Тем не менее Жаботинский выставил посты у Дамасских и Яффских ворот; он снова с Рутенбергом посетил Сторрса, повторил требование легально признать организацию и ссудить хотя бы тридцать ружей. Оба требования были отклонены — и Сторрс их заверил, что в обоих частях города будет достаточно войск для поддержания закона и порядка. "Не побьется, — сказал он, — ни одного оконного стекла". С той же просьбой обратился от имени Сионистской комиссии Эдер. Ему также отказали и тоже пообещали сохранение порядка.
Учения добровольцев шли открыто, иногда в школе Лемель, иногда на окраинах Иерусалима.
Жаботинского вдохновлял дух молодых людей. Он как-то спросил посетителя из Румынии, главного раввина Джажена, видел ли тот уже иерусалимский рассвет. "Нет", — ответил ребе. "Если так, я буду счастлив вам его показать", — сказал Жаботинский.
Они встретились в пять часов на следующее утро в центре города. Пройдя какое-то расстояние по каменистой дороге, дошли до открытого поля — на нем проходили учения добровольцы.
День был пасмурным, и солнце еще не взошло, но Жаботинский сказал раввину: "Я обещал вам рассвет. Взгляните — он перед вами".
27 марта Жаботинский собрал все силы у Лемельской школы и провел их маршем через город до горы Хар а-Цофим. Там они занялись тем, что наблюдавшие в бинокли англичане назвали маневрами. Полковник Сторрс позднее сказал члену Сионистской комиссии доктору Дэвиду де Сола Пул, что видел "армию Жаботинского".
Публичным парадом Жаботинский преследовал три цели. Он хотел дать понять общине, что администрации прекрасно известно о существовании Хаганы. Он хотел вдохнуть уверенность в еврейскую общину, видевшую в тот период исключительно демонстрации арабской силы и влияния на улицах. Вид сотен молодых людей, их собственных сынов и братьев, марширующих по-солдатски с высоко поднятой головой и не оглядываясь по сторонам, значительно способствовал этому. Не меньше учитывался и эффект воздействия на арабское население: ничто, кроме публичной демонстрации силы — даже если при этом не было видно оружия, — не могло убедить их, что евреи не собирались ждать, пока их раздавят. Кто мог быть уверен, в конце концов, что за шестьюстами не скрываются еще сотни?
Евреи знали так же хорошо, как и Уотерс-Тэйлор, что арабский праздник Неби Мусса, совпав в этот год с еврейской и христианской Пасхами, предоставил Хадж Амину и его сообщникам прекрасную возможность организовать беспорядки. Хагана была начеку уже в пятницу 2 апреля, в первый день праздника. Толпы арабов пришли, как обычно, в город на традиционную процессию — к месту по дороге в Иерихон, где, по поверью арабов, захоронен Моисей. В тот день, однако, их сопровождал английский военный оркестр и, что еще более важно, почтили присутствием Алленби и Больс. Обошлось без инцидентов.
Следующий день, суббота и первый день еврейской Пасхи, считавшийся критическим, тоже прошел спокойно. То ли случайно, то ли по расчету англичан, Алленби и Больс опять присутствовали, на этот раз посетив арабскую службу в мечети Эль-Акса на Храмовой горе. Снова обстоятельства не позволяли беспорядки.
Демонстративный жест симпатии Алленби — еще более выразительный из-за такого же демонстративного непризнания того, что эта суббота была еще и первым днем большого еврейского праздника Пасхи, — взбудоражил и вызвал большой энтузиазм в собравшейся арабской аудитории. Поведение руководства как бы придало весомость выкрикам арабских погромщиков и демонстрантов на следующий день: "Бей евреев, правительство на нашей стороне".
Субботнее спокойствие усыпило Жаботинского и руководство самообороны. На воскресное утро специальные наряды выданы не были. Вот тогда-то и прибыли к Яффским воротам 500 арабов из Хеврона. Их встретили члены иерусалимских арабских клубов во главе с Хадж Амином, группы из Наблуса и крестьяне из соседних с Иерусалимом деревень. Празднующие по обычаю размахивали палками, мечами и кинжалами, флагами и лозунгами в честь короля Фейсала. С балкона муниципалитета к собравшимся обратился Ареф эль-Ареф, издатель газеты "Южная Сирия", месяцами ведущий пропаганду против евреев. Теперь он объявил, что только силой можно избавиться от сионистов. Мэр, Мусса Казим-паша, призвал толпу быть готовой пролить кровь за Палестину. В заключение, шейх Хеврона, глава процессии, закричал: "Смерть евреям!"
