СЕБАСТЬЯН

Я должен был предвидеть, что мы окажемся здесь. Не сразу до меня доходит звук голоса Энтони. Я слишком увлечён тем, что чувствую: вкус её губ после стольких лет, мягкость её тела, прижатого к моему, и влажное тепло между бёдер. Боже, она такая невероятно влажная для меня!

Мой член пульсирует, требуя, чтобы я сосредоточился на отчаянной женщине передо мной. Она умоляет меня о близости, о том, чтобы я лишил её девственности. Она почти открыто говорит, что хочет, чтобы я взял её прямо здесь, в саду, и отправил обратно к её поклонникам, истекающей моей спермой. И, черт возьми, какая-то часть меня, самая первобытная, хочет именно этого. Стать для неё первым во всех отношениях, заявить на неё права и отправить её обратно к ним, полную моей спермы, пахнущую мной, тщательно отмеченную мной. Возможно, даже, чёрт возьми, беременную, чтобы у неё был мой ребёнок, а не их. Какая-то животная часть меня хочет этого, но сознательная часть моего разума не может этого понять.

Я не могу представить, если бы я сделал её своей, а потом когда-нибудь отпустил её, когда почувствую, как она обнимает меня, войду в неё, хотя я никогда раньше не занимался сексом без презерватива, лишу её девственности, хотя я никогда ни у кого не был первым, а потом отправлю её обратно к другому мужчине. Теперь, когда всё снова встало на свои места, я понимаю, что это не имеет значения. Это не имеет значения, потому что всё, чего я боялся, когда впервые начал встречаться с Эстеллой, произошло.

Её отец застал нас врасплох, и теперь нам предстоит расплата.

— Не заставляй меня повторять это снова, Синклер, — рычит Энтони. — Убери от неё свои руки.

Я думаю, он убьёт меня за это, но, несмотря на страх, я не могу перестать ощущать вкус Эстеллы на своих губах – яркий и острый, с нотками шампанского. Я не переживаю за себя, только за неё. Если мне есть дело до всего этого, то лишь из-за неё. Ведь если я умру, некому будет защитить её так, как это делаю я.

Никто не любил её так сильно, как я.

Но я не могу сожалеть о том, что поцеловал её. Не теперь, когда я узнал, каково это. Кажется, это именно то, за что мужчина готов умереть.

— Себастьян, — выдыхает Эстелла моё имя, когда я отстраняюсь, и я смотрю на неё, запечатлевая её образ в своей памяти. Три года я работаю на Энтони Галло, три года я наблюдал за ней и охранял её, но до сих пор я никогда не позволял себе полностью осознать свои чувства.

Я наклоняюсь и шепчу ей на ухо:

— Я мечтал об этом с того самого дня, как впервые переступил порог этого дома. — Затем я быстро отступаю, замечая, как кровь отхлынула от лица Эстеллы, когда она увидела выражение лица своего отца.

Я слышу стук сапог по камням и вижу приближающихся троих мужчин. Я понимаю, что этот момент навсегда останется в моей памяти. Выражение лица Эстеллы, её губы, всё ещё припухшие и розовые от моих поцелуев, аромат раздавленных роз и жасмина в воздухе, всё это будет жить в моих мыслях до конца дней. Я буду сожалеть, что не смог насладиться её безраздельной любовью в полной мере, но даже так, в этом миге, я чувствую себя счастливым.

Я оглядываюсь в поисках Брика, но его нигде не видно. Я благодарен за это, просить Брика предать своего работодателя или участвовать в моей смерти было бы не самым лучшим решением. Трое мужчин, стоящих за Энтони, мне едва знакомы, вероятно, он вызвал их специально, чтобы избежать конфликта интересов.

— Папа, — выдыхает Эстелла, и Энтони смотрит на неё с ледяным выражением лица.

— В этом бальном зале у тебя четверо поклонников, — медленно произносит он, его голос размеренный и твёрдый. — Четверо богатых и влиятельных мужчин, которые хотят на тебе жениться. И я нахожу тебя здесь, в саду, вместо того чтобы быть с ними, в компании грёбаной прислуги? — Его слова разрывают воздух между нами. — С твоим грёбаным телохранителем? Я думал, что воспитал тебя лучше, чем это, Эстелла Галло, но, да поможет мне Бог...

— Это моя вина, — вмешиваюсь я, и Эстелла в испуге охает. Я не думал, что лицо Энтони может стать ещё более холодным, но, когда я перебиваю его, его взгляд становится острым, как битое стекло. — Я беру на себя всю ответственность, — быстро продолжаю я, но он обрывает меня прежде, чем я успеваю сказать что-то ещё.

