— Ваше величество.

— Дорогой друг Домикус! — государь протянул руки. — Рад, сердечно рад!

— Это я рад видеть вас, ваше величество. Чем могу помочь?

Государь повернулся и указал на меня:

— Вот, взгляните, друг мой…

Домикус повернулся и взглянул.

У меня мурашки по телу пробежали, неуютно стало. Будто без штанов стою на сквозняке.

— Что скажете, друг Домикус? — нетерпеливо спросил государь. — Кто это?

Главный эльв поглядел, поглядел на меня, наконец сказал:

— Половина крови эльва, половина человека. Дар эльва неясен, дар человека определён по отцу.

Сказал это, и отвернулся.

— Что это значит? — государь покраснел ещё больше. Видно, надоели ему эльфийские заморочки хуже горькой редьки. — Чей это сын? Кто отец его?

Домикус вздохнул, сказал скучно:

— Вы уже знаете, друг мой Дмитрий Александрович. Хотите, чтобы я произнёс это вслух? Да, это ваша кровь. Ваш сын. А теперь извините — у меня много дел.

— Нет уж, постойте! — смотрю, государь вскипел весь, чуть пар из ушей не свистит. — Уделите нам ещё минуту, дорогой друг. Я понимаю, вопрос деликатный… Но и вы поймите — это вопрос династии.

— Согласно закону о наследовании, принятому великим государем Петром Алексеевичем, бастард не может наследовать трон, кто бы его мать ни была, — холодно ответил Домикус. — В данном случае то, что матерью является моя бывшая супруга, роли не играет. А теперь прошу простить. Дела.

Главный эльв глянул на меня напоследок, как на таракана, развернулся и вышел. Гораздо быстрее, чем вошёл.

Небось, тоже разозлился, только виду не показывает.

— До сих простить не может, что мы с Иллариэль… Двадцать лет прошло, — тихонько произнёс государь. — Ну что же, главное Домикус сказал, а он не ошибается. Добро пожаловать в семью, сын.

— Поздравляю, ваше величество! — тут же встрял князь Васильчиков. — Радость, радость-то какая!

А сам улыбается, прямо добрый дядюшка с подарками на день рожденья. Лицемер.

— Поздравляю, дядюшка, — сказал парень в блестящем мундире, Кирилл. — Получается, у меня теперь есть кузен?

— Поздравляю, ваше величество, — холодно произнесла эльвийка Эннариэль.

— Ваше величество, — сказал я. — Можно поговорить с вами наедине? Очень надо.

Все замолчали со своими поздравлениями. Князь Васильчиков аж перекосился, будто лимон пожевал.

— Э-э, — сказал государь. — Друг мой… Я понимаю… Но…

— Не стрелял я в вас! — да что ж такое, они всё равно думают, что я убийца? В родного папашу из револьвера палил?

— Ваше величество, — тут же помог князь Васильчиков, — британский посол очень просил быть вовремя. Лорд Гамильтон может подождать, но всё-таки…

Государь откашлялся, глаза отвёл, сам красный от смущения.

— Видишь ли, милый… дела ждут.

— Это очень важно, — говорю. — Вопрос национальной безопасности. Можете мне руки за спиной связать, как в крепости.

Князь Васильчиков закашлялся. Государь, который оказался моим папашей, брови нахмурил, дёрнул плечом и сухо сказал:

— Ерофеич, новый мундир.

Важный дядька в богатой ливрее поклонился и вышел.

Государь сказал:

— Хорошо, милый. Говори, что ты хочешь?

Оглянулся я — больше никто не уходит. Все уши навострили.

— Один на один, ваше величество.

— Это доверенные люди, — отрезал государь. — Эннариэль тоже.

Вот же блин блинский! Мне что теперь, при князе Васильчикове про его сынка рассказывать? Как мы с Митюшей бомбу из динамита в дом полицмейстера притащили, как он меня народовольцем выставил? Как в упор, из револьвера, застрелил троих человек? Женщину убил, молодую. Вот так и рассказать при всех? Может, они и доверенные, но не для меня. Как говорится: знают двое — знают все.

Вот чёрт, ладно…

— Государь, я имею важные сведения о гибели благородного эльва Альбикуса. Я занимался этим делом по поручению его высокородия господина полицмейстера. Дело срочное и весьма деликатное. Госпожа Эннариэль может остаться, но людей эти сведения не должны волновать.

