Баба в салоне замерла. Видно, что уже ужас перешёл в стадию смирения, либо она там, в обмороке от жары валяется, потому что сидит чего-то, не дёргается, только башка блондинистая мотается.

- Она не потонет в нашей речке, - наблюдаю, как самые крепкие мужики и бабы раскачивают старую Мазду, а в ней по инерции и бабу эту.

Туда-сюда.

- Ну, зато урок будет, - не унывал Митрич, тоже подметив, что карательные меры перестали действовать ввиду того, что пациент скорее мёртв, чем жив.

- Ну, так-то я жив и относительно здоров, - хмыкаю и тащусь к тачке.

- Э, народ, - гаркаю, так, чтобы все услышали.

Получается.

Все замирают, оборачиваются.

- Вы, если реально её топить не собираетесь, то надо выковыривать оттуда, а то пойдём все по статье, - указываю, что баба не шевелится.

- Дак, она закрылась там, - чешет репу Петрович.

- Ну, так тащи стамеску, отогнём немного. Тачка старая, может, поддастся, - несмотря на то, что она поганка борзотная, мне сидеть за неё неохота, а она там реально в ауте валяется.

- Чёт мы перегнули, - выдаёт вердикт Валя, обтирая лоб и поправляя свою форму.

- Вы охереть, как перегнули, - ворчу я, стуча по стеклу, может, очнётся там. В салоне напарено, пиздец.

- Чё нашло-то на вас?

- Да мы же за тебя, Женечка, - выступила вперёд Елена Дмитриевна, тоже вытирая красное лицо. – Говорит, наехала на мужика, здорового и косматого, он матом её покрыл, а она смылась. А там только ты… А как мы без тебя?

Рука-лицо просто!

- Нет, чтобы сбегать посмотреть как я, может помощь мне оказать, вы решили бабу эту в речке утопить, - стучу сильнее и пропускаю тот момент, когда она открывает свои осоловелые зенки, и, видя, что дорога пуста, решает свалить. Опять.

- Разойдись, - успеваю заорать и отскочить, правда, не совсем удачно, потому что ушибленное колено тут же сигнализирует о боли, но зато хоть миную колёса тачки.

- Там же тупик, - подходит Митрич, меланхолично наблюдая, как Мазда исчезает в клубах пыли.

- Ну и заебись, - скриплю зубами от боли. – Надо эту мартышку с гранатой, из машины выковыривать, иначе она тут всех нас подавит.

Говорю же, гадюка, в натуре.

- Выходи, не бойся, - стучит мне в окошко тот самый медведь, на которого я наехала.

Да, я боюсь.

Он себя вообще со стороны видел?

Весь косматый, здоровый, зачем-то футболку ещё снял, и как раз на уровне глаз его торс, и ремень широкий, на брюках карго, и, надо сказать, торс этот, очень спортивный, прям вот не медведь, а богатырь. И чего все так расстроились, когда поняли, на кого я наехала? Его же ни танком, ни БТРом, ничем не задавишь, тем более моей машинкой.

Надо ещё проверить, может, он её помял своими-то габаритами. Вон, какая махина.

- Я не боюсь, - говорю тем не менее и убираю со лба налипшие волосы, - я сейчас полицию вызову.

- Нет, хороша, ёперный театр, - встревает вертлявый худой мужик, гнусавым голосочком, параллельно не переставая щёлкать семечки.

На нём какая-то заношенная футболка, с непонятным, вытертым логотипом, растянутые треники, сланцы, и кепка блином, обрамляет худое, небритое лицо.

Он же всех подначивал меня утопить в речке.

- Сама совершила ДТП, слиняла с места происшествия, а теперь ещё и полицию…

- Подожди, Митрич, - перебивает его медведь. – Выходи, задохнёшься же там, - заглядывает медведь в окошко, прищурив глаза, и травинку во рту туда-сюда мотает.

Я отпрянула и отвернулась, глаза хоть и прищуренные у него, а взгляд цепкий.

А в салоне и вправду уже не продохнуть. Окошки уже все в испарине. Одежда прилипла к телу, и, мне кажется, я теряла сознание. Точно сказать не могу, потому что всё происходящее последние полчаса напоминало какой-то кошмар или американский хоррор, про поворот не туда.

Милые с виду люди превратились в зверей, когда разобрались, что я сделала. Я еле успела спрятаться в машине, хотя это мне не особо и помогло. Чуть богу душу от страха не отдала.