— О, я не сомневаюсь, чья это грёбаная вина, парень, — огрызается Энтони. Он оглядывается на Эстеллу, которая теперь дрожит, переводя взгляд с меня на своего отца с ужасом в глазах. — Ты вернёшься в дом, Эстелла. Ты лично извинишься перед каждым из своих поклонников за своё отсутствие и скажешь, что у тебя болит голова. А потом поднимешься в свою комнату и не спустишься, пока я с тобой не поговорю. Ты меня поняла?

— Пожалуйста, папа... — начинает умолять она, и Энтони делает шаг вперёд, стиснув зубы. На одно короткое, ужасное мгновение мне кажется, что он собирается ударить её, и я осознаю, что не смогу этого вынести. Я понимаю, что если он коснётся её, то я нападу на этого человека, главу нью-йоркской мафии, и не смогу остановиться. Я умру на глазах у Эстеллы, убитый его людьми, и она запомнит это на всю жизнь.

— Сейчас же! — Кричит он ей в лицо, и Эстелла вздрагивает, отшатываясь от него. Она отступает в сторону, чтобы обойти его, оглядываясь на меня с выражением, полным страха. Энтони хватает её за руку, когда она проходит мимо, наклоняется и шепчет что-то ей на ухо. Я вижу, как кровь отливает от её лица, а на глазах выступают слёзы.

Она ещё раз смотрит на меня, слёзы капают с её ресниц, а затем разворачивается и бежит обратно к дому. Я не могу винить её за то, что она ушла. Если бы она осталась, это только ухудшило бы ситуацию для нас обоих. Но когда я смотрю ей вслед, в моей груди разливается тоска, ведь я знаю, что вижу её в последний раз.

Энтони оборачивается и смотрит на меня, и на долгое мгновение воцаряется тишина. Я с трудом сглатываю, не в силах пошевелиться, пока он и трое его людей приближаются. Все инстинкты моего тела кричат мне бежать, но даже если бы я это сделал, куда бы я мог убежать? В этом городе нет места, где я мог бы спрятаться от Энтони Галло. Возможно, и нигде больше тоже. И я не могу оставить Эстеллу, даже если бы захотел. Не сейчас, не до последнего вздоха.

Я дал ей обещание, и, так или иначе, я собираюсь его сдержать.

— Три года, — с гневом говорит Энтони, не сводя с меня глаз. — Три года я доверял тебе самое ценное, что у меня есть. Я позволил тебе остаться в моём доме, щедро вознаградил тебя, дал всё, что ты мог бы пожелать. И вот как ты мне отплатил? — Его челюсти сжимаются. — Тем, что положил свои грязные руки на мою дочь?

Не знаю, что заставляет меня заговорить, но я всё равно открываю рот:

— Сэр, я знаю, что это было неправильно. Но я люблю...

Удар следует незамедлительно. Энтони даёт знак одному из мужчин, и тот, шагнув вперёд, бьёт меня по лицу тыльной стороной ладони с такой силой, что у меня разбивается губа, и перед глазами вспыхивают искры. На том, кто меня ударил, надеты защитные перчатки, я это знаю. У меня складывается ощущение, что челюсть треснула.

— Любишь? — Энтони словно выплёвывает это слово. — Ты думаешь, что смог бы любить мою дочь? Ты считаешь, что я вырастил её, дал ей образование и сделал из неё то, что она есть, чтобы потом передать её тебе, её телохранителю? В качестве чего?

Я с трудом сглатываю, вытирая кровь с губы. Что бы ни случилось, я думаю, чувствуя, как от силы удара у меня слегка кружится голова, я умру стоя, если смогу.

— Я бы умер за неё, сэр, — произношу я вслух, отчётливо произнося каждое слово, пока кровь стекает по моему подбородку, и Энтони злобно улыбается.

— Это можно устроить.

Он жестом приглашает мужчин выйти вперёд, и я замечаю в руках одного из них застёжку-молнию. На мгновение мне приходит в голову, что я мог бы попытаться бороться, что я мог бы одолеть этих троих мужчин, освободиться и пойти искать Эстеллу. Мы могли бы убежать вместе, скрыться… И что же будет потом? Даже если я одолею этих людей, в поместье полно преданных Энтони слуг. Я не уверен, что Брик и другие, кого я хорошо знаю, не остановят меня. В конце концов, именно об этом предупреждал меня Брик – о падении, которое неизбежно следует за достижением большего, чем то, что мне было суждено в жизни.