Стемнело, а он всё стоял на коленях, прижимаясь к бочке мокрой от слёз щекой. Он, кажется, даже заснул. Или просто отключился от усталости? Пришел в себя он, услышав конский топот и лошадиное ржание снаружи, во дворе графского дома. «Что случилось? Кто-то приехал? А вдруг это она?» - С трудом, на ощупь, протиснувшись наружу, он замер в широком проходе между бочками и глиняными винными корчагами. Прислушался. - Кто-то торопливо спускался в подвал. Споткнулся. Чуть не упал. Устало выругался:

- Куббатовы козни! Совсем темно. И куда я, дура, попёрлась? Солнце ведь дано уже се…

Это был самый сладкий поцелуй в его жизни. Она испуганно встрепенулась, но уже через миг узнала его и… Как это было прекрасно — снова держать Лин в своих руках, обнимать её, целовать, вдыхать аромат её пропылённых и пропахших дымом волос, облизывать дорожную пыль и солёный пот с её виска, шеи…

Снова заржали лошади. Жан открыл глаза. Рассветное солнце светило прямо в лицо, заглядывая в откинутый полог шатра. Слуги уже суетились, упаковывая вещи.

«Неужели скоро я снова её увижу? Наконец-то мы едем домой!»

Караван растянулся по дороге длинной гирляндой. Основу его составляли привязанные одна за другой вьючные лошади. Хельд, ехавший впереди верхом, вёл в поводу шесть вьючных лошадок Жана, тащивших шатры, палатки, колья, еду, щиты, доспехи и тяжёлый бронзовый котёл литров на пять, купленный Лаэром в последний день, «всего» за сорок со хозяйских денег. Следом ехал Лаэр — к нему, словно вьючные, были привязаны самые спокойные верховые лошадки, на которых ехали Рикард и Тьер. Видно было, что верховая езда даётся им с трудом. Особенно Рикарду. Ги постоянно подъезжал, что-то им подсказывая, покрикивая, чтобы они ровно держали спину.

Следом ехали две вьючных лошади с имуществом Шельги. Их тянул за собой едущий верхом пятнадцатилетний мальчишка - Керик — подмастерье кедонского ювелира. Сам Шельга, на довольно резвой лошадке, то ехал рядом с ним, то немного отставал, или, наоборот, выезжал вперёд.

Замыкали караван два всадника - братья-наёмники — Хеймо и Вальдо. Впрочем, сейчас, глядя на них, трудно было сказать, что это солдаты. Ни кольчуг, ни шлемов, полученных в пользование от Жана, они на себя не надели, как, впрочем, и другие путники. Все доспехи и шлемы были в тюках. Если бы не навьюченные на Жановых лошадок копья и щиты, караван вообще можно было бы принять за безобидных торговцев.

Впереди всех ехал Жан на своей, трусившей иноходью, бурой, рыжеухой лошадке. «Спасибо Лин, что, приехав из Анлера, ты нашла мне на конской ярмарке, Рыжеухую. Добыть в Тагоре лиирского иноходца — большая удача. Тем более, такую спокойную, послушную кобылку. Прежде я и подумать не мог, что ездить на иноходце для неопытного всадника настолько легче, чем на обычном коне. А мне ведь, когда я закрутил свой винный бизнес, пришлось регулярно мотаться по Тагору и окрестностям. Успевать везде пешком с какого-то момента стало просто невозможно. Но, без должного навыка верховой езды я бы на обычной лошади просто покалечился. Даже на Рыжеухой в первый месяц уставал так, словно не она меня, а я её возил».

Гильбер, на своей шустрой пегой лошади, ехал то позади каравана, вместе со своими приятелями наёмниками, то проезжал вдоль каравана, глядя — всё ли в порядке, то ехал впереди, рядом с Жаном.

- Старший слуга, - тихонько ворчал про него Хельд. - Кто бы мог подумать? Почему именно Ги, а не Лаэр и не я?

«Тебя, простодушного болвана, старшим назначать? Или вечно виляющего и хитрящего Лаэра? Интересно, кто-то из вас смог бы принудить к подчинению этих риканских братцев-наёмников? Или, может, кто-то из вас заставил бы Рикарда и строптивого Низама мыть котлы наравне со всеми? Кто лучше всех знает дорогу и держит в уме все нюансы походной жизни? Старина Гильбер и прежде был мне куда полезней, чем вы двое, а уж теперь, когда этот табор разросся, Ги стал просто незаменим».

Ещё одним всадником, то и дело мотавшимся туда-сюда вдоль мерно шагающего каравана, был Низам. Оседлав самую резвую из купленных при его посредничестве верховых лошадок, он теперь показывал себя ловким, опытным всадником. Однако, своими метаниями он, кажется, здорово раздражал Гильбера.

- Слушай, Низам! Хватит уже метаться туда-сюда. Езжай рядом со мной. Расскажи мне о чём-нибудь интересном.

