Эльвийка с незнакомым эльвом разжали руки, выдохнули. Эльвийка взяла с тела усохшего покойника камень. Говорит:
— Ну что же, это удача. Пойдёмте, брат. Надо проверить низших.
Эльв поморщился, отвечает:
— Проверять низших — всё равно что копаться в дерьме. Неужели тебе это нравится, сестра?
— Это мой долг, — Эннариэль завернула камень в платок, положила в сумку. — Идёмте. Вам трудно быть вне дома, брат.
— Да, — эльв морщится, то ли брезгует, то ли злится. — К счастью, кусочек моей земли со мной.
И руку на грудь положил. Там у него какой-то медальон болтается, вроде круглых часов с крышкой.
— А где ваш ассистент, брат? — спрашивает Эннариэль. — Он мог бы нести больше.
— Пришлось оставить в посольстве, — эльв кривит губы. — Наш дорогой лорд Гамильтон очень щепетилен в этом вопросе. Да и низших тварей нельзя оставлять без присмотра.
Эннариэль кивнула.
— Постойте, — говорит эльв. Повернулся, показал на нас троих. — Вы оставите их так?
Эльвийка взглянула на меня, на полуэльва с орком. Надзиратели стоят, как пришибленные, глаза пучат. Видно, от магии обалдели.
— Они ничего не вспомнят.
— Даже этот? — эльв показал на меня.
Эннариэль подошла ко мне, посмотрела в глаза. Я прикинулся манекеном. Глаза выпучил, типа — совсем дурак. Ничего не вижу, ничего не слышу.
Эльвийка ткнула меня пальцем в лоб, прямо между глаз. Больно так. Сказала:
— Даже этот. Они ничего не будут помнить. Пойдёмте, брат.
Эльвы развернулись и вышли из покойницкой. А мы с надзирателями остались стоять возле ящика с высохшим трупом.
Глава 27
Ушли эльвы, труп на столе оставили.
Я на тело посмотрел — стрёмное зрелище. Был крепкий мужик, а стал высохший, чёрный. Как будто в склепе сто лет пролежал. Что за магия такая?
Надзиратели — полукровка эльв и орк — стоят, моргают, не понимают ничего. Шатаются, как пьяные, так их магией приложило.
Оставил я их так стоять, выбрался я из покойницкой, и скорей наверх, глотнуть свежего воздуха. А там эльвы уже в карету садятся. Наш подполковник их провожает, со всем уважением.
Чёрные лошади тронулись с места, покатили карету в сторону Алексеевского равелина. Здесь недалеко, но знатные эльвы пешком не ходят.
Я говорю:
— Куда это они?
Унтер, что рядом стоял, ответил:
— Дык там инородов толпу нагнали, ваше благородие. Как сельди в бочке, ей-ей. Туда, сталбыть, и поехали…
Ага, вот что это значит — поверять низших. Как в грязи копаться. Гобы и орки для них низшие твари. Ну и тварь это незнакомый эльв…
А карета отъехала немного, остановилась. Из окошка эльвийка высунулась, что-то сказала жандарму.
Тот соскочил с облучка и к нам подбежал. Козырнул мне, говорит:
— Господин капитан, пожалуйте в карету. Вас требуют.
— Зачем это? — спрашиваю. Что-то стрёмно к ним садиться.
— Не могу знать, ваше благородие.
— Ступайте, капитан, — подполковник подошёл, руки за спину заложил, мрачно на карету смотрит. Не нравятся ему эльвы, а что сделаешь? С высочайшего дозволения расследование ведут. — Ваш архив подождёт.
Ладно, залез я к ним в карету. Уселся на сиденье напротив, руки на коленках сложил. Лицо сделал деревянное. Это легко оказалось — когда мне Эннариэль пальцем в лоб тыкнула, мышцы на лице онемели. Как у зубного от заморозки.
Прокатились мы до равелина. Там и правда кучу полукровок, гоблинов и орков в камеры загнали.
Эльвы сразу потребовали себе отдельное помещение. Эннариэль опять вытащила кусок мела, начертила на полу здоровый такой треугольник. Эльвы встали по его углам, на третий угол, самый острый, поставили меня. Положили мне в ладонь круглый камень. И стали вызывать инородов по одному.
Сначала эльвийских полукровок потащили.
Заводят такого, ставят в центр треугольника. Как на рентгене, всех по очереди просвечивают.
