Убрав его финансовое предложение, сказал он, "резолюция обрела сомнительную практическую ценность. Правительство может ответить, что такое же предложение могут сделать и арабы". Но он, тем не менее, считал, что выступить с этим предложением необходимо[863].

Ему затем представилась возможность наблюдать скорое воплощение своего предсказания о значении и последствиях компромисса. Требование о гласной кампании за поправки в мандате свели к циркуляру к членам Комитета по мероприятия. Предложение о финансировании Сионистской организацией возрожденного легиона и снятии бремени расходов с налогоплательщиков, постигла та же участь. Хотя этот результат можно было предвидеть, он несомненно, разочаровывал, добавлял горечи к тяжелому чувству и подкреплял формирующееся в нем решение уйти из политики.

"После Конгресса, — пишет он сестре, — я намереваюсь обосноваться в Иерусалиме". Там он надеялся организовать издательство, а если не удастся, начать юридическую практику[864].

В любом случае теперь было не время предаваться дебатам о политических вопросах. Вейцман пребывал в США с миссией, критической по меньшей мере для финансовых перспектив движения. В ней заключалась очередная стадия конфликта с Брандайзом и его коллегами. Жаботинский, как и палестинцы, и все европейцы, полностью отвергал подход Брандайза. Его позицию и подход Брандайза разделяла истинная пропасть. Встретившись с Брандайзом лично единственный раз, в Палестине в 1919 году, он резко отреагировал на яростную защиту Брандайзом безобразий военной администрации.

Следом за тем, даже после погрома в Иерусалиме, сначала на Сионистской конференции в Лондоне в июле 1920-го и с тех самых пор и далее, брандайзовская группа настаивала, что политическая борьба за сионизм кончилась с Декларацией Бальфура и выдачей мандата Великобритании. Теперь, заключили они, можно было попросту продвигаться в строительстве страны. Для сионистского вмешательства в политические вопросы причин не было. Учитывая угрожающую политическую реальность в Палестине, Жаботинский, даже в большей степени, чем Вейцман, не мог не воспринимать эту ошеломительную теорию представляющей опасность будущему сионизма.

Теперь же возник дополнительный и связанный с предыдущим источник конфликта. В ответ на критику на конференции в июле 1920 г. исполнительный комитет направил в Палестину "Реорганизационную комиссию", состоявшую из Раберта Шольда и двух работников комитета, Юлиуса Саймона и Нехемии де Льема. Если бы Саймон и де Льем, будучи также членами правления "Керен а-Йесод", не поссорились бы с Найдичем и Златопольским в Лондоне, а затем в Палестине с Усышкиным по поводу работы фонда (они возражали, в частности, против покупки земель в Изреэльской долине), их отчет, призывавший к "радикальным переменам в его управлении и администрации", мог быть встречен более дружественно. В данной же ситуации отчет отвергли, и они вышли из состава исполнительного комитета. Их-то освободившиеся места и заняли Жаботинский, Коуэн и Лихтгайм.

Их же несогласие распространялось не только на политические решения "Керен а-Йесод". Они выразили поддержку позиции Брандайза в будущем развитии сионизма в целом, могущей привести в случае ее воплощения к созданию двух фондов, "Керен а-Йесод" — для таких общественных нужд, как здоровье и образование, субсидируемого пожертвованиями, и американского фонда для капиталовложений в экономическое развитие. Эта структура вкладов контролировалась бы американцами, а не Всемирной организацией сионистов. И поскольку 80 процентов финансов организации, по существу, поступило из Соединенных Штатов, отдельный контроль фонда по капиталовложениям привел бы к американскому контролю над Всемирной организацией сионистов.

Дополнительное соображение было подоплекой этого спора. Сионистское начинание в Палестине не могло рассматриваться и оцениваться мерилами бизнеса. Экономические инициативы часто определялись политическими мотивами. Американский подход по своей природе был более деловым; он был явно не приспособлен или, по крайней мере, преждевременен при существующих в стране условиях. Значение имел и психологический элемент: еще одно различие в "темпераментах".

