Бабка сбежать хотела, я её перехватил. Спрашиваю:

— Кто вам эту одежду продал? — показываю на рубаху Ворсовского. — Что взамен надел, куда отсюда пошёл?

Бабка головой затрясла. Типа, ничего не знаю, ничего не помню. Мужичок тоже.

Амбал сказал сладким голосом:

— Не гневайся, отец родной, ушёл супостат, давно ушёл. А куда пошёл, того не сказывал. Тужурку взял, серую, картузишко с лаковым козырьком. Ассигнацией доплатил, вот…

Вышибала показал бумажку.

— Да ещё револьвер попросил, и патроны к нему, — добавил вышибала. А сам лыбится, как мальчонка при виде конфетки.

— И вы ему дали? — ничего себе. Это я удачно зашёл. Интересно, где беглый арестант взял ассигнацию? Это ж немалые деньги…

— Дали, батюшка, как не дать… За такую-то деньгу.

— Ты что несёшь, убогий! — гавкнула на него бабка. — Что ты брешешь! Не слушайте его, сударь! Мы люди бедные, старьё берём, старьё продаём, нет у нас ничего…

— Молчи, старая, — отрубил вышибала. — Как брехать отцу-то родному, благодетелю?

Гоблинка жалобно пискнула. Я подхватил Жучку на руки и метнулся из кабака на улицу.

Едва успел выбежать, девчонка обратно в собачонку превратилась.

Покрутилась возле крыльца, подняла морду, понюхала воздух. Фыркнула и поскакала по улице. Я — за ней. Сам думаю — Ворсовский внешность сменил, прикупил револьвер. Не скрываться он будет, не на дно ляжет. Задумал он что-то.

Идём, а дома вокруг всё лучше становятся, выше, богаче. Вот мы и приличном районе. И места знакомые…

Где-то здесь гостиница, где мою девчонку, танцовщицу, зарезали. Точно, вот она. Что-то народу много вокруг… И почему-то чёрный дым над толпой.

Ух ты! Пожар. Протолкался я поближе, смотрю — знакомая гостиница горит. Из окон пламя, дым клубами. Где-то колокол на пожарной каланче надрывается. Да как ярко пылает…

Не может каменный дом так быстро гореть. Там ведь на каждом этаже обереги в стены вделаны. Кругом горничные, коридорные… всякая обслуга. Приличное заведение, всё по уму. Наверняка кто-то магию применил — для поджога.

Стал я ближе пробираться, Жучку на руки взял, чтобы не затоптали. Эх, не успел, не успел я сюда добраться. Потрясти местного администратора, коридорных, проституток… Всех, кто порошком торгует, кто амулеты из-под полы продаёт.

Был канал для торговли дурью, и вот теперь нету. Сгорел вместе с гостиницей. Я ведь бумажки из архива читал, про канал для торговли. «Звериный лаз» называется. И администратор у стойки мне тогда с перепугу признался. Афедиэль подтвердил, сказал, пароль у них — Барсук. Всё сходится.

Эх, если бы я сюда пораньше прибежал… Поздно.

Жучка вдруг завертелась у меня на руках. Пискнула, цапнула зубками за ухо.

— Что?

Собачонка указала мордой. Я посмотрел.

Вижу, лицо знакомое. Ворсовский. Если бы собачка не показала, не узнал бы его. Тужурка на нём серая, рабочая, таких кругом сотни. Картуз с лаковым козырьком, надвинут на лоб. Лицо почему-то смуглое, рябое. Намазался чем-то? Ну так и я сажей нарочно испачкался…

Что он здесь делает, возле гостиницы? Совпадение? Не думаю.

Я тоже котелок на уши надвинул, очки поправил, да ещё ссутулился маленько.Чтобы он меня не узнал. Тут клаксон загудел, громко так, народ стал по сторонам разбегаться. Гремя копытами, к гостинице вылетела упряжка вороных. Пожарные приехали. Бравые парни в блестящих касках, с баграми в руках.

Я потерял Ворсовского из виду. Метнулся через толпу, туда-сюда. Блин, где он?!

Магическая печать на спине вдруг похолодела. Звуки колокола, крики людей — всё стало как-то тише. Даже огонь из окон показался не таким ярким. Зато я увидел три огонька в толпе. На фоне тусклого неба, серой толпы, неяркого пожара они светились как фонарики в руках. Маленькие, карманные.

