Вито, ухмыляясь, смотрит на меня.

— Какое тебе дело? — Резко спрашивает он. Я холодно улыбаюсь, наслаждаясь вновь обретённой уверенностью в своих действиях.

— Я её телохранитель, мистер Бьянки, — решительно отвечаю я. — Её безопасность – моя главная задача. Её отец попросил меня сопровождать вас двоих, чтобы гарантировать её защиту, в том числе не допустить, чтобы к ней прикасался мужчина, который пока даже не является её официальным женихом, не говоря уже о муже.

Выражение глаз Вито предсказывает последствия моего разговора с ним. Но пока мне не придётся с этим столкнуться, и сейчас для меня важно только одно – не дать ему прикоснуться к Эстелле.

Вито отпускает Эстеллу, отступает от неё и приближается ко мне.

— Энтони упоминал, что ты приедешь с ней, когда мы поженимся. Он ясно дал понять, что твоё дальнейшее пребывание в качестве её телохранителя было частью соглашения, — его глаза сужаются. — Однако это не значит, что я не могу превратить твою жизнь в ад, если ты будешь вмешиваться в мою жизнь. Ты понимаешь, что я имею в виду? Когда она станет моей женой, она будет моей. Я буду прикасаться к ней так, как захочу. Твоя задача будет заключаться в том, чтобы защищать её от внешних угроз, а не от меня.

Смысл его слов предельно ясен. Я бросаю взгляд на Эстеллу, чьи глаза теперь широко раскрыты от страха, и задаюсь вопросом, изменит ли что-то, если я расскажу Энтони об этом разговоре. Поверит ли он мне. Я думаю, он бы так и сделал, если бы не то, что произошло в саду. Теперь же доверие, которое существовало между мной и моим работодателем, разрушено. Вито будет отрицать этот разговор, а Энтони будет полагать, что все наши споры с Эстеллой связаны только с нашими чувствами друг к другу.

Это было последствием, о котором я даже не подозревал, когда на несколько приятных мгновений поддался тому, чего так сильно желал. И теперь я не знаю, как с этим справиться.

— Не смотри на неё, — резко говорит Вито. — Смотри на меня. Ты меня понимаешь?

Я коротко киваю, потому что в данный момент не могу сделать ничего другого. Но когда я отступаю назад, наблюдая, как Вито, словно ничего не произошло, возвращается к Эстелле, всё, о чем я могу думать, это о том, что я должен найти выход из этой ситуации для неё. Для нас обоих.

Если я этого не сделаю, то обещание, которое я ей дал, потеряет всякий смысл.

А это единственное обещание, которое я не могу нарушить.

ЭСТЕЛЛА

Хрустальная люстра, расположенная над столом в парадной столовой, отбрасывает неровный свет на нас троих: меня, моего отца и Вито. Я всё ещё ощущаю себя разбитой, как будто я медленно распадаюсь на части. Это уже третий ужин с Вито, и я не знаю, как мне удастся выдержать его до конца жизни.

Я сижу прямо, как меня учили, моя спина прямая и ровная. Вито находится справа от меня, а мой отец во главе стола. Я почти ничего не ела уже три дня, но у меня по-прежнему нет аппетита, когда я смотрю на телячью котлету на своей тарелке, украшенную вишнёвым сиропом и окружённую нежными запечёнными овощами и сливочным ризотто.

Вито, напротив, ест с жадностью. Его нож разрезает стейк с хирургической точностью, и красный сок разливается по тарелке. На мгновение я представляю, как хватаю свой нож и вонзаю его в его грудь. Я представляю, как его красные капли стекают по моей руке, тёплые и всё ещё наполненные жизнью, и вижу шок в его глазах.

Кровь застывает у меня в жилах, когда я понимаю, о чём думаю. Я представляю, как убиваю человека. Вот к чему я пришла, вот что сделал со мной выбор моего отца. Я представляю убийство, потому что моя собственная жизнь превратилась в сплошной ад.

Я не поднимаю глаз. Я знаю, что если сделаю это, то увижу Себастьяна, который стоит на страже, вместе с двумя другими телохранителями, расположившимися в разных углах комнаты. Я понимаю, почему Себастьян здесь. Мой отец хочет, чтобы он был свидетелем каждого момента, проведённого с Вито. Он хочет видеть каждый взгляд, каждое прикосновение и слышать каждое слово в нашем разговоре. Что касается двух других телохранителей, то они принадлежат Вито.

