— Это…стоит…того…

— Что? — Спрашиваю я, моргая и глядя на него сквозь слёзы. — Это стоило того, чтобы поцеловать меня?

Он едва заметно кивает, его нежные зелёные глаза на мгновение встречаются с моими, прежде чем снова закрыться.

— Блядь, — бормочу я себе под нос, оглядываясь по сторонам. Нужно что-то делать. Я очень сомневаюсь, что мой отец позаботится о вызове врача, а Себастьян выглядит ужасно. Я почти ничего не вижу спереди, но замечаю рану на запястье, похожую на след от наручников, которая всё ещё кровоточит. Его рука, бок и нога покрыты рубцами, порезами и темнеющими кровоподтёками. Думай, Эстелла….

Я встаю и спешу в ванную. Там должна быть аптечка первой помощи. Мои поиски занимают несколько минут, но вскоре я нахожу её, задвинутую в дальний угол шкафчика под раковиной. Я хватаю её, возвращаюсь в спальню и забираюсь на кровать рядом с Себастьяном.

— Это будет больно, — шепчу я, обращаясь к Себастьяну. — Но мне нужно, чтобы ты перевернулся на спину. Ты поможешь мне? — Спрашиваю я, неуверенная, смогу ли я пошевелить его, если он снова потеряет сознание. Я протягиваю руку, чтобы осторожно ухватить его за плечо и попытаться перевернуть. Себастьян издаёт болезненный стон.

— Черт, — бормочу я, вставая с кровати и обходя его с другой стороны. Я прилагаю усилия, толкая его в плечо и верхнюю часть груди, и Себастьян снова стонет, когда начинает переворачиваться, хотя бы для того, чтобы избежать давления.

— Нет... — выдыхает он, переворачиваясь на спину, и на мгновение я не понимаю, почему. Моя первая мысль, что он не хочет, чтобы я видела его обнажённым, но затем я замечаю его и осознаю, что он просто не хотел, чтобы я видела его в таком виде.

Передняя часть его тела покрыта множеством ран. Почти каждый дюйм кожи покрыт рубцами, некоторые из них рассечены, а его ноги от колен до лодыжек покрыты синяками. Мой взгляд невольно скользит вниз, и я не могу сдержать удивление, когда вижу, в какой беспорядок превратилось то, что там находится. Его член настолько набух, что даже я, несмотря на свою невинность, понимаю, что это не имеет ничего общего с возбуждением. Он покоится поверх покрытого синяками мешочка плоти, испещрённого разноцветными пятнами, которые выглядят совершенно неправильно. Кроме того, он выглядит так, будто вот-вот лопнет, словно спелый плод, который вот-вот взорвётся.

Слёзы наполняют мои глаза, стекая по щекам, когда я вижу раны, которые покрывают каждый дюйм его тела. Я чувствую, как в моей груди зарождается жгучая ненависть, которой я никогда раньше не испытывала. Я никогда никого не ненавидела. Но я никогда не могла представить, что мой отец способен на такие жестокие действия, причинить кому-то такую боль. Я была шокирована и опустошена.

Ещё раньше, когда я думала, что он может убить Себастьяна, я думала, что это произойдёт быстро, всё что угодно, только не это.

Я не знаю, с чего начать, и вслепую осматриваю аптечку. Глаза Себастьяна снова открываются, и он смотрит на меня с таким выражением, что я понимаю: он почти без сознания от боли.

— Будет больно, — шепчу я, доставая спиртовые тампоны. — Это будет очень болезненно, и мне нужно, чтобы ты был как можно тише, если сможешь. Если кто-то застанет меня здесь...

— Он не... убьёт... меня, — хрипло бормочет Себастьян. — Просто... изобьёт меня… снова. Отрежет... что-нибудь… он так сказал.

Я понимаю, что он не в себе, иначе он не стал бы говорить мне такие вещи. Когда я смотрю на него, я чувствую, как кровь отливает от моего лица.

— Он так сказал? — Шепчу я, и Себастьян слегка кивает, наклонив голову в мою сторону.

— Тебе следует... уйти, — выдавливает он из себя, но я качаю головой.

— Ты хочешь, чтобы я ушла, потому что он может снова причинить тебе боль? — Шепчу я, и Себастьян произносит слово, которое звучит почти как «нет».

— Я не хочу, чтобы тебе было… больно. Тебе не следует видеть... это.

