Не дожидаясь, пока она начнёт спорить, я двигаюсь вперёд быстрыми и уверенными шагами, направляясь прямо на двух мужчин, преграждающих нам путь. Они поражены моим прямым нападением и колеблются ровно столько, сколько мне нужно, чтобы сократить дистанцию.

Первый из них пытается поднять пистолет, но я уже рядом. Я выбиваю его из рук и наношу удар кулаком в солнечное сплетение. Он сгибается пополам, и я наношу удар коленом в лицо. В это время второй мужчина успевает выстрелить, но пуля пролетает мимо, когда я поворачиваюсь, используя тело первого мужчины как щит. Я бросаюсь вперёд и прижимаю его к земле. Мы сцепляемся в грязи, его пистолет зажат, между нами. Я бью его локтем в горло: раз, другой, пока он не ослабляет хватку. Я вырываю оружие, бью прикладом ему в висок, и он обмякает подо мной.

— Сейчас же, Эстелла! — Кричу я, направляя пистолет на людей, которые всё ещё приближаются от ворот. Я дважды стреляю, заставляя их укрыться. Я не знаю, сколько патронов осталось в оружии, которое я схватил, но нам нужно действовать быстро. Возможно, там всего одна или две пули.

Эстелла стремительно бежит к машине, её платье развевается за спиной, словно розовая вспышка в ночи. Она добегает до автомобиля, дёргает за ручку дверцы, и она открывается… слава богу, водитель, который приехал на этом автомобиле, был очень тороплив. Эстелла проскальзывает внутрь.

Я продолжаю стрелять, пока пистолет не разряжается, отступая к машине и прижимая людей к земле. Через лобовое стекло я вижу, как Эстелла лихорадочно ищет ключи. Я бегу к водительскому месту, жестом приглашая её сесть сзади, а сам наклоняюсь и дёргаю за провода под рулевой колонкой. Сейчас придут люди, и очень быстро, а у нас нет времени. К счастью, я знаю, как завести машину за считанные секунды. Двигатель с рёвом оживает, и я слышу, как пули отскакивают от гравия. Я выжимаю газ, выворачивая руль из стороны в сторону, когда седан изо всех сил бросается вперёд.

Шины вращаются, взметая гравий, прежде чем найти опору, и мы мчимся вперёд, набирая скорость по служебной дороге. В зеркале заднего вида я вижу, как Вито выходит из ворот, его лицо искажено яростью, когда он наблюдает за нашим бегством. Он поднимает руку, указывая на удаляющуюся машину, и его губы произносят слова, которых я не слышу, но могу прочитать по губам:

— Найдите их. Убейте его. Верните её обратно.

В зеркале заднего вида я замечаю, как Эстелла начинает подниматься с заднего сиденья, и быстро делаю жест рукой, чтобы она оставалась на месте. Костяшки пальцев другой руки, сжимающей руль, побелели, когда я резко поворачиваю налево, направляясь к шоссе.

— Они найдут нас, Себастьян, — шепчет она. — У моего отца повсюду связи. У Вито тоже. Они никогда не перестанут охотиться на нас...

— У меня тоже есть кое-какие связи, — отвечаю я. Не такие, как у них, и мы оба это знаем. Но у меня есть решимость, и я люблю женщину, смотрящую на меня с заднего сиденья, больше, чем свою собственную жизнь. Это, черт возьми, должно что-то значить, верно?

— Куда мы направляемся? — Спрашивает Эстелла, и я глубоко вздыхаю.

— В долгосрочной перспективе? Я не знаю. Но сейчас?

Я оглянулся через плечо на неё, сидящую на заднем сиденье седана, с растрёпанными волосами и испуганным взглядом.

— Мы едем домой, — говорю я.

ЭСТЕЛЛА

Я с недоумением смотрю на него.

— Домой? Но ты же живёшь в особняке...

Себастьян бросает на меня взгляд в зеркало заднего вида.

— У меня есть своё жильё в городе. Там я могу хранить вещи, для которых не нашлось места в моей комнате в особняке, или если мне хочется побыть одному время от времени.

Ревность пронзает меня, как стрела. Мне не нужно, чтобы он объяснял, зачем ему нужно уединение. У меня скручивает живот при мысли о том, что он с другой женщиной, целует и прикасается к кому-то ещё так же, как целовал и обнимал меня. И более того… Я даже не совсем понимаю, что это значит. У меня есть идея, но нет реальных знаний. Однако Себастьян знает. Я уверена, что в его постели было много женщин. Ревность прожигает меня насквозь, и я отворачиваюсь, чтобы не видеть в зеркале заднего вида его глаза, тёмные и решительные, когда мы удаляемся от единственного дома, который я когда-либо знала.

