- Это на каком языке?

- На мунганском. Трис говорил и проповедовал на мунганском, хоть и жил в Меданской империи. Меданский он, конечно, тоже знал, но большинство его учеников, ставших потом святыми отцами, были мунганцами. Иларскую веру не зря называют изначальной. Почти все Писания о жизни и речах Триса были сделаны мунганцами и на мунганском. Лишь потом, со временем, они были переведены на меданский и другие языки мира. Но при переводе, как ты понимаешь, неизбежно некоторое искажение смысла.

- Однако иногда я слышал, что священники говорили ещё и о внешнем Звере, - продолжил допытываться Жан.

- Tur manos heminis — важно изрёк Низам. - Зверь человеческого многолюдства. Так Трис именовал толпу и любую другую большую общность людей. У любого человеческого многолюдства есть общая душа. И она не разумна. Общая душа человеческого многолюдства это душа Зверя. Она не понимает слов. Не понимает логики. Не подчиняется разуму. Зверь человеческого многолюдства понимает лишь простые знаки, понятные даже животным, он повинуется лишь простым, звериным страстям.

- Я не вполне понимаю о чём ты. Приведи пример, - попросил Жан.

- Толпа зрителей на ристалище, жаждущая крови и смерти одного из бойцов — вот пример внешнего Зверя. Воины, распалённые общим гневом и бегущие в бой. Разумный человек осторожен. Он не побежит сражаться туда, где риск умереть огромен, а выигрыш невелик. Но внешний Зверь, поддавшись гневу, может погнать своих людей на убой. А через минуту тот же Зверь, поддавшись страху, обратит своё войско в бегство по какой нибудь смехотворной причине, хотя бежать в момент, когда уже сцепился с врагом в рукопашном бою, это верная смерть… Зверь многолюдства, внешний Зверь, так же неразумен, как и внутренний Зверь. Но внешний Зверь сильней во сто крат. Он силён, как сильна толпа… И главное - любой Зверь, внутренний он или внешний, служит Куббату — духу противоречия и лжи, духу, издревле нарушающему гармонию мира, духу миражей и обманов, затмевающих разум. Любой Зверь так или иначе служит Куббату — врагу рода человеческого… Ясно ли я ответил на твой вопрос, господин?

- Да, вполне, - кивнул Жан.

- Не вполне, - заявил Гильбер. Он, оказывается, уже какое-то время ехал рядом с ними и слушал разглагольствования Низама. - Этот лукавый иларец кое о чём умолчал. Внешний Зверь это не только толпа. Это любое многолюдство, в котором человек может потерять себя, утратить свой разум поддавшись общим порывам. Любая толпа это Зверь. Но не только. Зверь это любое крупное войско. Зверь это любая империя. Зверь это любая церковь. Зверь многолюдства силён везде, где собирается и действует вместе много людей.

- Несусветная ересь! - всплеснул руками Низам. - Церковь не может быть Зверем! И освящённая истинной верой империя — тоже.

- Человек может, толпа может, а церковь не может? - усмехнулся Ги.

- Что же, ваша, риканская церковь — тоже Зверь? - язвительно прищурился Низам.

- Да.

- Стало быть ты, посещая свою церковь, поклоняешься Зверю? - «уел» его мунганец.

- Я поклоняюсь совершенному человеку Трису-чудотворцу и Элю-творцу. А Зверь… Я знаю, что он там есть, как и везде, и я не поклоняюсь ему. Я вижу его и стараюсь не попасть под его власть. Я поклоняюсь Человеку и Богу, но вовсе не Зверю. Если можно и нужно бороться со внутренним Зверем в своей душе, значит можно и нужно бороться и со Зверем многолюдства… Это не мои слова. Так говорил святой Торпелий.

- Глупость! Нелепость! У церкви нет Звериных страстей! И многолюдство в церкви лишь мнимое. Да, на молебны мы собираемся вместе, но каждый из нас один, сам предстоит перед Трисом и Элем, лично держит ответ за все свои мысли и прегрешения…

- Господин, уже полдень, - перебил его Гильбер, обращаясь к Жану. - Лошади устали, а Рикард и Тьер совсем замучились. Не пора ли нам сделать привал, а заодно и пообедать? Вон там, на лесной опушке было бы удобно…

Жан остановил свою Рыжеухую, привстал на стременах и закричал, размахивая руками:

- Стоп! Привал! Остановка вон там, на опушке!

