А затем я поворачиваюсь и стремительно выхожу из комнаты.

Когда я просыпаюсь в своей постели, сквозь занавески пробиваются первые лучи утреннего солнца. Я медленно сажусь, и моё тело начинает протестовать: мышцы ноют после вчерашних попыток перевернуть Себастьяна. Воспоминания о прошлой ночи нахлынули на меня с новой силой.

Сад. Поцелуй. Мой отец, заставший нас. Ужас, с которым я ждала звука, означающего смерть Себастьяна. Его вид, почти уничтоженного, лежащего на кровати внизу…Выражение его лица, когда он увидел меня у своей постели. Его понимание, что я должна уйти.

Я провожу пальцами по волосам, чувствуя боль в груди. То, что произошло прошлой ночью, больше никогда не повторится. Я знаю это с абсолютной уверенностью. И все же, теперь, когда я знаю, каково это, прикасаться к Себастьяну, кажется невероятным, что это больше не повторится. Я люблю его, думаю я с той же глухой болью, и я понимаю, что это не имеет значения. Люблю ли я его, любит ли он меня, всё это не имеет значения. Если мой отец снова почувствует запах предательства, он не пощадит Себастьяна. Он уже говорил это прошлой ночью. Он не убьёт Себастьяна, но будет причинять ему боль снова и снова, пока мы не усвоим урок. И каждый раз это будет моя вина, потому что, если я говорю «нет», Себастьян всегда останавливается.

Если это повторится, именно я подтолкну нас к краю пропасти. И я не могу этого допустить.

Раздаётся стук в дверь, и я сажусь немного прямее, разглядывая своё испорченное вечернее платье, и вскакиваю с кровати прямо перед тем, как горничная открывает дверь, хватаю платье и прячу его под подушки. Последнее, что мне нужно, это чтобы пошли сплетни о том, что я была в комнате Себастьяна и помогала ему, и чтобы это дошло до моего отца.

— Вот твой завтрак, — говорит она, ставя поднос на стол возле камина. — И твой отец просил напомнить тебе, что в полдень ты должна встретиться с мистером Бьянки.

— Блядь! — Я прижимаю пальцы к вискам, чувствуя, как пульсирует головная боль. Хотя, наверное, это не должно помешать мне плавать на яхте, особенно после прошлой ночи. — Ладно, — выдавливаю я из себя. — Спасибо. Я бы ни за что это не пропустила.

После её ухода я смотрю на поднос с завтраком, понимая, что не смогу съесть ни кусочка овсянки, сосисок и яичницы-болтуньи, которые там находятся. В животе всё переворачивается каждый раз, когда я думаю о вчерашнем вечере и о том, что мне предстоит сделать сегодня. Вместо этого я достаю платье из-под подушек и прячу его как можно глубже в шкаф, прежде чем отправиться в душ.

Все мои мысли заняты Себастьяном. Удалось ли ему вчера вечером принять душ? Добрался ли он до кровати? Он всё ещё спит? Или, возможно, он уже покинул этот мир? Я не могу быть уверена, но мне страшно, и моя грудь сжимается от тревоги, когда я стою под горячей водой. К сожалению, я ничего не могу сделать, чтобы узнать правду. Утром, в разгар дня, я не могу пробраться в его комнату незамеченной. Если меня поймают, для него всё станет ещё хуже.

Выйдя из душа, я насухо вытираюсь и надеваю жёлтый кружевной сарафан с аккуратным вырезом в форме сердца и подолом чуть ниже колен. Он идеально подходит для прогулки на яхте, а также сандалии и соломенную шляпу.

Пока я готовлюсь к предстоящему дню, страх сковывает меня. Но вот наконец, наступает половина двенадцатого, и я спускаюсь вниз, чтобы встретиться с тем, кто составит мне компанию на этом «свидании».

Как я и предполагала, Себастьяна нигде не видно. Брик ждёт меня с двумя другими мужчинами, и я пытаюсь найти на его лице какие-то признаки того, что он знает, что случилось с Себастьяном. Но даже если он и знает, я не могу понять, что он чувствует по этому поводу. Я вообще не могу его понять.

Сегодня слишком прекрасный день для того, что происходит сейчас. Небо ослепительно голубое, на нём всего лишь несколько пушистых облачков, и достаточно жарко, чтобы прогулка по воде казалась восхитительной, если бы я гуляла с кем угодно, только не с Вито.

