— Почему? — Она откидывает волосы назад, свирепо глядя на меня. — Потому что ты снова меня поцелуешь?
— Потому что у меня встанет, а это чертовски больно прямо сейчас, — выдавливаю я сквозь зубы. — Чёрт возьми, принцесса, мы не можем... мы не можем этого делать. Мы не можем бороться. Это ничему не поможет.
— Это то, чего он хочет, — бормочет она. — Вот почему он оставил тебя в живых. Так что мы оба можем страдать из-за происходящего, но особенно ты. Теперь он никогда не позволит тебе уйти. По крайней мере, до тех пор, пока он не убедится, что ты достаточно наказан.
— Я бы вытерпел это снова. — Мой голос срывается, и вопреки собственной воле, вопреки всему, что, как я знаю, разумно, я протягиваю руку и касаюсь ее подбородка, поворачивая её лицо к себе. — Эстелла. Ты слышишь меня? Я бы вытерпел всё это снова ради того поцелуя. Но мы не можем бороться друг с другом. Я должен защитить тебя от...
— Что? — Она поджимает губы, отстраняясь от моего прикосновения. — От чего ты хочешь меня защитить, Себастьян? От людей, которые хотят причинить мне боль? Ты не можешь защитить меня от моего собственного мужа, а он будет причинять мне боль при каждом прикосновении. Ты можешь быть чертовски уверен, что мой отец позаботится о том, чтобы ты охранял меня, чтобы ты знал каждый раз, когда Вито будет трахать меня. Чтобы ты мог наблюдать, как я вынашиваю и рожаю его детей, и чтобы у нас с ним было всё, чего мы с тобой хотим друг от друга...
Она резко замолкает, осознав, как много сказала. Эти слова ранят меня до глубины души. Слышать, как она говорит это так откровенно…
— Прости. — Она начинает вырываться из моих объятий. — Мне не следовало этого говорить. Это был просто поцелуй, я не знаю, хочешь ли ты... если бы ты мог...
— Да. — Я протягиваю руку, снова касаюсь её лица, заставляя посмотреть на меня. — Если бы мы были другими людьми, в другой жизни, Эстелла, да. Я бы хотел всего этого и даже большего.
Это ответ на вопрос, который она мне задала, на тот, на который я отказывался отвечать раньше. И как только я это произношу, я понимаю, что должен был держать это при себе. Её лицо вытягивается, и слёзы блестят в её глазах, когда она смотрит на меня.
— О Боже, Себастьян...
— Это не имеет значения, — твёрдо говорю я ей. — Мы можем мечтать, о чем угодно, но жизнь такая, какая она есть. И я буду оберегать тебя всеми возможными способами, Эстелла. Я обещаю тебе это.
Её лицо бледно от шока.
— Он будет здесь сегодня, — шепчет она. — Мне нужно пойти переодеться...
Моя челюсть сжимается, мышцы на ней подёргиваются. Честно говоря, я тоже не знаю, как я это вынесу, как я буду смотреть, как она проводит день за днём с Вито, принимает его кольцо, его поцелуи, произносит клятвы в день их свадьбы и всё, что последует за этим. Я не знаю, как я удержусь от того, чтобы не ворваться в комнату в их первую брачную ночь и не перерезать ему грёбаное горло прежде, чем он успеет прикоснуться к ней.
Но альтернатива – оставить её, уйти и надеяться, что Энтони Галло не потащит меня обратно, чтобы я предстал перед его извращённой версией правосудия, и при этом не оставить Эстеллу без моей защиты.
Я могу нарушить свою клятву, данную ей, или мы можем жить в аду вместе. На самом деле это не выбор.
— Иди. — Я делаю шаг назад. — Тебе следует убедиться, что ты готова. Нет смысла злить Энтони ещё больше.
Эстелла смотрит на меня со страданием в глазах, но кивает и, протиснувшись мимо меня, направляется к лестнице. Я смотрю ей вслед, чувствуя, как трещины в моем сердце раскрываются всё шире, одна за другой, с каждым шагом, который она делает, удаляясь от меня.
***
Ровно в шесть вечера подъезжает лимузин Вито Бьянки. Пока Эстелла приводила себя в порядок, я обсуждал детали безопасности с Бриком, который, взглянув на меня, явно приложил немало усилий, чтобы скрыть шок на своём лице. Он должен был каким-то образом догадаться, что я попал в беду, хотя трое парней, которым Энтони поручил меня обработать, не осмелились бы и словом обмолвиться об этом и о причинах. Точно так же Брик ничего не сказал, просто объяснил детали дополнительной охраны, как будто я не стоял там с таким видом, будто провёл двадцать раундов на ринге с Майком Тайсоном.