— Я не ребёнок. — Я вскрываю упаковку со спиртом и смотрю на Себастьяна. — Хочешь что-нибудь закусить? Потому что это займёт некоторое время.

Он качает головой, но, когда я провожу влажной салфеткой по его обнажённой коже, он хватает подушку и с силой прижимает её к лицу, кусая. Мои глаза наполняются слезами, когда я склоняюсь над его телом на кровати. Я тщательно промываю каждую рану, которую могу найти, за исключением опухшей массы между его ног. Я не осмеливаюсь прикоснуться к ней. Я не могу представить, как это должно быть больно, и боюсь сделать ему ещё хуже.

— Мне нужно в душ, — с трудом произносит Себастьян, приподнимаясь на локте и с усилием приходя в сознание. — Подай мне… одну из… этих.

Я протягиваю ему одну из последних оставшихся спиртовых салфеток, и он вскрывает её, вырываясь от меня со стоном боли и наклоняясь, чтобы обработать порезы на своём набухшем члене. Я инстинктивно тянусь к его другой руке, и он хватает её, сжимая так сильно, что я с трудом сдерживаю крик, когда с шипением втягиваю в себя воздух.

Он быстро отпускает мою руку и откидывается на подушки, всё ещё стараясь держаться подальше от меня.

— Ты не должна быть здесь, — выдавливает он, и я сердито смотрю на него.

— Ну, а я здесь, — решительно отвечаю я. — Так тебе помочь дойти до душа или нет?

Себастьян проводит языком по разбитой губе, не сводя с меня глаз.

— Упрямица, — произносит он наконец, его опухшие губы слегка подёргиваются, и я киваю, продолжая смотреть прямо на него.

— Да. И я не уйду от тебя, пока не буду уверена, что больше ничего не смогу сделать.

Себастьян колеблется.

— Почему? — Наконец спрашивает он, и я наклоняюсь вперёд, убирая спутанные волосы с его лица.

— Это моя вина, — шепчу я. — Это всё моя вина. Если бы я не вмешалась, когда ты сказал...

— Прекрати… Эстелла. — Он слабо хватает меня за руки, но его пальцы крепко сжимают мои. — Я сделал то, что хотел. — Он тяжело сглатывает, отпуская меня и начиная двигаться к краю кровати.

Мне больно видеть, как он пытается встать. Я сползаю с кровати и встаю рядом с ним, чувствуя его вес на себе. Мне тяжело это выдерживать, но я помогаю ему дойти до ванной комнаты и включаю горячую воду. Он тяжело прислоняется к стене, и я вижу, как он борется с усталостью.

— Я не хотел, чтобы ты видела меня таким, — бормочет Себастьян. — Это не то, чего бы я хотел, когда ты... увидела бы меня обнажённым.

— Это не имеет значения, — поворачиваюсь к нему лицом, закусываю губу и смотрю в его зелёные глаза. — Мы не можем снова оказаться в такой ситуации, не так ли? Мы должны… держаться на расстоянии друг от друга.

При этих словах моя грудь сжимается, а боль пронзает меня насквозь. Мысль о том, что я никогда больше не смогу поцеловать его, о том, что позволю кому-то другому прикоснуться к моему телу, кажется невыносимой.

— После этого мы должны быть на расстоянии. Поэтому я не буду… — прикусываю губу, не в силах договорить до конца.

Я никогда не увижу его обнажённым, как мне бы хотелось. Мы никогда не будем лежать вместе в постели, прикасаясь друг к другу так, чтобы это не причиняло боли. Мы никогда не будем делать то, чего оба желаем. Я отдам другому мужчине свою девственность, позволю ему прикасаться и целовать меня, сделаю всё, что он захочет, но всё это время буду мечтать, чтобы это был Себастьян. Я буду желать этого всю свою жизнь, но никогда этого не получу.

Но одно я знаю точно: я не могу допустить, чтобы это повторилось. Я не хочу, чтобы Себастьян снова пострадал из-за меня.

Себастьян медленно кивает. Из-за двери душевой выходит струйка пара, и он осторожно заходит внутрь, плотно закрывая за собой дверь. Я слышу его тихий стон боли, когда вода касается его измученного тела. Но я отступаю, выхожу из ванной и возвращаюсь в спальню. Мне нужно идти. Я это знаю. Кажется невозможным оставить его, но с каждым мгновением, пока я здесь, вероятность того, что меня поймают, становится всё выше. И я уже сделала всё, что могла.

— Прости, — шепчу я, прижимая руки к бокам и сжимая их в кулаки.