Их труд на благо обширной арабской федерации не был чисто альтруистическим. Жаботинский позднее описал их видение:

"[Арабы] будут освобождены, объединены и будут называться "Великой Аравией". Им будут выданы арабские короли, живописные шейхи в зеленых тюрбанах, дорогие переросшие дети, восседающие на диванах со скрещенными ногами, нуждающиеся по всем государственным вопросам в английских советниках.

Основным элементом этой мечты было то, что "Великая Аравия" должна во всех случаях оставаться "живописной": с верблюдами, караванами, белыми бурнусами, зелеными чалмами и женщинами под чадрой и за решеткой. Всю декорацию Востока надо свято сохранить; было бы ужасно, если бы эту красоту нарушило прозаическое дыхание цивилизации! Сторрс, впрочем, поклялся, "что трамвай (в Иерусалиме) пройдет через его бездыханный труп"[579].

Их мотивы, несомненно, усиливались благодаря особой разновидности первородного антисемитизма, пронизывающего британские "верхние слои". Марк Сайкс, например, был откровенным антисемитом, испытывающим отвращение к тому, что он называл безродным еврейским капитализмом, пока не встретил в Каире гордого еврея-националиста Аарона Аронсона; затем в Лондоне он познакомился с сионизмом и ближе.

Похожим примером послужил в более поздний период лейбористский писатель и политический деятель Ричард Кроссман, утверждавший, что "антисемитские бациллы теплятся в каждом христианине"[580]. Это, конечно, было преувеличением, и можно с уверенностью утверждать, что почти никто из британских государственных деятелей, поддерживавших во время войны сионизм, поскольку верили, что это в британских интересах, не проявил признаков антисемитизма ни тогда, ни позже. Бальфур, Ллойд Джордж, Эмери, Дерби, Грэм и южноафриканец Сматс — все, без сомнения, свободны от этого предрассудка.

Антисемитизм, как показал опыт, не нуждается в контакте с евреями для процветания. Ни в одном классе не был этот предрассудок так распространен, как в профессиональной армии, возглавляемой в те дни, в большинстве своем, узколобой кастой, предрассудки которой, надо сказать, касались не только евреев. Солдаты, администраторы и офицеры разведки, прибывшие в Палестину из Египта и Судана, имели дело с немногими, если вообще с какими-либо евреями, и им не представился случай выразить свой предрассудок. Жаботинский ошибался в своем убеждении, что полковник Вивьен Габриэль был единственным настоящим антисемитом в администрации, хотя он явно был единственным, активно захваченным болезнью. По воле случая более ранний эпизод дает возможность засвидетельствовать антисемитизм других действующих лиц этой истории.

29 мая 1910 года британский посол в Турции, сэр Жерар Лаутер, заявил в пространном меморандуме в Иностранный отдел, что раскрыл заговор между евреями, франкмасонами и сионистами, — и режимом младотурок.

Он фактически утверждал, что в революции младотурок верховодили евреи. Цели коалиции, писал он, враждебны и Великобритании. Что было источником этого потока бессмыслицы — не документировано, но в свое время британские официальные круги рассматривали это с интересом.

Спустя несколько лет, во время войны с Турцией, меморандум Лаутера вспомнился директору разведки британской администрации в Каире. Его не удивлял смысл доводов Лаутера: они поддерживали его собственное мнение о евреях. В письме, отправленном им на эту тему сэру Реджинальду Уингейту, генерал-губернатору Судана, он разразился типичной антисемитской тирадой:

"Существуют английские евреи, французские евреи, американские евреи, немецкие евреи, австрийские евреи и евреи Салоников — но все они евреи.

Там, где слышатся разговоры и пожелания сепаратного мира с Турцией, снова евреи (главная пружина КСП)"[581].

Это писал Гильберт Клейтон, которому предстояло в недалеком будущем стать главным политическим офицером в военной администрации в Палестине, Клейтон, между прочим, просивший Вейцмана уволить Жаботинского.

