Для составления проекта резолюции был сформирован политический комитет. Писал его делегат Барух Вайнштейн. Он только успел закончить, выразив поддержку действиям Жаботинского, как на конференцию ворвались агенты ЧК. Все участники были арестованы. Вайнштейну удалось порвать проект, но чекисты изъяли клочки прежде, чем он успел их проглотить.

Вейцман и двое соратников — Иосиф Дриэль[939] и Давид Бар-Рав-Хай[940] — рассказали Шехтману об этом тридцать лет спустя.

Чекисты, вспоминали они, сумели восстановить по кусочкам текст Вайнштейна; арестованные делегаты, которые обвинялись в нелегальных политических контактах, ожидали, что соглашение будет использовано в суде для доказательства их вины, что могло привести к тяжелому наказанию.

Кое-кто предложил выйти из положения, осудив Жаботинского, но Бар-Рав-Хай настоял, что, не делая добровольно никаких заявлений, им следует поддержать Жаботинского, если поднимется этот вопрос. Наконец они выработали общее соглашение: обвиняемые не затронут этот вопрос, и, если он будет поднят прокурором, они разъяснят, что конференция не выразила своего мнения. На суде, организованном спустя четыре месяца, этот вопрос даже не упоминался[941].

Тем не менее, левое крыло сионистов годами винило Жаботинского. Соглашение стало удобным поводом для выражения враждебности, вызванной совершенно другими причинами и которой еще предстояло привести к серьезнейшим последствиям в жизни сионистского движения и еврейской общины в Палестине.

ЕСЛИ построить график, отражающий теплоту взаимоотношений Жаботинского и Вейцмана, он продемонстрировал бы, что от нижней точки летом 1920-го, когда Жаботинский сидел в тюрьме в Акре, она возросла по прибытии Жаботинского в Лондон и их встрече и достигла пика в Карлсбаде. После этого начался разлад.

Приняв предложение Вейцмана войти в директорат "Керен а-Йесод" и в состав Временного исполкома Сионистской организации, Жаботинский осознавал, что должен будет смириться с некоторыми неудобоваримыми решениями — цена, которую придется платить за гарантированную поддержку исполкома в осуществлении главнейшей задачи: борьбы за воссоздание легиона. Более того, разделяя озабоченность Вейцмана финансовыми трудностями организации, неумолимо тормозившими созидательную работу в Палестине и даже грозившими ее будущему, он получал возможность внести свой взнос в жизненно важную деятельность по сбору фондов.

Сделав выбор и получив заверение в выполнении его условий, которые, как Вейцман объяснил комитету по мероприятиям, совпадали с его собственными взглядами и потому были совершенно приемлемыми, Жаботинский публично скрупулезно придерживался выработанных позиций. Да и в частных письмах к Вейцману ничто не свидетельствует о дисгармонии. Так, в Карлсбаде (где Вейцмана сурово раскритиковали за примиренчество с уклонениями англичан от Декларации Бальфура) Жаботинский выразил недвусмысленную и красноречивую поддержку Вейцману, хотя и избегал публичного обсуждения отношений с Великобританией.

Его наверняка коробило, что Вейцман не критиковал Самюэла. Нет свидетельств, что Жаботинскому было известно о корректировке Вейцманом обращения Сэмюэла к конгрессу.

Зачитанное Соколовым, оно гласило: "Шлю сердечные приветствия Сионистскому конгрессу и счастлив, что обстоятельства позволили его созыв. Я верю, что его решения будут способствовать прогрессу и гармонии в Палестине, что представляет собой цель моих непрестанных усилий"[942].

Полный же текст содержал вызывающий, даже оскорбительный параграф:

"Существует необходимость в политических постановлениях и в речах, на деле могущих убедить существующее нееврейское население страны, что успех сионизма представляет собой для них новые возможности, а не ведет к их уничтожению. До сих пор курс, которому следует сионистское движение, не сумел поддержать эту идею, что привело к торможению прогресса в Палестине[943]".

Вейцман телеграфировал Сэмюэлу: "Абсолютно убежден, ваше послание Конгрессу вызовет нежелательную дискуссию и оппозицию. Опасаюсь также, арабы усмотрят в нем смысл, убежден, вами не подразумеваемый, усилив недопонимание. Почтительно прошу уменьшить наши трудности, изменив текст на простое приветствие"[944].

Надо полагать, Сэмюэл согласился этот параграф опустить.

Явная лояльность Жаботинского на конгрессе и согласие быть избранным в исполнительный совет[945] выглядит укреплением его отношений с Вейцманом.

Поведение Вейцмана в последующие месяцы, отраженное в его корреспонденции и в британских документах, продемонстрировало, что с его стороны понимание идеи лояльности было иным.

Политика Великобритании продолжала ухудшаться. Речь Сэмюэла от 3 июня отдел колоний принял на вооружение как авторитетную интерпретацию Декларации Бальфура. Вейцман обнаружил, что даже Уиндам Дидс, от которого можно было бы ждать уравновешивания враждебного влияния Сторрса и Ричмонда в Иерусалиме, попросту следовал указке Сэмюэла.

Когда представитель отдела колоний Хьюберт Янг посетил Палестину, его естественными гидами были Сэмюэл, Сторрс, Ричмонд и Дидс, выступившие единым фронтом. Янг так резко настаивал на том, что правительство Его Величества должно принять меры для заверения арабов о проведении в жизнь позиции 3 июня, и так резко критиковал отказ сионистов придерживаться этой позиции, что даже предложил предупредить сионистов от имени правительства: "Если они не подчинятся и внешне, и по существу, они не могут рассчитывать на безоговорочную поддержку правительства Его Величества". Он пошел и дальше: "В случае, если Сионистская организация не поддержит новое определение правительства для Декларации Бальфура, ее положение как подходящего органа для целей выдвижения рекомендаций и сотрудничества с администрацией Палестины", по формулировке мандата[946], будет "серьезно пересмотрено".

Рекомендованные Янгом угрозы отверг Майнерцхаген: "Майор Янг явно попал под влияние местной атмосферы и арабских запугиваний. Я не утверждаю, что арабская оппозиция к сионизму несерьезна, но она не неуправляема. Майор Янг предписывает лекарство, которое имело бы эффект, противоположный желаемому, поскольку он окончательно оттолкнет сионистов от правительства Его Величества. Вейцман никогда не согласится с декларацией сэра Герберта Сэмюэла и просить его это сделать неразумно. Это означало бы с его стороны безоговорочную сдачу и самоубийство.

Я верю в искренность стремления сионистов достичь соглашения с арабами, и они готовы на многое для примирения. Но они не потерпят нейтрализации Декларации Бальфура.

И поскольку она является политикой правительства Его Величества, почему бы им следовало это сделать? Наше дело — их поддержать, а не нападать на них в их стойкости перед лицом таких нападок. Безопасность в Палестине явно падает. Мы, со своей стороны, пытаемся этому воспрепятствовать. Сэр Г.Сэмюэл придерживается своих надежд на арабско-еврейскую жандармерию, убеждение, которое я разделить не могу. Мы не можем допустить третью погромную Пасху в Палестине. Это приведет к полнейшему отчаянию среди сионистов и навсегда продемонстрирует, что мы не в состоянии обеспечить евреям безопасность, пообещав им дом в Палестине. До тех пор, пока сэр Г. Сэмюэл сохраняет надежды на арабско-еврейскую жандармерию, воплощение которой я могу рассматривать только как взятку для арабской позиции, подлинной безопасности в Палестине не будет"[947].