Раньше во время семейных трапез мы никогда не пользовались охраной. Но Вито требует, чтобы его еда была под охраной везде и всегда. У него развилось преувеличенное чувство собственной важности, граничащее с паранойей, из-за чего он считает, что ему постоянно угрожает опасность быть убитым, подвергнуться нападению или быть отравленным.

Я хочу сказать ему, что если мой отец, который является одним из самых могущественных донов мафии за пределами Сицилии, смог прожить так долго и может спокойно ужинать, то с Вито тоже всё будет в порядке. Но он не женится на мне из-за моего мнения. Он уже ясно дал это понять. Наш брак заставит меня замолчать ещё больше, чем это уже произошло в мире, в котором я живу. Я не осмеливаюсь заговорить о возможности открытия художественной галереи, о которой всегда мечтала, или о том, что я могла бы делать со своими картинами в будущем. Я даже не рассказала Вито о своём дипломе по истории искусств или о своей любви к живописи. Не думаю, что смогла бы вынести, если бы он начал это порочить.

— Сегодня телятина просто восхитительна, — говорит Вито, глядя на моего отца. — Ваша семейная повариха превзошла себя.

Энтони улыбается с благодарностью.

— Я обязательно передам этот комплимент ей. Мы наняли её много лет назад, и у меня никогда не было причин жаловаться.

Вито усмехается.

— Возможно, мне стоит попросить внести изменения в брачный контракт. Мы могли бы взять повара с собой в наш новый дом. Как тебе эта идея, красавица?

Я вздрагиваю от этого ласкового обращения. Я знаю, что должна сказать, но всё равно отвечаю по-другому, как будто не могу контролировать свои чувства.

— Я думаю, она бы предпочла остаться здесь, где проработала пятнадцать лет. Я уверена, что мы сможем найти собственного повара.

Мысли о том, чтобы жить в одном доме с Вито, нанимать персонал и о всех неизбежных изменениях, которые вскоре наступят, заставляют меня чувствовать беспокойство. Мне не нужно поднимать взгляд, чтобы понять, что Вито раздражён.

— Я подумал, что тебе это может понравиться, — говорит он с нотками раздражения в голосе, нарезая ещё один кусок телятины. — Немного твоего старого дома в твоём новом. Но как тебе будет угодно, красавица. Хозяйство, конечно, останется за тобой.

— Конечно. — Я поджимаю губы, кипя от злости внутри. Конечно, всё, что я могу делать, это вести домашнее хозяйство. Конечно, мой отец должен выдать меня замуж за другого мужчину, чтобы обеспечить моё наследство, вместо того чтобы позволить мне стать единственной наследницей Галло, как стал бы мой брат. Конечно, мои обязанности будут ограничиваться ведением домашнего хозяйства и больше ничем. Моё место в семье чётко определено: дом, дети и обязанности жены, и ничего больше.

Я – просто тёплое тело, которое может использовать мой муж, племенная кобыла, и даже больше. С каждым нашим разговором Вито делает это всё более очевидным.

— Я тут подумал, — продолжает Вито, отправляя в рот кусочек телятины и с удовольствием пережёвывая. — Почему бы нам не подписать контракт раньше? Мы могли бы перенести вечеринку по случаю помолвки. У Эстеллы было бы лето, чтобы спланировать свадьбу, а мы могли бы пожениться в начале осени. В конце концов, никто не любит свадьбы в холодную зиму. Мы могли бы оформить всё официально к концу недели, если священник найдёт время, чтобы присутствовать при подписании бумаг.

Я замираю, чуть не роняя вилку.

— Так скоро. Но смысл того, что ты живёшь здесь...

Вито поворачивается и смотрит на меня, его глаза холодны, словно осколки льда, несмотря на широкую улыбку.

— Зачем ждать, если ты уверена? Я уверен в тебе, красавица. Я был уверен с того момента, как встретил тебя. — Его слова полны романтики, но выражение лица совсем не соответствует. — Я не хочу ждать, Эстелла. Я хочу, чтобы ты стала моей женой как можно скорее. Мы с твоим отцом пришли к согласию. Семьи беспокоятся, желая знать, кто унаследует огромное состояние Галло. Зачем оставлять всё в подвешенном состоянии? Помолвка состоится летом, а свадьба – осенью.