Стоит такой ушастик в треугольнике, от страха весь серый, трясётся. Эльвы на него смотрят, руками поводят. Только два вопроса задают:
— Применял магию? Для чего?
Да ещё регистрацию городскую заодно проверяют. Если есть, в одну сторону. Нет — в другую. А если уж магию применял, да ещё без регистрации живёт — тогда всё. Конец ушастику.
Я сам видел.
Завели такого, поставили в центр треугольника, вопрос задали. Ушастик бормочет, сам корчится весь:
— Не-ет… Не-е… Да! Делал амулеты… Для себя, для семьи… А-а-а, для продажи! Деньги нужны, с голоду пухнем, детишки болеют, помилуйте!.. В весёлые дома продавал, в бордели, девкам гулящим, от дурных болезней, и чтоб не понесли от клиента… Нет, больше ничего! Никому, только девкам гулящим!..
Вот тут я и увидел, как эльвы с низшими тварями обращаются. Послушали, послушали, что он орёт, кивнули друг дружке. Уставились на бедолагу с двух сторон, ткнули в него ладонями, сказали что-то. Бедолага криком подавился, стал сохнуть, как наш покойничек в ящике только что.
Засох инород, скукожился, и — пых! Рассыпался кучкой пыли. Прямо посреди треугольника. А мне велели взять метлу и вымести пыль за черту — в угол.
Камень у меня в руке по ходу дела раскалился, горячий стал, аж держать невозможно. Забрали эльвы камень, сунули в кошель. Мне дали новый.
И такие — следующий! Блин…
Я понял — это они ищут инородов, кто мог амулеты народовольцам слепить. Без амулета ведь к государю не подберёшься. Там же ещё дар царский действует. Если убийца поближе подойдёт, ему уже и не захочется государю зло причинять всякое. Так что без магии в этом деле не обойтись.
Вдруг смотрю — знакомое лицо. В треугольнике полуэльф Федька стоит, или как там его, Афедиэль. Тот, что в гостинице работал, за оберегами смотрел. И его загребли, значит.
Поглядел Федька на пыль у стены, что от предыдущих инородов осталась, упал на коленки, давай кричать:
— Господа, ваше сияние, всё скажу, только не убивайте!
Сам плачет, ушами трясёт.
Говорит:
— Ради всего святого, не своей волей… Обереги покупал, в стены ставил. Всё по лицензии, с разрешения властей…
— Короче! — рявкнула эльвийка. Видно, ей уже надоело со всякой дрянью возиться.
Федька зачастил:
— В номерах гости пыльцу потребляют… Гулящим девкам толкают, оберегами торгуют по сходной цене. Давеча новые поставил, гости подрались, обереги в хлам. Пришлось новые купить, из-под полы. Поставщик ходит, порошок продаёт. У них связь через Евсеича, пароль — «Барсук». Проститутки пыльцу нюхают, «золотой цветок» в чай добавляют, в кофий… Для клиентов, чтоб любили, деньги платили, да побольше…
Эльвы переглянулись. Лица суровые стали, страшно смотреть.
— Какой такой «золотой цветок»? — спрашивает эльв.
Федька плачет:
— Так порошок называется, блестючий он, золотом отливает, как ни глянь. Его с магией делают, с кровью, с жертвами… Мне знакомый гоб сказал, покойник… От этого цветка спасенья нет, если раз попробовал, всё… Любые деньги отдают, только чтоб ещё получить…
— Имя торговца, где живёт? — эльвийка спрашивает.
— Не знаю, не знаю… Управляющий с ними в доле, он должен знать… Михеич со сменщиком тоже… спросите их! Они знают!
Эльвы опять переглянулись. Эннариэль приказала:
— Этого — в карцер!
Федьку из треугольника вытащили, уволокли в карцер. После него ещё два десятка разных инородов допросили, полуэльвов и гобов. Даже парочка орков попалась. Толку с них немного оказалось. Всё по мелочам, торговлишка амулетами от сглаза, для памяти, от болезней всяких, на богатство. По ходу дела ещё несколько ушастых без регистрации, что амулетами баловались, в пыль развеяли.
А я ещё несколько камней эльфам в кошелёк насыпал. Пока допрос шёл, я понял, что это за камни такие. Увидел, как как через них, через рисунок, то есть схему магическую, через инородов этих несчастных, нити проходят. Магические. То потоком идут, то малыми струйками.
Так вот, пока через меня струйки магии проходили, я понял. Понял, что такое эти камни.