- О чём же мой господин желает услышать? - немедленно догнавший Жана путешественник расплылся в радостной улыбке.

- Ты говорил, что родом из Хардуфа. Но учился ты, при этом, в Талосе. Расскажи, почему так получилось?

- Я был третьим сыном в семье, - Низам нахмурился. - Ты понимаешь, что это значит для хардцуфца, пусть даже и из богатого рода?.. Конечно, не понимаешь. Старший сын наследует всю землю и родительский дом. Второй сын наследует все деньги, товары, корабли, другое движимое имущество и ведёт семейную торговлю. Так в Хардуфе издавна повелось, чтобы не дробились родовые земли и капиталы. Из-за этого среди Хардуфцев немало богатых, известных на весь Мунган семей. А все остальные сыновья не получают ничего. Могут рассчитывать только на то, что родители их чему-то научат и будут во взрослой жизни поддерживать, не давая умереть с голоду. Младшие сыновья часто вынуждены работать на старших, либо уходить в наёмники, или, если язык подвешен и голова хорошо работает — идти по пути учёного, священника. Родовую землю или родовые торговые капиталы третий сын может унаследовать только если кто-то из его старших братьев умрёт раньше, чем отец. Так что богатое наследство мне не светило. Однако, отец был столь шедр, что согласился оплатить моё обучение в Рателе. В восемнадцать лет я уже умел писать, считать, и знал кроме родного языка меданский и хали, так что вполне годился для поступления в Ратель на платной основе. Отец отправил меня на своём торговом судне в Ардилию — главный порт Талоса, расположенный у самого полноводного, западного рукава дельты Каа. Там я и мой слуга пересели на верблюдов и через неделю прибыли в Ратель - древнюю столицу Талоса. Вступительный экзамен мне выдержать было несложно, тем более, что я привёз прекрасные рекомендации от моего хардуфского учителя и двести скилей золота — оплату за первые два года моего обучения в академии.

- Скилей? Что это за деньги?

- Не совсем деньги. Это небольшие золотые слитки, которые в ходу в Талосе, Мунгане и на юге. Талосский скиль весит как три эберских либра.

- Неслабая выходит цена за два года обучения, - присвистнул Жан.

- Ратель — лучшая академия в мире, - важно надул щёки Низам.

- А какие ещё академии есть?

- Есть Иларская. Но она, в основном, для тех, кто стремится к карьере священнослужителя. Ардилийская — для механиков, архитекторов, кораблестроителей. Есть ещё Тицинская академия. Был я там. Это слёзы… Есть Меданская и Торпельская — но они, как и Иларская - для священников и законников. Есть ещё Динайская морская школа. Это что-то вроде Ардилийской академии, но с уклоном в судостроительство и навигацию. В Динайскую меня бы точно не взяли…

- Почему?

- Динайцы главные враги Хардуфа.

- Вот как? - удивился Жан. - А откуда такая вражда?

- Не знаю, - пожал плечами Низам. - Они всегда завидовали нашей древности, нашему богатству и высокой культуре. Динай это молодой город. Ему и шестисот лет ещё нет. Но они всегда и во всём старались обойти Хардуф.

- А чему тебя учили в Рателе?

- Да всему, - Низам ностальгически вздохнул. - Талосским языкам и письму всех пяти царств. Географии, риторике, богословию, древним мифам, основам химистики, астрономии, медицины.

- Медицины? А ты не пробовал как-то зарабатывать на всех этих знаниях?

- Лечить тут, на севере, по Талосским медицинским трактатам? - Низам скривился. - Да меня бы в Гетельде за это убили, как колдуна, или прогнали бы, как шарлатана. Здешние святоши и местных то аптекарей… - он только махнул рукой от безысходности. - Талосская медицина совсем другая, чем меданская. Даже лечебные отвары из трав в Талосе совсем не такие, как тут. На юге другая природа. Другие растения и плоды. И пряности из Зинбара, Лаадана и Цукрата у нас дешевле раз в десять, а может и в двадцать. Половину лечебных снадобий, рецепты которых я знаю, в Гетельде просто не из чего приготовить. А другая половина — они будут такими дорогими, что не найдётся желающих их купить. Да и теоретические знания отличаются сильно. В Талосе лечат прижиганиями, мазями, иногда сменой рациона. А здешние лекари это просто химисты-недоучки, которые зачем-то взялись за излечение людей. Да и химисты вашей, северной, то есть тицинской школы столь безграмотны и догматичны, что как-то их просвещать бесполезно. Из основных трактатов они знают только Атуровскую «Гисмерию», да и ту понимают превратно… Нет, талосской науке тут, на севере, совершенно не место. Вот рассказывая о том, какие в какой стране есть товары, дороги, законы и обычаи, я иногда мог хорошо заработать. Ну и на своём знании теологии я хорошо зарабатывал, пока не нарвался на епископа Гермольда.