Ги, развернув коня, помчался вдоль каравана, на ходу отдавая приказы.

«Очень интересно! Получается, что религия риканцев это религия убеждённых анархистов! Как там было у наших земных панков и хипарей - «борьба с Системой»? А Ги, выходит, тоже, в своём роде, философ. Хотя его-то, кажется, в академии никто не учил».

Соскочив с коня, Жан поспешил снять с одной из вьючных лошадей свой складной стул. Разложив стул он устроился в тени деревьев и с наслаждением вытянул ноги. - Всё таки, несмотря на почти полгода практики, долгая езда верхом до сих пор изрядно его утомляла.

Слуги под управлением Гильбера уже обустраивали место для стоянки. Кто-то был отправлен за хворостом в лес, кто-то разжигал костёр.

Рикард сполз со своей лошади и со стоном растянулся на травке:

- Лучше бы я всю эту дорогу пешком прошёл.

Тьер спрыгнул с седла и уселся на траву рядом с товарищем.

- Серьёзно? - усмехнулся Ги, глянув на лежащего алхимика. - Тогда ты стёр бы себе все ноги.

- А так я стёр себе всё между ног, - поморщился алхимик. - Да и ноги тоже болят. И спина. А стремена так врезаются в ступни что сил уже нет терпеть.

Ги посмотрел на обувь Рикарда и покачал головой:

- Да-а. Об этом я не подумал. У тебя не походные ботинки, а какие-то домашние тапочки из мягкой кожи. И кожи-то на подошве всего один слой… Знаешь что — найди какую-нибудь мягкую тряпку и аккуратно обмотай ей стремена чтобы они тебе на ступни меньше давили. И ещё — я дам тебе кусок твёрдой и толстой кожи. Вырежи из неё для себя стельки. Сможешь?

- Чем вырезать? У меня и ножа-то нет, - развёл Рикард руками.

- У меня есть ножик! - поднял руку Тьер. - И мне тоже надо тряпки на стремена. И толстые стельки в обувь. И какая-то доска нужна, ровная, вроде столешницы. Иначе на чём кожу вырезать?

- Хорошо. Снимайте с лошади во-он тот круглый щит, и на его внутренней стороне… только на внутренней, чтоб герба не попортить!.. На ней можете вырезать себе стельки. Кожу и тряпки я принесу.

Лаэр и Хельд час назад, когда проезжали мимо, наполнили пустые бурдюки в ручье, протекавшем возле дороги. Теперь они притащили эти бурдюки к костру. Один бурдюк принялись разливать по котелкам. - В новый бронзовый пятилитровый котёл, в старый железный двухлитровый котёл Жана, в походный котелок братьев риканцев. Щельга, увидев, что они разливают воду, тоже подставил свой небольшой медный, изнутри луженый оловом котелок.

- Воду сперва кипятить! - напомнил Жан. - Только потом пить.

- Да ясно, ясно, - пробурчал Хельд.

- Так она же будет тёплая, противная на вкус, - возразил только что подошедший с охапкой хвороста Вальдо.

- Сырую воду пить опасно. Особенно в дороге. Сырую можно пить только если набрал её в чистом, проверенном месте, где уже много раз набирал, пил, и ничего с тобой после этого не было, - назидательно произнёс Ги.

- А меня отец учил отличать воду на запах, - Подошедший Хеймо вывалил рядом с костром свою охапку хвороста. - Если дурного запаха нет, то воду пить можно. А если есть плохой запах, то не то что пить воду, даже лагерь рядом с ней лучше не ставить, чтобы никакой лихорадки не подхватить.

- Верно, - закивал Вальдо, поддерживая старшего брата.

- Как же вы в Эймсе с такими взглядами не умерли от жажды? - усмехнулся Жан. - Там вся вода пахнет болотом и какой-то тухлятиной.

- А с чего ты взял, господин, что в Эймсе мы пили воду? - осклабился Хеймо.

- Сейчас-то у вас ни вина, ни пива с собой нет? - уточнил Ги, проходя мимо. Он бросил на ноги всё ещё лежавшему на спине Рикарду кусок дублёной кожи и ворох старых тряпок.

- Сейчас нет. Раз мы уже наняты на работу, то надеемся исключительно на хозяйские запасы.

- На вино и пиво мне выданных денег не хватило, - поробурчал Ги. - Всё сэкономленное на продуктах Лаэр вбухал в этот большой котёл, и в тридцать локтей пеньковой верёвки, будь она неладна.