Но вслед за этим выяснилось, что интересовало Сторрса больше всего, были ли Жаботинский и Рутенберг вооружены. Оба имели револьверы и признали это. Последовала длительная дискуссия о револьверах. Сторрс требовал, чтоб они их сдали, а Хауз угрожал, что в противном случае он их арестует. Наконец Жаботинский, которого все еще считали английским офицером, сдал свой револьвер. Рутенберг сдал свой тоже, но подчеркнул, что делает это лишь на время беседы в доме Сторрса.

Разворачивался, независимо от всякой политики, самый странный сценарий. Сторрс, под правлением которого орды арабов в тот момент били и убивали, обирали беззащитных евреев и насиловали их женщин всего в нескольких ярдах от них, пока его солдаты активно препятствовали подкреплению и оказанию им помощи, стоял на улице, читая лекцию Рутенбергу, который по его словам, "препятствовал снижению напряженности" наличием у него в кармане револьвера.

Они подошли к дому Сторрса. Там, как показал позднее Рутенберг, Сторрс начал разговор с того, что заявил: "Мне известно, что вы доставили в Иерусалим несколько дней назад оружие".

Жаботинский: "Это так".

Сторрс: "Мой долг вас арестовать".

Рутенберг: "Мы в вашем распоряжении".

Сторрс спросил, где найти их людей и оружие.

"Мы задали ему вопрос, — продолжает Рутенберг, — собирается ли правительство использовать людей для защиты еврейской общины. Если да, то мы скажем ему, где находятся люди и оружие, и подчинимся приказам; но власти должны нас вооружить, потому что в нашем распоряжении оружия мало. Если администрация не даст нам оружия, у нас нет в данных обстоятельствах морального права информировать власти о местонахождении людей и оружия". По словам Сторрса, только генерал Больс может

решить этот вопрос. Он попросил Жаботинского и Рутенберга вернуться в 4 часа дня.

Остаток дня прошел спокойно: английские войска появились и в Новом, и в Старом городе. Но Жаботинский не стал повторять воскресную ошибку и ослаблять готовность к обороне. Более того, поскольку власти позволяли въезд в Старый город хадассовским машинам "скорой помощи", бойцы Хаганы, соответствующе облаченные в белое, въехали в Старый город с ними. Им удалось организовать оборону не только в Еврейском квартале, но и кое-где для жителей смешанных районов.

Было провезено несколько ружей, и в Еврейском квартале организовались группы ортодоксальных молодых людей и было установлено расписание дежурств.

Сторрс установил комендантский час с 6 вечера до 6 утра. Ночь прошла тихо. Но на следующий день у военного губернатора были иные планы. В 4 часа, за два часа до комендантского часа, он созвал совещание в губернаторском отделе со старшими офицерами — "обсудить положение и разработать планы на ночь". Присутствовали, помимо помощника Сторрса полковника Брамли, начальник полиции Ноуз и комендант иерусалимского гарнизона полковник Бедде с командирами подразделений.

Согласно показаниям одного из них, подполковника Г.М. Берроуза, состоялось длинное подробное обсуждение, а затем Сторрс выступил с ошеломляющим предложением: части, введенные им в город только после многих часов разгула, следует вновь вывести рано утром. Причина: "Их присутствие может испугать арабских крестьян, прибывающих с товарами для торговли"[716].

Впоследствии комиссия по расследованию утверждала, что "перед совещанием и полковник Сторрс, и полковник Бедде были осведомлены о том, что в городе ожидаются новые беспорядки на следующий день"[717]. Как бы то ни было, как подчеркивал позднее подполковник Берроуз, "даже если все идет по плану в первый день после того, как военным отдан приказ о восстановлении в городе порядка, их не следует выводить еще несколько дней, вплоть до недели". Бедде выразил несогласие со Сторрсом, но "уступил настойчиво выраженному пожеланию военного губернатора, чтобы все войска были выведены рано для обеспечения нормальных условий торговли".

Сторрс, отмечает комиссия по расследованию, утверждает, что приказал отвести только посты у въездов. Брамли подтверждает это, но Бедде и присутствовавшие офицеры настаивали, что был отдан приказ о выводе всех частей, и резко протестовали против версии Сторрса.

Сторрс, чья версия выглядела чрезвычайно неубедительной в любом случае, допустил к тому же серьезную фактическую ошибку. Поздно ночью в воскресенье он встретил доктора де Сола Пул и притворился, что только тогда принял решение отозвать военные посты, поскольку все было тихо (как показал де Сола Пул комиссии по расследованию).

Впоследствии комиссия отнеслась к версии Сторрса с нескрываемым недоверием.

Когда Сторрс сразу после совещания принял Жаботинского и Рутенберга (которых он, естественно, заставил ждать), Брамли сообщил им о мерах, принятых к восстановлению порядка. Им уже было известно, что в город введены войска. Тем не менее они снова предъявили требование, чтобы арабскую полицию разоружили и передали оружие еврейской молодежи. Тогда Брамли высказал предложение сформировать еврейскую бригаду невооруженной специальной полиции. Сторрс идею отверг. Рутенберг внес предложение о введении военного положения. По заявлению Сторрса, такое решение находится в ведении Больса[718].

Сторрс намеренно не упомянул о распоряжении отозвать войска и вновь оставить евреев Старого города беззащитными.

Утром в понедельник арабская атака возобновилась. Ей предшествовала новая процессия, на этот раз внутри Старого города. Большинство участников составляли хевронские погромщики, арестованные арабской полицией накануне, продержанные в участках ночь и отпущенные утром. Арабская полиция сопровождала процессию к Храмовой горе, а затем предоставила ее самой себе.

Разбившись на группы, погромщики попытались атаковать Еврейский квартал, но были отражены молодыми людьми с крыш. Из-за нехватки оружия, оборонцы взяли на вооружение камни и палки. Заготовленные ведра с кипящей водой и кипящее масло оказались ненужными. В смешанных районах, тем не менее, погромщики вновь сумели проникнуть в еврейские дома и атаковать обитателей, разрушая и грабя. Кое-где их отражали отдельные защитники. Один из них, Мордехай Малка, не бывший членом Хаганы, взял ружье и, раненный в ногу, заставил чернь отступить. Он был арестован англичанами. Перед евреями Нового города ворота оставались закрытыми.

Поздним утром вернулись индийские части. Пока их патрули под охраной арабской полиции действовали исключительно на центральных улицах, в закоулках продолжалась бойня.

Параллельно с переговорами Жаботинского со Сторрсом, в воскресенье Усышкин от имени Сионистской комиссии и Давид Елин, председатель Временного комитета общины, потребовали от генерала Больса объявить военное положение, разоружить арабскую полицию, запретить процессии и демонстрации, уволить мэра Иерусалима, назначить комиссию по расследованию. На комиссии должна быть представлена еврейская община. Кроме того, они высказали необходимость выплаты компенсаций за нанесенный ущерб и допустить Хагану в Старый город. Они ушли с пустыми руками. По вопросу об обороне Больс не моргнув глазом заявил, что в его распоряжении находится достаточно войск и в помощи евреев он не нуждается. Утром в понедельник Больсу представили новый меморандум от Сионистской комиссии и Временного комитета. Он был выдержан в более решительных тонах и предупреждал, что если в течение двух часов погромы не будут прекращены и безопасность людей и имущества восстановлены, еврейская община "поднимется вся как один на свою защиту и защиту своих братьев, пытаемых и убиваемых на их глазах".

Возможно, эта угроза привела к введению в тот день военного положения. Вся полиция, еврейская наравне с арабской, была разоружена, вход и выход из Старого города был запрещен.