Вейцман ощутил также и "этническую" рознь с американцами, чьи знания и, в его глазах, сердце, были далеки от пульса Палестины. Он с горечью писал:

"Руководство американских сионистов — не националистичные евреи. Для них сионизм не является движением, придающим им определенное восприятие мира, определяющее их восприятие еврейской жизни. Сионизм для них — движение, направленное на строительство страны, с которой у них самих мало общего, но которую они готовы принять, поскольку она привлекает еврейские массы, им совершенно незнакомые.

Уганда, Аризона, Канзас, возможно, привлекли бы американское руководство и больше, но, поскольку сами они не намереваются покинуть Америку, они, конечно, не готовы навязывать страну тем, кто хочет приехать, и потому соглашаются на Палестину. Более того, у них нет ни малейшего представления о проблемах сионизма, играющих такую значительную роль в жизни движения, таких, как возрождение иврита, желание сионистов заострить еврейский характер мировых еврейских общин, пробудить в их сознании сопротивление ассимиляции во всех ее проявлениях, короче, о всех тех духовностях, которые формируют национальное движение, в котором Палестина и палестинизм всего лишь территориальное воплощение национально-политического переворота.

Естественно, Брандайз и его товарищи не в состоянии понять все эти вещи, поскольку он такой не еврей в своем восприятии, в своих чувствах, и никогда не пытался понять глубинные причины, движущие еврейские массы в Палестину. Он попросту и всего лишь колонизатор. И так случилось, что он колонизирует Палестину"[865].

Несмотря на продолжительное и интенсивное сражение в Америке, Вейцману не удалось сохранить единство в движении. Но в заключительной стычке с поначалу доминировавшей брандайзовской группой — на особой конвенции в Кливленде в июне — он завоевал ошеломительную победу. Группа, составляющая меньшинство, покинула зал заседаний, и большинство в ее составе посвятило свою энергию экономическим проектам в Палестине. Бразды правления приняла новая группа, возглавляемая Льюисом Липским и лояльная Вейцману. К тому времени многие делегаты, несомненно, расстались с иллюзией, что не требуются дальнейшие политические усилия, поскольку в Палестине произошли драматические события.

ТРАГЕДИЯ снова неожиданно поразила еврейский народ. Новая волна арабского насилия, убийств, изнасилований и грабежей, направленная против евреев, обрушилась при, казалось бы, благоприятном правлении верховного наместника-еврея.

Арабы выбрали удобный день — Первое мая, празднуемый еврейскими рабочими традиционной процессией в Тель-Авиве. Небольшая соперничавшая группа коммунистов праздновала отдельно и даже ввязалась в стычку с основной процессией. Вслед за этим, всего через несколько сот ярдов, в Яффо арабы развязали атаку на еврейских мужчин и женщин и еврейское имущество. Имея на вооружении только булыжники, камни и кинжалы, арабы, поначалу принявшиеся за грабеж еврейских лавок, могли быть отражены сопротивлявшимися евреями. Но к погромщикам вскоре примкнула арабская полиция, которой по какой-то причине было выдано оружие. Некоторые из них обеспечили защиту атакующих, другие сорвали с себя знаки отличия и открыли пальбу по евреям. Эта чернь двинулась на Тель-Авив, тогда всего лишь пригород Яффо. Здесь собралась еврейская толпа и при содействии кордона английских полицейских отогнала нападавших.

Арабы отступили в Яффо и направили свою атаку на выбранную ими главную мишень: общежитие недавних иммигрантов. Около 100 человек находились внутри и рядом со зданием. Как описывает "Сефер Тольдот а-Хагана" ("История Хаганы"): "Евреи были тогда так спокойны и слепы, что среди них не нашлось ни одного ствола огнестрельного оружия"[866].