— Нам нужно добраться туда, взять кое-какие вещи и двигаться дальше, — говорит Себастьян, пристально глядя на дорогу и резко поворачивая направо. — Мы не можем здесь долго оставаться.

Моё сердце бешено колотится, а я пытаюсь осознать, что происходит. Всё случилось так быстро. Кажется, что с тех пор, как Вито схватил меня прижимая к розовым кустам, и до того момента, как мы с Себастьяном умчались прочь от особняка, прошло всего мгновение. Менее получаса назад я была на вечеринке по случаю своей помолвки, рассеянно улыбаясь гостям, а Вито держал меня за руку, словно в тисках. Я смотрю на ту же руку, на овальный пасьянс, упрямо сверкающий в тусклом свете. Теперь я сижу на заднем сиденье угнанной машины, уезжая со своим телохранителем от всего, что когда-либо знала. Кажется, он даже больше не мой телохранитель. Он определенно больше не работает на моего отца. Он мой... Я не могу выразить словами, кем он является для меня. И почему-то это делает всё происходящее ещё более пугающим.

— Себастьян, что мы наделали? — Шепчу я. Оглядываю своё платье, часть вышивки оторвалась, когда мы бежали по саду, а само платье зацепилось за ветки. Меня не волнует само платье, я купила его для мероприятия, которого никогда не хотела, и мне не терпится избавиться от него. Но вид этого испорченного платья, которое, вероятно, стоило годовой зарплаты Себастьяна, служит шокирующим напоминанием о том, какой огромный шаг мы совершили, – словно прыгнули со скалы без парашюта.

— Мы спасаем тебя от Вито Бьянки, — говорит Себастьян, резко поворачивая машину на очередном крутом вираже. Его голос полон напряжения. — От жизни, полной жестокости и насилия, от необходимости быть рядом с мужчиной, которого ты ненавидишь и улыбаешься, пока он демонстрирует тебя как идеальную жену-трофей. От того, как вы стоите рядом, улыбаетесь, а вернувшись домой, ты незаметно покупаешь ещё косметики, чтобы скрыть синяки.

Его взгляд снова встречается с моим в зеркале заднего вида.

— Я не мог оставить тебя там с ним, — произносит он уже тише. — Я просто не мог, голубка.

Я моргаю, поражённая этим прозвищем. Встретившись с ним взглядом, я чувствую, как по спине пробегает дрожь. Его глаза совсем не похожи на взгляд Вито: они тёплые, а не ледяные, полны эмоций и страстного желания, а не похоти и собственничества. Я тоже замечала моменты собственничества в Себастьяне, но они были другими. Они вызывали у меня иные чувства.

Он – единственный мужчина, которому я когда-либо желала принадлежать.

— Пригнись, — тихо говорит Себастьян, выезжая на главную улицу. — Возможно, они уже ищут эту машину. Нам нужно как можно скорее завершить всё это. Я киваю, сползая на заднее сиденье, прислушиваясь к шуму уличного движения и наблюдая за мелькающими уличными фонарями, пока Себастьян вновь набирает скорость.

— Будет хуже, если он поймает тебя после того, как ты попытаешься увести меня, — шепчу я, не уверенная, кого именно я имею в виду, моего отца, Вито или обоих. — Почему ты так рискуешь, Себастьян?

Я замечаю, как напрягается его челюсть, и его глаза снова на мгновение встречаются с моими в зеркале заднего вида, в них мелькает что-то грубое и беззащитное.

— Ты знаешь почему, принцесса, — отвечает он.

Внезапно воздух между нами наполняется напряжённостью, наполняясь знакомыми ощущениями. Я с трудом сглатываю, чувствуя, как учащается пульс в горле, когда смотрю на руки Себастьяна, сжимающие руль, руки с длинными пальцами, сильные, с выступающими венами. Руки, которые я ощущала на своём теле в течение мучительно короткого промежутка времени.

Я замечаю всё ещё заживающие раны на его запястьях от наручников, которые он получил в ту ночь, когда мой отец избил его. Я вздрагиваю, осознавая, что ему, должно быть, всё ещё больно от всего этого. Как бы я хотела забрать у него эту боль.