Короче говоря, в ближайшие несколько недель особняк будет усилен охраной, поскольку Вито также приведёт с собой своих людей. Это означает, что у нас с Эстеллой будет очень мало шансов побыть наедине, и хотя в глубине души я знаю, что это к лучшему, это всё равно причиняет мне боль изнутри. Я должен убедить окружающих, что нет никаких признаков неподобающего поведения, что я всего лишь её телохранитель во всех мыслимых и немыслимых отношениях. Это то, что должно произойти в любом случае, но это похоже на грёбаный смертный приговор.
Если честно, каждое мгновение после того поцелуя было похоже на смерть.
Все основные сотрудники выстроились в очередь, чтобы поприветствовать мистера Бьянки, от Брика и меня до экономки, главного повара и нескольких других сотрудников, включая личного камердинера, который будет прикреплён к нему, пока он здесь. Энтони Галло стоит перед особняком, Эстелла рядом с ним в великолепном черном шёлковом платье, которое ниспадает ей на грудь и треплет ноги на поднявшемся ветру. Я знаю, что она специально выбрала черный цвет.
Она снова в трауре. Теперь не только из-за брата, но и из-за своей собственной жизни. Из-за возможности того, что могло бы быть, родись она какой-нибудь другой женщиной. А если бы так и было, размышляю я, наблюдая, как сверкающая машина въезжает в ворота и направляется к нам по подъездной дорожке, мы бы вообще никогда не встретились.
Ирония ситуации чертовски болезненна.
Я старательно сохраняю невозмутимое выражение лица, маска отстранённости надета на меня, как броня, когда Вито выходит из машины, одетый в светло-коричневый льняной костюм и широко улыбающийся.
— Энтони! — Он приветствует дона как старого друга, обмениваясь воздушными поцелуями в обе щёки, как старые сицилийские доны, прежде чем похлопать его по спине. Энтони отвечает на этот жест с довольным выражением на лице, слегка поворачиваясь, чтобы представить Эстеллу. Она выглядит бледной, как мраморная скульптура, почти такой же белой, как камень особняка позади неё, но на её губах появляется улыбка, и она протягивает Вито руку. Он подносит его ко рту, прижимаясь губами к тыльной стороне её ладони, и ярость вспыхивает во мне, как лесной пожар.
— Моя прекрасная дочь, — с гордостью говорит Энтони. — Скоро она станет твоей прекрасной женой. Добро пожаловать в мой дом, Вито. Мы все сделаем всё возможное, чтобы ты чувствовал себя здесь как дома.
— Я очень рад быть здесь. И я благодарен за возможность насладиться вашим гостеприимством, пока я ищу дом, в котором мы с женой будем жить после нашей свадьбы.
Эстелла, улыбаясь, замирает на месте.
— Я бы не хотела торопить события, — нежно говорит она. — Я с нетерпением жду этих недель, чтобы лучше узнать тебя, Вито. — Она делает ударение на слове «недели». — В конце концов, чтобы быть хорошей женой, я должна узнать тебя. Я не хочу ничего делать преждевременно.
— Мы бы этого совсем не хотели! — Смеясь, соглашается Вито и подмигивает Энтони. — Но, честно говоря, мне не терпится сдвинуть дело с мёртвой точки. В конце концов, у меня нет сомнений, что мы поженимся, красавица.
От этого ласкового слова у меня внутри поднимается желчь. Я заставляю себя оставаться неподвижным, отделяя свои мысли и эмоции от тела. Я не могу показать гнев или волнение, ведь я знаю, что Энтони наблюдает за мной.
— Конечно, — скромно бормочет Эстелла. — Думаю, сейчас подадут ужин, Вито. Нам пора идти в дом.
— Превосходно. Я умираю от голода. Я с нетерпением ждал возможности снова поужинать за твоим столом, Энтони.
Прислуга начинает расходиться: новый камердинер Вито отправляется помогать с багажом, Брик уходит обсудить дела с начальником службы безопасности Вито, а остальные домашние возвращаются к своим обязанностям. Я следую за ним, зная, что во время ужина от меня потребуется охрана. Обычно я не стою на страже во время приёма пищи, так как это всегда делают только Эстелла и Энтони, если только это не мероприятие, подобное этому. Энтони ни за что не позволил бы мне отказаться от этой детали ужина.