- Митрич, сбегай за водичкой, - просит медведь вертлявого.

- Ага, щаз, - фыркает тот, но вразрез своим словам, прячет семечки в карман и берёт из рук медведя пустую бутылку и тащится в сторону колонки.

- Выходи, сильно ругать не буду, - снова перестукивает костяшками по стеклу, а я зачарованно на эту ладонь загорелую смотрю.

Вот это ручища, пальцы длинные, костяшки крупные, все в тёмных волосках, и венах перевиты. На запястье татуировка, браслет широкий, геометрия какая-то. Эстетично, и ему идёт.

Эх, была не была!

- Отойдите, - решаюсь я, потому что находиться в салоне уже действительно невыносимо, да и народа этого дикого нет, и медведь не рычит, пока.

Он отходит, немного прихрамывая, обтирает своё косматое лицо снятой футболкой и мрачно наблюдает, как я вываливаюсь из машины. И если до этого, я была пожёвана, то сейчас, я ещё и переварена. Насколько было душно в салоне, я понимаю по тому, что даже в такую жару ощущаю дуновение ветерка на влажной коже.

Мамочки, как же я хочу в душ! Всё бы отдала, чтобы помыться.

- Держи, криминальный элемент, - возвращается вертлявый и протягивает мне бутылку воды, правда делает это так внезапно, что я вздрагиваю, и, вместо того, чтобы взять как следует бутылку, взмахиваю руками, и половина из неё льётся прямо на меня.

Ну вот, я же просила о душе.

Говорил мне папа: «Дочь, будь скромнее в желаниях, они порой сбываются!»

С досадой смотрю сперва на вертлявого, потом на медведя, затем уже на свою белую футболку, чувствуя, как мокрое пятно расползается всё шире, и жажда нарастает прямо параллельно, а может, и стремительнее, чем это пятно.

Выхватываю бутылку из рук застывшего вертлявого и прикладываюсь к горлышку, пью большими глотками, чувствуя, как в голове проясняется.

- Ну, вообще, ни чё такая, - непонятно вставляет мужичок, – как думаешь, Жень?

- Нормальная, - опять рычит медведь.

О чём они говорят, до меня доходит лишь спустя пару мгновений, когда я утоляю жажду, и бросаю невзначай взгляд на свою футболку, а вернее, на мокрое пятно, благодаря которому просвечивает всё, и даже тонкий бюстик. И видно… да всё видно, блин! А вода так-то холодная, и мои соски ещё и рельефа добавляют.

- Да как вы смеете? – не нахожу ничего умнее, как скрестить руки на и возмущённо воззрится на мужчин, нагло пялящихся на мою грудь.

- Сперва под колёса кидаетесь… потом всей деревней… утопить пытаетесь…а теперь…теперь… - мой мозг не может никак идентифицировать сей проступок, и я просто выпаливаю, то что приходит первым, - обливаете.

Вертлявый усмехается, толкает локтем медведя, мол, смотри, какая дура.

Вот только медведь не спешит заражаться его настроением, и смотрит, как-то остро, и мне очень неприятно от его внимания, и зарождающаяся истерика исходит на нет, в самом её начале.

- Так, тихо! - командует он. - Давай по порядку, какого ляда тебя в нашу деревню занесло, ещё и по дороге заброшенной?

- Заброшенной? – эта информация настолько меня озадачивает, что я забываюсь и опускаю руки. – А мне только эту навигатор указал…

- Навигатор, - хмыкает вертлявый, закидывая очередную порцию семечек в рот.

- А что есть другая? – не реагирую на этого клоуна.

- Есть, - кивает медведь, и дальше не собирается пояснять, складывает руки на груди своей могучей, чем и напоминает, что и мне не помешает прикрыться.

Вертлявый, не стесняясь, переводит взгляд мне на грудь, потом снова смотрит в лицо и щербато улыбается.

Я сжимаю губы и расправляю плечи.

Пусть смотрит.

Пусть хоть всю деревню позовёт.

- Не знала я ни про какую другую дорогу. Какую навигатор показал, по той и поехала, - смотрю в прищуренные глаза медведя.

Там ноль эмоций, и взгляд не ниже моих глаз.

Ну, надо же, какая мрачная махина! Не очень-то и хотелось мне его внимания.