Немаловажен также и тот факт, что предполагаемый еврейский заговор в Турции вызвал антисемитские чувства у еще одного британского официального лица. Джордж Кидстон из Иностранного отдела писал 25 октября 1916 года:

"Примечательно, что помимо союза и программы, по существу все движение младотурок начато салоникскими евреями и еврейское влияние всегда в нем доминировало. Именно еврейский элемент трансформировал достойное восхищения движение за свободу в разнузданное правление террора, которое теперь осуществляет Комитет при поддержке Германии".

Ничуть не меньше.

Джордж Кидстон принял управление палестинскими делами в Иностранном отделе весной 1919 года. Его начальник, как выясняется, придерживался того же мнения. Лорд Хардинг, бессменный заместитель министра иностранных дел в военное время, известный как подлинный глава Иностранного отдела, в течение многих лет утверждал, что Турция при младотурках находилась под "доминирующим влиянием коррупционного комитета евреев и иностранных подданных"[582].

Личностям, с успехом проводившим в жизнь обман "арабских побед" под носом у подозрительных французов, ничего не стоило иметь дело с сионистским руководством, ничего, естественно, не подозревавшим, неопытным и робким.

Обеспечив себе соглашательское поведение ведущего сионистского деятеля Вейцмана, они могли без особого труда манипулировать своим просионистски настроенным начальством в Лондоне для обретения его молчаливого согласия, а может быть, и примирения с их антисионистскими действиями.

Вейцман иногда в письмах и частных беседах горько жаловался на их поведение, но всегда скрупулезно избегал публично их сконфузить.

И вдруг эти люди столкнулись с неотступным наблюдением и неподавляемой критикой Жаботинского. Им было известно все, происходившее в еврейской общине; некоторые из писем Жаботинского к Вейцману прошли через цензуру. Необходимая антисионистам поддержка, видимо, осуществлялась Бианчини, который, чтобы добиться, как он считал, перемен в их поведении, сообщал им суть анализа и предостережения Жаботинского.

Они также знали, что единогласно принятый комиссией проект для мирной конференции, отправленный ими Вейцману и очень обеспокоивший их, содержал отпечаток влияния Жаботинского. Возможно также, что Жаботинский, в конце концов, всего лишь лейтенант армии Его Величества, оскорбил их представление об этикете, отправив протестующие письма непосредственно главнокомандующему.

"На Жаботинского администрация смотрит неодобрительно", — пишет Эдер Вейцману уже в ноябре 1918 г. Это оказалось весьма мягко сказанным. Он был единственным влиятельным сионистским деятелем в беспокойной еврейской общине, активно пытавшимся помешать благорасположенности администрации к арабам.

Легкость, с которой Клейтону удалось его убрать из Сионистской комиссии, придала противникам сионистов в местной администрации смелости. Вскоре после доклада Жаботинского Сионистской комиссии 12 марта, англичане стали планировать еще один шаг против него.

2 апреля, будучи еще новым в управлении палестинскими делами, Джордж Кидстон посылает телеграмму Клейтону: "До меня дошли сообщения, что лейтенант Жаботинский, первоначально отправленный в Палестину министерством информации, занимается интригами против доктора Вейцмана и сионистов и устраивает неприятности. Каковы факты?"[583]

Откуда же поступали сообщения?

Их источником был не кто иной, как Ормсби-Гор, утверждавший, что "слышал" плохие новости о лейтенанте Жаботинском, и советовавший: "Если он нужен для службы с его полком в Палестине, его можно было бы вернуть к полковым обязанностям, но его функции по линии министерства информации должны быть прекращены"[584]. Трудно поверить, что Ормсби-Гор, бывший помощником в борьбе за Еврейский легион и участвовавший с Жаботинским и Вейцманом в совещании, созванном в Военном министерстве Паттерсоном, не понимал, какую роль играет Жаботинский в Палестине. Невозможно представить, что это он выдумал обвинение, будто Жаботинский "интригует" против Вейцмана.