- Жень, проверь, а то мало ли, - идёт ко мне.
Я, не спеша, подхожу к высокой траве, и носком ноги толкаю облезлую шкурку.
- Всё. Норм, - накрываю простынёй труп лисы.
- Моя простыня, - верещит позади знакомый голос.
- А с тобой у нас сейчас будет отдельный разговор, - чеканю, разворачиваясь к вылезшей из дома Машке.
- Со мной? – пучит глазищи свои зелёные.
- С тобой, - наступаю на неё.
Митрич наш «вальс» провожает хитрым взглядом.
- А что я? – Машка пятится, точно оценив моё настроение.
- Я сколько, блядь, раз просил калитку закрывать? – загоняю её опять в дом.
- Да откуда ты знаешь, может, она с твоего двора пришла, - не сдаётся эта язва.
- Не-а, Маша, - захожу следом за ней и закрываю дверь. – Твой косяк.
Она тормозит, уперевшись спиной в стену и выставляет локти.
- Ну и что теперь?
- А теперь, зараза, я тебя буду учить одеваться, - перехожу к основному плану действий, подпираю её. – Задолбала уже телом светить направо, налево.
Вижу в сумраке старой кухни, как зарумянились её щёки, и глазки бегают то по лицу моему, то на тело соскальзывая.
- Ты охренел? Себя учи… - упирается в мою грудь, ладошками, толкает, безуспешно, правда.
- Смотрю, зашла тебе наша игра, Маруся, - считываю все её знаки, плотоядно улыбаюсь. - Я же теперь с тебя живой не слезу.
И, не дожидаясь очередной пакости из её рта, затыкаю его своим.
12. Потаскуха.
- Жень! Ну, дай встать!
- Куда?
- Ну надо мне… Жень…Опять?
- Тише, Маша.
- Нет. Нет. Не… Мхм.
С Евгением Медведьевичем, который на самом деле Никитич, вообще фиг поспоришь, даже когда он в благодушном состоянии, всё равно не уступит.
Встать мне так и не дал, вжал своей тушей в мягкую перину, распял под собой и рот закрыл поцелуем. И опять так жадно целует, так трогает, словно не было между нами всей этой сумасшедшей ночи.
И я не против.
Сама впервые такой отклик чувствую к мужчине. Казалось, нет больше сил ни физических, ни моральных, ан нет. Стоит ему только в своей варварской манере навалиться, зажать, и тело откликается, хотя честно, уже побаливает везде.
Но тут, понятно, такой медведина топчется всю ночь.
Мы, как начали в кухне, где он меня прихватил, опять начав рычать по поводу одежды моей, так там и продолжили возле стеночки, благо Евгений Медведьевич подготовленный пришёл, со средствами контрацепции. Потом на стол старенький перебрались, как он выдержал наши скачки, затем я его и вовсе на полу оседлала.
Честно, после сеновала, послала эту идею подальше, тем более перед папой было стыдно, просто жуть. Видела, что сосед зубами скрипит от натуги, понять, пытаясь, чего это я передумала, да цепануть как-нибудь, любыми способами внимание привлечь, но я пояснять ничего не собиралась. Да и что тут пояснять, там на сеновале наваждение какое-то случилось. Как говорится, сошлось всё воедино, а придя в себя и, поразмыслив, я решила, что у меня и так проблем до фига, чтобы создавать новые, переспав с гадским соседом.
Да, сейчас смешно, от собственной самонадеянности.
Думала я так, пока этот гад не появился в моём пространстве, и в своей медведской манере не доказал, что я сильно заблуждалась.
По фиг на проблемы, которых ещё нет. Отличный секс ещё никому не мешал.
Вот и сейчас, он вжимает меня в перину, скользя своими губами до зацелованной груди, к которой он явно неровно дышит, потому что уделяет ей очень много внимания. А я обнимаю его ногами и вплетаю пальцы в его волосы, поощряя все его действия.
Кто бы мог подумать, что за всей этой косматой внешностью и личиной грубияна скрывается такой чуткий любовник. Никогда бы не поверила, глядя на эту громадину волосатую, что он может так точно и чутко улавливать все мои вибрации, чувствовать все желания. И даже манера его болтать в процессе пошлости, тоже неплохо так вписалась в общую картину. Все наши разы, все были мои. И сейчас, я знаю, не исключение будет.