По этому сигналу толпа с криками "Будем пить еврейскую кровь", "Не бойтесь, правительство на нашей стороне" вперемешку с "Да здравствует король Фейсал" — напала на евреев-прохожих на нижнем конце Яффской дороги, избивая, забрасывая камнями и нанося удары кинжалами. Последовали разгром и грабеж еврейских магазинов.
Ни войск, ни английской и еврейской полиции на месте не оказалось. Единственными охранниками порядка была горстка арабских полицейских, спокойно наблюдавших за происходящим, а то и поощрявших нападавших. Одинокий английский офицер и несколько безоружных английских матросов, по-видимому, на побывке, попытались сдержать чернь, но были вынуждены отступить.
После этого отступления перестроившаяся толпа прорвалась через Яффские ворота в Старый город и развязала более организованное нашествие. Палками, камнями и кинжалами они атаковали каждого замеченного еврея, мужчин, женщин, старых и молодых, ворвались в еврейские дома и магазины, разрушая мебель и товары, забирая одежду и ценности. Остановить их было некому. Всей еврейской полиции, обычно охранявшей Старый город, накануне приказали его покинуть и уйти на охрану правительственных зданий в Новом городе. Что касается арабской полиции, она попросту присоединилась к погромщикам или поощряла их. Английские части не появлялись. За стенами были несколько солдат из индийских частей, но они не вступились. Вскоре стало ясно, что жертвы и разорение имеют место почти целиком в смешанных кварталах — там, где евреи и арабы жили в дружественной близости и где от помощи Хаганы отказались. Именно там "дружественные арабские соседи" вместе с первоприбывшими из Наблуса ранним утром ворвались в еврейские дома. Что же до собственно Еврейского квартала, то некоторые молодые люди в последний момент организовались на защиту. К счастью, они получили подкрепление. Несколько солдат-сефардов из легиона прибыли домой на Пасху и проводили время в кафе в Еврейском квартале. Когда арабы начали захват Старого города, легионеры бросились в свои дома неподалеку, вооружились и при приближении черни открыли стрельбу в воздух с крыш. Толпа повернула вспять.
Застигнутая врасплох Хагана быстро оправилась. По первому же известию о нападении на евреев у Яффских ворот командующие группами вызвали своих людей и ринулись туда. Вскоре к Яффским воротам быстрым маршем прибыли несколько сот защитников; одну группу отправили к Дамасским воротам.
Погромщики к тому времени действовали уже в самом Старом городе. Ворота с обеих сторон были блокированы индийскими солдатами, вооруженными пулеметами. Членам "Хаганы" пройти туда не дали.
У ворот делать было нечего. Часть людей кинулась к резиденции генерала Сторрса (который, как известно, заверил и Жаботинского, и Рутенберга, и Эдера, что беспорядков не будет, закон и спокойствие будут поддержаны и "ни одно окно не будет разбито"), требовать отвода солдат. Сторрса, было сказано им, "нет дома". Пытаясь найти Уотерс-Тэйлора, они с растущим недоумением узнали, что его тоже "нет дома". Его даже не было в Иерусалиме. Он предпочел в тот день отдыхать в Иерихоне.
Людям, численность которых достигла 600, был отдан приказ занять посты в Новом городе. Жаботинский, силы которого были блокированы у ворот, удостоверившись, что посты в Новом городе защищены, отправился с Рутенбергом в больницу Ротшильда, куда прибывали из Старого города десятки раненых в каретах "скорой помощи" от "Хадассы". Выйдя из больницы с доктором Рубиновым, возглавлявшим медицинское отделение "Хадассы", они столкнулись на улице с полковником Сторрсом и капитаном Хоузом, начальником полиции. "Мы предложили ему, — докладывал Рутенберг позже комиссии по расследованию, — ввиду происходящего воспользоваться нашей помощью. Сторрс отвечал, что очень занят и пригласил нас зайти повидать его через час. Тем временем, предложил он, нам можно было бы пройтись по Иерусалиму успокоить народ".
