— С тобой все в порядке? — Мягко спрашивает он, и я прикусываю губу, изо всех сил сдерживая слёзы.

— Ты был прав, — шепчу я наконец, не в силах встретиться с ним взглядом. — Они не поняли. Было ошибкой пытаться привлечь их внимание.

Себастьян медленно выдыхает.

— Очень немногие люди поймут тебя, Эстелла. Это одинокая жизнь.

— А наши жизни были бы такими же? — Я поднимаю на него взгляд. — Всегда в бегах? Всегда в страхе, не имея возможности сблизиться с кем-либо ещё, потому что они тоже могут стать мишенью?

Я замечаю вспышку боли в его глазах.

— Эстелла...

— Мой брат мёртв. Мой отец использует меня как пешку в своей игре. Это моя жизнь. Ты думаешь, у нас будет всё хорошо? — Я провожу языком по губе, пробуя на вкус то место, где я слишком часто прикусывала её. — Тебе нужно спасти себя.

Я прохожу мимо Себастьяна, чувствуя, как тяжесть моего будущего давит на мои плечи с сокрушительной неизбежностью. Он ничего не говорит, просто позволяет мне пройти мимо, и всё, что я могу сделать, это надеяться, что это означает, что он смирился с нашими судьбами. Что он уйдёт отсюда в день вечеринки, прежде чем с ним случится что-то ещё более ужасное.

Я поднимаюсь по лестнице, ведущей к парадной двери особняка, и, как бы тяжело мне ни было, я не оглядываюсь. Я просто возвращаюсь в свою тюрьму и слушаю, как за мной закрывается дверь. Эхо ещё долго звучит у меня в ушах после того, как я поднимаюсь по лестнице.

ЭСТЕЛЛА

Подготовка к торжеству в честь моей помолвки кажется мне чем-то сродни приближению к собственной казни. Когда я смотрю на себя в зеркало, то с трудом узнаю. Всего несколько недель назад я с надеждой ждала своего дня рождения, мечтая о прекрасном будущем. Хотя моя жизнь сложилась не совсем так, как я хотела, у меня всё ещё было множество желаний. Я провожу руками по нежному розовому вечернему платью, вспоминая идеальное лавандовое платье, которое выбрала для своей вечеринки. В тот вечер всё было по-другому. Совсем по-другому.

Протянув руку, я касаюсь тяжёлых бриллиантовых серёг, свисающих с моих ушей. Каждая из них весит по три карата, а их капли свисают вниз, словно тяжёлые слёзы. Вито подарил мне эти серьги вчера за ужином, как будто хотел продемонстрировать свою щедрость перед моим отцом. Однако я не могу избавиться от мысли, что он желал, чтобы Себастьян тоже увидел их на мне. Увидел, как он украшает меня драгоценностями.

Я не хотела надевать их тогда и не хочу надевать сегодня. Но у меня нет выбора. Поступить иначе было бы оскорблением для Вито и расстроило бы моего отца. Какой смысл противиться, если я уже зашла так далеко? Теперь от этого не уйти. С таким же успехом я могла бы играть в игру по правилам, которые, как я знаю, должна соблюдать.

Раздаётся стук в мою дверь, и моё сердце подпрыгивает. Какая-то маленькая, предательская часть меня хочет, чтобы это был Себастьян. Когда дверь открывается, и я вижу, что на пороге стоит мой отец, я чувствую смесь облегчения и разочарования, вздох срывается с моих губ, когда я поворачиваюсь к нему лицом.

— Ты прекрасно выглядишь, дочка, — говорит он, окидывая меня оценивающим взглядом. — Всё в порядке?

Я понимаю, о чём он спрашивает. Он хочет быть уверен, что сегодня вечером не будет никаких неожиданностей: никаких попыток расторгнуть помолвку, никаких сюрпризов. Я киваю, подавляя эмоции, которые подступают к горлу, с трудом сглатывая.

— Всё хорошо, — говорю я, стараясь сохранить спокойствие. — У меня сегодня помолвка. Что может пойти не так?

Не думаю, что мои слова или улыбка, которую я стараюсь изобразить, полностью его обманули. Он знает, что я не хочу выходить замуж за Вито. Но, кажется, он уверен, что я не собираюсь сопротивляться, потому что он кивает.

— Прекрасно. Скоро увидимся внизу, Эстелла.