- Я тут вспомнил, язва моя сладкая, - отрывается от моей груди Женя, - что жопу твою не набил, за все твои косяки.
- Ты охренел, - фырчу, пытаясь оттолкнуть его, но куда там. Он только хищно ухмыляется.
- Ох, и нравится мне Маша, как ты шипишь сперва, а потом так стонешь сладко, - вибрирует низко его голос довольный.
Он перехватывает мои руки и, скрутив их за запястья, прижимает к подушке над головой.
Склоняется, придавив горячим телом, и оглядывает меня, таким чернющим взглядом, что понятно становится, что в голове похабные картинки мелькают.
В предрассветном сумраке комнаты он кажется ещё больше и темнее. Особенно там, где наши тела соединены и виден контраст между моей светлой и гладкой кожей и его шкурой.
Натуральный медведь.
- Ты ни с кем меня не перепутал? – продолжаю шипеть и даже пытаюсь опять дёргаться. – Иди, своим тёлкам деревенским хвосты крути, да жопы бей.
- А твоя жопа, стало быть, не подходит? – хмыкает он, наблюдая за моими потугами с мрачным удовольствием.
- Мне твои варварские закидоны…
- Очень даже заходят, - прерывает меня. – Иначе бы ты не срывала глотку, каждый раз кончая.
- Ты-то откуда знаешь, - не желаю сдаваться, - я и сейчас могу постанать.
И начинаю надрывно и пошло стонать, растягивая его имя, выгибаясь для наглядности.
- Зараза, - нисколько не оскорбляется Женя, плотоядно улыбаясь. - Сейчас эксперимент проведём.
- Какой ещё… - договорить не успеваю, потому что он переворачивает меня на живот, утопив лицо в подушке, а зад мой вздёргивает вверх.
- Ты что… - пытаюсь вывернуться, но он давит мне на лопатки, мешая подняться.
- Ох, и хороша, - урчит на моё раздражённое шипение, и на ягодицы с двух сторон прилетает по шлепку.
Кожу обжигает, и я дёргаюсь, но опять безуспешно.
- Ты совсем! – верещу я.
- Скажи ещё, что тебе не нравится, - выдаёт этот наглец и снова припечатывает своей здоровой ладонью.
Опять хлёсткая боль растекается по коже ожогом.
- Не нравится! Не нравится! – верчусь, пытаясь выбраться из-под него.
- Да ну, - усмехается он, оглаживая место удара, а потом склоняется и целует горячую кожу. - Вот ты, Машка, и врушка, - продолжает вести цепочку поцелуев ниже, я замираю, по горячим следам, ловя направление его губ, - текла бы ты так, коль не нравилось тебе.
И я хочу возразить, но не успеваю, и слова сказать, когда чувствую, как его горячий рот накрывает мою развилку, и я только вздрагиваю от сладкой судороги, что скручивает низ живота, непроизвольно раскрываюсь больше для него.
Похоже, сосед решил мне за одну ночь все свои таланты показать, потому что языком он не только зычные комментарии отпускать умеет, но и делать такие вещи, от которых я и вовсе забываю обо всём.
- Вот теперь верю, - говорит Женя, прерывая свою сладкую пытку, когда я начинаю мурлыкать от наслаждения и непроизвольно ёрзать. – Эксперимент успешен.
- Замри, Марусь, - командует, опять припечатав по ягодице, только теперь наряду с болью, становится жарко и нетерпеливо, и отчётливо ощущается пустота между ног.
Слышен шелест фольги, и уже через секунду на моей талии сходятся шершавые ладони, направляя меня так, как ему нужно. Давление медленное и дразнящее сводит с ума, и я сама падаюсь назад, чтобы уже, наконец, заполнится им до краёв.
- Вот теперь поехали, - комментирует Женя.
Несколько первых толчков, уверенных и длинных, сменяются яростными и быстрыми.
Пространство маленькой комнаты снова заполняется нашим громким, хриплым дыханием и стонами.
Кровать под нами начинает поскрипывать. И это только за одну ночь.
Да, навряд ли тёткина мебель видала подобное. Чтобы так испытывать её на прочность за такой короткий промежуток времени.
Я сдаюсь первой. И так была на грани, мне много и не надо было. Женя, впрочем, тоже не задерживается. Рычит в последний момент, в своей медвежьей натуре, опять отвесив моей пятой точке хлопок, и валиться сверху, полностью вдавив меня в перину.