Тут сразу дело пошло. Князь Васильчиков скорчил печальное лицо, но его величество кивнул, и князь удалился. Даже со спины было видно, что Васильчиков недоволен, но куда деваться?

Парень в блестящем мундире, Кирилл, откланялся и вышел за князем.

Остались мы с государем и эльвийка Эннариэль. Эту я уже выгнать не смог. Да она бы и не ушла — личная охрана.

Ну, я давай рассказывать: как паровоз взорвался, как я народовольцев ловил, как с офицером Митюшей познакомился. Что Митюша сказал, будто он прислан инкогнито для служебного расследования, втайне от полиции. Сказал про него, что он людей, как собак, стреляет. Что паровоз взорвался вместе с графом Бобруйским неспроста, может, кому-то граф помешал. Что высший эльв Альбикус тоже там был, но не погиб, а вселился в другого эльва.

Хотел я ещё про Рыбака всё рассказать, но не смог, не назвал имя. Точно ведь неизвестно, что это полицмейстер, за руку я его не ловил. Да и гоблина Шмайса неохота подставлять. Повяжут, а гоб этот мне ещё пригодится. И вообще, правда ведь — одного снимут, другой придёт, и не факт, что лучше будет.

Государь слушает, усы дёргает, сам хмурый, как будто с похмелья. Не нравится, что я говорю.

— Так что же, у нас в провинции все воры? Подлецы, предатели отечества? — у его величества глаза бешеные стали. — Сей же час велю прояснить!

Потом выдохнул, взял меня за плечи, потряс, но не со злостью, а с благодарностью.

— Вот, каков молодец! За страну радеешь. Мои-то оболтусы… эх! А на князя ты зря напраслину возводишь. Андрей Михайлович верный человек. В деле проверен, в бою раны за отечество принял, наград удостоен. Сынок его, Митюшка, прекрасный офицер. Путаешь ты что-то…

Прищурился, спросил:

— Точно не стрелял в меня?

— Нет. Спросите у неё, — я на эльвийку указал.

Эннариэль кивнула:

— Вероятность правды велика, ваше величество. Насколько позволяет видеть его печать.

Государь улыбнулся, расправил усы, выпрямился, глаза горят:

— Молодец! Сей же час тебя на должность назначу. Хочешь, через чин прыгнешь? Или через два, раз заслужил. Будешь у меня при деле… да хоть сейчас, к Андрею Михайловичу под крыло. Вторым после князя будешь.

— Ваше величество, мы опаздываем, — тихо напомнила Эннариэль.

— Да, в самом деле. После поговорим, — государь ещё похлопал меня по плечу. — Хорош! Был бы законным, цены б тебе не было. Мой-то Сашка здоров, как бык, красавец писаный, а ума хватает, только чтобы по фрейлинам да подлым девкам волочиться. Уж про Мишеньку я и не говорю… Ну что же, с богом, милый. Я тебя покамест на Кирюшку оставлю. Он малый верный, всему тебя научит.

— Можно мне с вами… э, отец? — говорю.

Специально отцом назвал, чтобы тот размяк. Уж очень неохота во дворце одному оставаться. Ещё придушат подушкой за углом. Или табакеркой по голове треснут. Знаю я эти дворцовые приколы. Здесь человека убить — всё равно что комара прихлопнуть.

И правда — сработало. Государь едва не прослезился от радости, что сынок делами интересуется.

— Хорошо, — говорит, — будь по твоему. Со мной пойдёшь, ума-разума наберёшься. Глядишь, и толк с тебя будет. Ерофеич, мундир!

Вышел я вслед за эльвийкой из кабинета, смотрю — князь Васильчиков. Стоит шагах в десяти у окна, папку с документами к груди прижал, на безымянном пальце перстень сапфировый сверкает. И взгляд у князя такой, как будто всё слышал. Что я про него говорил, и про сынка его, Митюшу. Не знаю, как он мог подслушать, может, амулет имеется, но смотрит князь так, будто на мне мишень нарисована. Прямо посреди живота. Увидел князь, что его заметили, улыбнулся одними губами. Кивнул я ему в ответ, и двинул вслед за эльвийкой.

Представление устроили в доме князя Голицина — по личной просьбе британского посла, лорда как-его-там Гамильтона. Домик-то у посла такой себе, маловат слегка. А у князя Голицина — в самый раз.