Я молча сижу на заднем сиденье автомобиля, пока меня везут в гавань. Брик расположился на переднем пассажирском сиденье, и вокруг царит тишина. Я стараюсь не думать о Себастьяне, но не могу избавиться от мыслей о том, как ему больно, спит он или бодрствует, и вызвали ли наконец для него врача. В груди у меня ощущается тяжесть, словно кто-то вынул моё сердце и оставил его там. Я больше не чувствую себя разбитой. Вместо этого я ощущаю оцепенение, как будто мои ноги сами несут меня вперёд, сквозь череду событий, которые, как я знаю, я должна завершить.

Вито уже ждёт меня в доках, одетый в шорты цвета хаки и гавайскую рубашку с короткими рукавами. Он расстегнул её так низко, что видны толстые золотые цепи, свисающие с его покрытой тёмным мехом груди. Это почти карикатура на босса итальянской мафии или, в его случае, на его заместителя. Я бы рассмеялась, если бы не чувствовала себя такой разбитой сегодня. Однако всё, что я могу сделать, это надеть на лицо приятную улыбку и последовать за ним, а моя охрана – за мной.

Сейчас я чувствую себя вдвойне обязанной пройти через это и дать Вито понять, что я хочу быть здесь. Если я этого не сделаю, боюсь, что мой отец снова отыграется на Себастьяне, и любая моя неудача будет вымещена на нём, особенно теперь, когда мой отец знает, что он важен для меня.

Яхта, словно жемчужина, сияет на фоне голубой воды, нетронутая и элегантная. Это откровенное проявление богатства не производит на меня того впечатления, которого, как мне кажется, ожидает Вито.

Мой сарафан развевается вокруг ног, когда я выхожу вслед за Вито на палубу. Солёный морской бриз отбрасывает несколько прядей волос мне на лицо, и я поднимаю руку, чтобы убедиться, что моя соломенная шляпа не улетела. Солнечный свет отражается от полированного металла и стекла, заставляя меня щуриться, когда я пытаюсь сохранить приятное выражение лица. Если я должна сыграть эту роль, чтобы с Себастьяном больше ничего не произошло, то я так и сделаю. Чего бы мне это ни стоило и как бы тяжело ни было.

— Мисс Галло, добро пожаловать на «Аргоменти», — с гордостью объявляет Вито. Он протягивает мне руку, и когда приближается, я чувствую густой аромат его цитрусового одеколона. Я с трудом сглатываю. Мне трудно представить себя замужем за этим мужчиной, позволяя ему прикасаться ко мне, проводить с ним дни и ночи. И всё же, возможно, это будущее, с которым мне придётся смириться.

Я никогда, никогда не смогу показать, что чувствую на самом деле. Никому. Чувство одиночества охватывает меня, и мне трудно растянуть губы в приятной улыбке, которую, я знаю, требует от меня эта прогулка. Я больше не могу позволить себе роскошь показывать свои истинные эмоции. Даже Себастьяну, который, в конце концов, может сломаться, если узнает, насколько я несчастна.

Вито ведёт меня на экскурсию по яхте. Сначала он берёт меня под руку, а потом, когда мы проходим через тесное пространство, кладёт ладонь на мою поясницу. Яхта кажется менее впечатляющей, чем та, которую описывал мне раньше Нико Адамос, хотя я и не говорю этого. Я думаю, что Нико, возможно, преувеличивал.

Он показывает мне курительную комнату, отдельную гостиную и камбуз, а также спальни. Он останавливается у самой большой из них и открывает дверь, чтобы я могла увидеть комнату, которую мы могли бы делить, и я чувствую комок в горле.

Каюта сама по себе роскошная, не хуже любого пятизвёздочного отеля, но при мысли о том, чтобы разделить постель с Вито, меня охватывает тошнота. Я лениво размышляю, как мне пережить свою первую брачную ночь, если мой отец выберет его, если даже мысль о постели и о нём вызывает у меня отвращение. Сейчас трудно думать о чём-то другом, кроме него – моего самого близкого друга, моего телохранителя, который лежит в тёмной комнате с избитым до полусмерти лицом и телом из-за украденных поцелуев, о которых я умоляла.

Несколько украденных мгновений, которыми я буду дорожить и о которых буду сожалеть вечно, из-за того, что это с ним сделало. Накажет ли Вито Себастьяна, если я его разозлю? Неужели Себастьян теперь навсегда останется заложником моего хорошего поведения? От этой мысли мне становится вдвойне плохо, и я не могу скрыть своё состояние, когда мы выходим на залитую солнцем палубу.