Дверь за ним закрывается, и я поворачиваюсь, чтобы ещё раз взглянуть на себя. Я выгляжу вполне презентабельно. Платье сидит на мне идеально, все изменения были выполнены на высшем уровне. Мои уши и запястья украшены сверкающими бриллиантами, волосы уложены в пышные локоны и собраны на затылке бриллиантовой заколкой, а макияж выполнен в нежных тонах. Я могу сказать, что под ним моё лицо выглядит бледным, но сомневаюсь, что Вито это заметит.

Себастьян не должен остаться, и если он поступит так, как я его прошу, то уйдёт. Мысль о том, что я, возможно, больше никогда его не увижу, вызывает у меня болезненное чувство. Наш последний разговор у машины может стать последним в нашей жизни.

— Это к лучшему, — говорю я себе, стараясь не думать о том, как его губы вызывали у меня такие приятные ощущения. О том, как мы были близки к тому, чтобы он стал моим первым, дал мне всё, чего я хотела той ночью, прямо перед тем, как Вито всё разрушил.

Я знаю, что Себастьян сказал бы, что так будет лучше. Возможно, лучше не знать. Лучше пережить этот момент единения, когда исполняется всё, чего мы оба хотим, а потом снова потерять это навсегда.

Сделав глубокий вдох, я надеваю туфли на высоких каблуках и направляюсь к двери.

Ещё не успев подойти к лестнице, ведущей в бальный зал, я уже слышу звуки оркестра, доносящиеся снизу. За последние несколько недель здесь произошло столько событий, что это кажется невероятным по сравнению с тем, как всё было много лет назад, когда мой отец устраивал званые ужины или другие торжественные мероприятия лишь два-три раза в год. Бальный зал уже переполнен гостями, свет люстр переливается на них, пока они разговаривают, общаются, смеются и потягивают шампанское.

Вероятно, меньше, чем через час я буду носить кольцо Вито. Эта мысль заставляет меня схватить первый попавшийся бокал шампанского, с подноса проходящего мимо человека. Моё сердце нервно бьётся о рёбра, пока я оглядываю зал в поисках Себастьяна. Когда я вижу его рядом с дверями, ведущими в сад, меня охватывает волна счастья, за которой сразу же следует неприятное чувство, когда я понимаю, что он не сделал того, о чём я его просила. Если он сейчас здесь, то, вероятно, не собирается уходить.

Нет, если только он не собирается уйти, когда Вито произнесёт свою речь.

В данный момент я не вижу Вито, и это большое облегчение. Я прохожу мимо Себастьяна в другой конец комнаты, моё сердце всё ещё бьётся учащённо. Через несколько минут я слышу за спиной звук его шагов. Я думаю, что узнала бы его шаги, где угодно, даже не глядя, даже если бы их заглушал оркестр, который сейчас играет изо всех сил.

— С тобой всё в порядке?

Звук его голоса почти лишает меня сил. Я сжимаю бокал с шампанским в руке, прижимая другую руку к бедру, чтобы унять дрожь в руках.

— Я в порядке, — тихо говорю я, не оборачиваясь. — Мне просто нужно было побыть одной.

Я чувствую, как он приближается ко мне сзади, настолько близко, что я ощущаю лёгкий аромат его одеколона. Волна жара охватывает меня, и я чувствую, как перехватывает дыхание. Интересно, забуду ли я когда-нибудь этот запах, забуду ли я, каково это было – вдыхать аромат его одеколона и кожи, когда аромат раздавленных роз окутывал нас, когда его губы касались моих в тёплой, цветочной темноте.

— Мне жаль. — Его голос низкий и грубый, и я знаю, что если бы я обернулась, то увидела бы в его глазах ту же боль, которую слышу в его голосе прямо сейчас. — Эстелла...

Я резко оборачиваюсь, и у меня так сжимается горло, что я не знаю, как смогу заговорить.

— Что ещё ты можешь сказать, Себастьян? Я не могу уйти, а ты не можешь остаться. Только не со мной. Если ты не уйдёшь сегодня вечером, Вито заставит тебя уйти, когда я стану его женой. И кто знает, что произойдёт потом?

— Да, — его челюсть сжалась. — Я примерно представляю, что он может с тобой сделать, Эстелла. И я не могу...

— Что ты можешь сделать, чтобы остановить это? — Я встретилась с ним взглядом и услышала беспомощность в своём голосе. — Всё, что ты попытаешься сделать, закончится кровопролитием, Себастьян. Это единственный путь, и ты не должен идти по нему.