Да это же заговорённые камни, амулеты! Я пригляделся — точно. Три человека, все неприметные, взглянешь, и отвернёшься. У каждого на теле амулет. А если ещё приглядеться… Я закрыл глаза. Так лучше. Меня толкали, вокруг шумела толпа. Зато стало ясно, как день — это амулеты поиска. Ещё трое ищут кого-то. Я даже догадываюсь, кого.

Наверное, полиция в штатском. Агенты, филёры. Как хочешь назови, всем нужен беглый арестант. А чего удивляться — я ведь укатил из крепости на другой карете. Не так, как мы с Сурковым договаривались. Вот они все теперь на ушах и стоят.

Жучка у меня на руках дёрнулась, показала носом. Ага, вижу. Вот он, Ворсовский. Пробирается в толпе.

Беглый арестант потихоньку проталкивался к перекрёстку.Там можно скользнуть между домами и потихоньку уйти. Нет, не успеет. Я увидел, что огоньки амулетов с разных сторон площади тянутся за ним. Впереди, возле перекрёстка, загорелась ещё пара огоньков. Поисковые амулеты.

Я понял — ему не уйти. Не один, так другой агент сядет на хвост, проследят, передадут по цепочке. Так ловко, ни один опытный подпольщик не догадается, что его ведут.

А мне это надо? Нет. Это моя операция.

Я стал пробираться вслед за полицейскими агентами. Прижал Жучку покрепче, и вперёд. Скорее, ещё немного…

Вот впереди замаячила спина агента. Огонёк амулета тихонько светился у него в кармане, туда сунута рука. Видно, работает по схеме горячо-холодно. Я зажмурился, представил, что огонёк — это свеча. Дунь — погаснет. Я дунул, огонёк в кармане агента погас.

Агент пробежал ещё немного, остановился, завертел головой. Ага, один есть!

Так я погасил ещё два амулета. Агенты затоптались на месте, потеряли след. Но зато впереди, куда пробирается Ворсовский, его ждёт ещё парочка. Жаль, мне до них не достать. Слишком далеко. Как будто тянешься рукой, кончиками пальцев чиркаешь по краешку, а схватить не можешь. Неприятно.

Я выбрался из толпы, свистнул. Подкатила пролётка. Их тут полно сейчас— народу сбежалось много, знай, лови клиентов.

— Куда изволите, барин?

Я порылся в кармане сюртука, достал золотой полуимпериал. Показал извозчику:

— Куда скажу.

Ворсовский уже пробирался по краю толпы, прямиком в лапы агентов.Вот он вышел на мостовую, поправил картуз, зашагал по улице. Огоньки поисковых талисманов двинулись к нему, беря в клещи.

Свистнул кнут, над толпой пронеслось лихое: «Эге-гей, посторонись!»

Лёгкая, дорогая коляска для состоятельных клиентов промчалась по краю, чуть не зашибив случайных зевак. Я свесился с сиденья, крикнул:

— Прыгай! — и рывком дёрнул Ворсовского к себе. Тот машинально подпрыгнул, ввалился в коляску, плюхнулся рядом со мной. Я крикнул:

— Гони!

— Хей, улю-лю-лю! — по-разбойничьи завопил извозчик. — Ходу, милая! Ходу!

Мы понеслись прочь от горящей гостиницы. Позади остались растерянные агенты.

— Куда теперь?

— Вниз.

Я посмотрел вверх. На сверкающий шпиль Храма Всех Богов.

Храм стоял посреди маленькой круглой площади. В моём мире она называется Преображенской. Над площадью гулял свежий, сырой ветер с Невы. Совсем рядом, рукой подать, белели пилястры лютеранской кирхи. Знакомой, из моего мира, кирхи.

А вот здесь — совсем не то, что я помню по прошлой жизни. Этот храм весь белый, и у него нет пяти куполов. Вместо них гранёные, острые башенки. Центральная украшена сверкающим шпилем.

В этом храме могут молиться все — люди, эльвы, гоблины, орки. Но люди сюда ходят редко.

— Не стой столбом, — буркнул Ворсовский.

Он склонил голову перед статуей у входа, сделал почтительный жест, как все здесь. Потом повернул влево, зашагал по ступенькам вниз, к подземной усыпальнице.

Я поспешил за ним. Входов в усыпальницу было два — справа и слева от центральных дверей.

***

До храма Всех Богов нам пришлось тащиться на своих двоих. Как нищебродам. Зато свой золотой полуимпериал лихач-извозчик отработал честно. Катал нас по всему городу до посинения. По дороге, возле кладбища, высадили мелкую гоблинку. Потом долго ещё катили, пока я не сказал — стой.