам, понимая, что сморозил херню.

- Не целый день, - не удержалась она, чтобы не поправить меня. – А всего лишь полдня. Не преувеличивай. Сейчас приеду и всё объясню.

- Нет уж, - опять рявкнул я. – Диктуй адрес я сам приеду и пеняй на себя, - грожу, вспоминая грузинскую вакханалию, которую обязательно захвачу с собой. – С батей твоим знаком осталось с матушкой познакомиться, у меня тут Мишаня под боком…

- Миша? Это как? И чего ты мне грозишь, а?

- А вот так, - наконец выходим с Туманом на улицу, - Ещё и Туман и пара ребят. Будешь знать, как меня динамить.

- Жень, мне, вообще-то, с тобой поговорить надо, - офигевает Маня.

- Ага, поговорим, - обещаю я, - адрес пиши, - скидываю и сам, в свою очередь выпадаю в осадок от того раздолья, что творится у подъезда.

Пляски, песни.

Кто-то уже подсуетился и на столике, что в палисаднике стоит бутылка вина, пирожки, фрукты.

Народу тьма.

Тут и там носятся дети.

Все откуда-то знают грузинские песни и хором подпевают.

Жорик в первых рядах вытанцовывает с какой-то бабулькой. Там же пляшет Гиви, видимо, наглядно показывая как надо.

Вайб такой, точно в Гадюкино на свадьбу заглянул.

Еле нахожу в этой вакханалии Мишку. Выдёргиваю его из веселящейся толпы и отдаю поводок Тумана, и ключи от хаты.

- Миша, пса домой, потом заведи. Я к Машке поехал.

- А как же… - не договаривает брат, обводя рукой всеобщее веселье, и, видимо, сам понимает, что сворачивать сейчас этот праздник жизни не вариант.

- Как-нибудь справлюсь, - отмахиваюсь я, и, попрощавшись с Мишаней, скачу козликом, подальше от веселья, чтобы вызвать такси, и наконец, добраться до Маруси и узнать, чего она там сказать мне хочет.

- Маша! Маша! Что за мужчина! – с придыханием восклицает мама, завернув на кухню, с пышным букетом пионов, что подарил ей Женя.

Я свой тоже пристраиваю рядом. У меня розы.

Злой медведь припёр цветы для нас с мамой, и бутылку коньяка для папы, и был один, хотя обещал и брата, и пса с собой привезти, и ещё кого-то.

Вид имел оскорблённый, и никакие мои подкаты не срабатывали, хоть ты тресни. Женя смотрел холодно, и тяжело, очень тяжело.

И как тут делится радостной новостью? Что скоро у нас с ним ребёнок родится.

Все, по-новому сданные анализы оказались положительными, всё было верно никакой ошибки, и на УЗИ даже увидели плодовое яйцо, которое было уже шесть миллиметров.

Отойдя от первого шока, я впала в новую крайность – счастье. Меня распирало от радости. Улыбка не сходила с моих губ. Алка думала, что мне что-то вкололи, такой дебильный вид у меня был.

Пришлось признаться подруге, чтобы она прекратила свои обидные инсинуации, и она стала первой, кто узнал о радостном событии, ну конечно, после меня.

Потом позвонила мама, и я не удержалась, прямо по телефону рассказала и ей. Она сперва, правда насторожилась, но узнав, что отец не Лёшик, тут же сменила настроение. Пришлось поле центра ехать к родителям, объясняться, рассказывать про медведя.

Конечно, первым должен был узнать он, но…

Я так давно этого хотела и не ожидала, что это произойдёт так скоро, что готова была делиться этой радостью с каждым.

Ну да немного про время забыла, и о том, что обещала перезвонить Жене, и телефон в сумочке на беззвучке стоял.

Виновата, не отрицаю. Готова виниться и исправляться. А он букет всучил, и больше ни слова, только взглядом убивает.